Юрий Бондарев: «Жизнь строится на твердых «да» и «нет»
15 марта исполнилось 90 лет Юрию Бондареву. Накануне юбилея писатель поделился с «Культурой» размышлениями о Родине и творчестве.
культура: Что думаете о последних событиях на Украине?
Бондарев: Все происходящее очень серьезно и чрезвычайно волнует меня. Украина — неотъемлемая часть России. Этот исторический факт раздражал недругов на протяжении столетий, и сегодня экспансия на Восток вновь переходит в открытую фазу. Несмотря на уверения западных сил о желательном мирном разрешении конфликта, ситуация усугубляется. Появляются жертвы, за которые никто не спешит оправдаться, — значит, эскалация насилия неизбежна.
Ничего нового и непрозрачного в истории нет — подлинные желания проявляются в поступках, действиях, их невозможно прикрыть вежливыми улыбками, которые освоили иные политики.
культура: Какова, по-Вашему, перспектива развития конфликта?
Бондарев: Не могу быть пророком, но скажу так: Янукович самоустранился — не велика потеря. Должно быть, он и Библию не читал, а она обязывает правителей не прикидываться миротворцами, принимать самые решительные меры против зла. Отказ от насилия не имеет ничего общего с христианскими добродетелями: человек имеет право на непротивление злу, но геополитические вопросы рано или поздно решаются оружием. Сейчас идет проверка моральной твердости и дееспособности нашей страны — России важно занять четкую нравственно-политическую позицию и проводить ее в жизнь без мягкотелости и уступок. Нужно научиться обходиться без глаголов будущего времени: переговорим, встретимся, объяснимся... Безответственный либерализм приводит не к победам, а к краху. Жизнь строится на твердых «да» и «нет».
культура: Вы, фронтовик, наверняка знаете точно: что самое страшное на войне?
Бондарев: Первая бомбардировка. Пережив ее на передовой, обрел полное спокойствие — так же, как и мои товарищи, призванные почти сплошь из деревень. Кстати, неграмотных среди нас почти не было — в 30-е годы СССР накрыла эпидемия культуры. Повсюду заработали кружки, дома пионеров. Все что-то впитывали, читали Пушкина, Лермонтова, Толстого. Сформировалось, скажу без хвастовства, очень способное поколение, многие могли бы писать. Почти все погибли на войне — выжило три процента мужчин 1924 года рождения. И вот что удивительно — ни одного ненадежного товарища среди сослуживцев я не встретил. Потерял братьев, моя любовь осталась с ними.
культура: На чем держится мир?
Бондарев: На культуре, образовании, интеллекте.
культура: Как Вы стали писателем?
Бондарев: Задумываться о литературной профессии начал еще в школе. На войне относился к событиям, встречам, разговорам с «задней мыслью» — вдруг пригодится? Что-то мерцало в сознании... Первые рассказы стал сочинять, вернувшись с фронта. Поступая в Литинститут, показал секретарю приемной комиссии несколько стихов. Очень умная девица попалась: прочитала, сложила листочки пополам, порвала и бросила в корзину. Сказала: «Юра, забудьте про это!» К счастью, на рассказы обратил внимание Паустовский, зачислил на свой семинар — без экзаменов. Константин Георгиевич занимал в нашей литературе уникальное место. Выделялся стилистикой, выбором героев, внимательной мягкостью к человеку. Во всех жанрах — и романах, и статьях — проявлял себя интеллектуалом высшей пробы. Паустовский всю жизнь помогал мне советами.
культура: Какую Вашу вещь он ценил больше всего?
Бондарев: Один из первых рассказов — «Поздним вечером».
культура: Кого выделяете из писателей-сверстников?
Бондарев: Виктора Некрасова. «В окопах Сталинграда» сразу приняли и полюбили за правдивую доверительную интонацию. Это фронтовая книга книг — как для Европы на «На Западном фронте без перемен». Мы дружили, не раз общались за рюмкой кофе.
культура: Что для Вас значит слово «литература»?
Бондарев: Это наука, исследующая человека и мир. Работа над словом, поиски сюжета, конфликтов — суть познание, а не художественное упражнение. Автор познает и воспитывает себя, а затем — читателей. Литературы не существовало бы без памяти и воображения — память хранит историю, воображение дарит фактам художественную ипостась. Сравнивать писательский труд с фотографированием — преступление. Даже талантливый очеркист, не описывающий мир с внешней стороны, а что-то проясняющий в человеке, дает много пищи для ума и сильно воздействует на читателя.
культура: Роман с кино...
Бондарев: Случился довольно неожиданно. В 62-м издали и раскупили тираж «Тишины», спустя год книгу экранизировал Владимир Басов. Премьера растянулась: два месяца вокруг кинотеатра «Россия» стояли очереди. Пригласили поработать над «Освобождением» — в мировом прокате эпопею Юрия Озерова посмотрели 350 миллионов зрителей. Труднее всего складывалась судьба картины «Батальоны просят огня» — фильм начинал снимать один режиссер, заканчивал другой... Но работа все-таки состоялась — мне важно было рассказать, как мы форсировали Днепр. Все, что написал, — пропустил через себя, а об оставшемся за скобками говорить не хочу.
культура: Какие из картин и книг для Вас главные?
Бондарев: К романам и сценариям отношусь, как к детям, — одинаково. Не умею растолковывать свои произведения. Тот, кто пытается этим заниматься, — не писатель, а дерьмо. Хочешь болтать — ступай на эстраду, а книги пусть сами за себя говорят.
