Ликбез. Конечный спрос, который съели на два
поколения вперёд
Михаил Хазин

Этот текст открывает серию заметок под общим названием «ликбез» -– цель которого дать объяснения того, что происходит в экономике на самом простом уровне, и, главное, объяснить некоторые понятия и явления, без понимания которых в механизмах современной экономики не разобраться.

Одним из ключевых таких понятий является конечный спрос . Смысл его можно понять, если представить себе движение товаров. Кто-то добывает руду – для чего? Для того, чтобы её продать. Кто-то её обогащает. Зачем? Чтобы снова продать. Кто-то выплавляет из неё сталь. С какой целью? Чтобы её продать. Кто-то занимается исследованиями по материаловедению. Зачем? Чтобы тот, кто выплавляет сталь, купил его услуги по определению состава и технологии стали. Чтобы она лучше продавалась ...

Иными словами, любой продукт постепенно продвигается по пути всё большего и большего совершенствования, а навстречу ему идут деньги. И вот возникает вопрос: а откуда деньги, и кто же стоит на конце цепочки потребления?

И вот тут можно дать достаточно чёткое и понятное определение: спрос является промежуточным, если его цель – использование в создании нового товара или услуги с целью дальнейшей перепродажи. Новизна может быть технологической (из руды делаются окатыши на обогатительной фабрике или из деталей собирается автомобиль), а может – быть в рамках чистых услуг (например, если это оптовый склад), но суть от этого не меняется. Основная задача промежуточного спроса – перепродать.

Даже если какая-то контора покупает стулья или канцелярские принадлежности, казалось бы, для собственного использования, она на самом деле всё равно переносит их стоимость на продаваемые ею товары или услуги (и в этом суть понятия «себестоимость» этого самого товара или услуги). Для численного описания этого процесса используется бухгалтерские процедуры, а сам процесс называется амортизацией. Тратить деньги просто так ни одна контора не может – за этим строго следит государство, которое определяет масштаб налогообложения в зависимости, в том числе, от себестоимости (то есть масштаба прибыли) конкретного предприятия.

Но в какой-то момент перепродажи заканчиваются. Рядовой обыватель покупает музыкальный центр или автомобиль – и перенос стоимости заканчивается. Рядовой гражданин не занимается перепродажей товара или услуги, он ею пользуется. Да, при этом он может продавать свою рабочую силу (а может и не продавать), но она никак не связана со стоимостью его имущества, его интересами и предпочтениями. Частное лицо (ну, или, как принято говорить в микроэкономике, домохозяйство) формирует конечный спрос!

Только ли частное лицо формирует этот спрос? Нет, есть ещё один субъект, который его формирует: это государство, которое закупает товары и услуги (например, оборонного назначения). И его тоже не интересует себестоимость, само государство ничего не перепродает. Точнее, его продажи никак не связаны с использованием этого имущества. Отметим, что в рамках одного государства соотношение частного и государственного спроса может быть разное, но в рамках либеральной экономической политики, которая свойственна государствам последние десятилетия, обычно доля частного спроса сильно растет.

Повторим сказанное ещё раз: любая продажа товара или услуги, которая делается в мире, делается для того, чтобы когда-то это товар или услуга оказались составной частью другого товара, который будет приобретён конечным покупателем. Никакого другого смысла производства в современной экономике нет. Даже если ювелирная фирма делает уникальную драгоценность, которую выставляет на витрине как свою рекламу, она всё равно включает её в список своих активов – то есть, так или иначе, использует как потенциал для продажи.

Но отсюда сразу следует один очень интересный вывод: общий объём производства, казалось бы, должен быть ограничен объёмом конечного спроса! Производить больше просто нет смысла! Но тогда вопрос: с какой скоростью может расти экономика? И вот здесь есть масса тонкостей!

Первая – перераспределение спроса между странами. Ну, например, Россия продает нефть – и, вроде бы, это должно вести к росту российской экономики. Но поскольку внутреннее производство всё время падает, то за счёт импорта продажи нефти ведут к росту других экономик -– прежде всего, Евросоюза и Китая. Сюда же можно отнести деятельность транснациональных корпораций, которые вывозят природные богатства слабых стран, как и труд их граждан, по заниженным, трансфертным ценам.

Второй способ – перераспределение общеэкономических доходов в пользу конечных потребителей. Именно на этой идее построено все кейнсианство. Однако, как показал опыт, у этой модели есть ограничения, описание которых выходит за рамки этой краткой заметки (см. теорию кризиса).

Но есть и третий способ. У него есть серьёзный недостаток – рост потребления сегодня ведёт к падению его в будущем, однако в рамках либерального капиталистического государства на такие мелочи обычно не обращают внимания. Суть его – в использовании завтрашнего спроса уже сегодня.

Отметим, что учёт будущего спроса есть всегда. Когда фермер выращивает пшеницу, он не знает, будет ли она использована в следующем году или позднее, но уж точно не в тот момент, когда он собирает урожай. Вопрос только, насколько далеко в будущее при этом можно безнаказанно забираться. А ведь именно этот способ использовался на Западе (а потом – и у нас) с начала 80-х годов, при нём рост экономики проходил за счёт постоянного увеличения временного интервала, на котором учитывается конечный спрос.

Технически он состоял в том, что гражданам стали выдавать кредиты на текущее потребление (чего до того практически не делали), в результате их текущий спрос начал резко расти. При этом, скажем, в США с начала 80-х реально располагаемые доходы домохозяйств (точнее, их покупательная способность) в среднем не росли – они как были после кризиса 70-х годов на уровне начала 60-х, так и остались.

В результате формальный ВВП США все эти годы рос-– при, как уже было сказано, фиксированных доходах конечных потребителей. Правда, выросли и расходы государства, но они, как и полагается в рамках либеральной экономической политики, составляют незначительную часть общего ВВП. Но наращивать долги больше нельзя – а ведь они составляют львиную долю активов финансовой системы. Более того, эта система по неизвестной причине экстраполировала рост расходов домохозяйств в будущее на фактически неограниченный срок, и под этот фиктивный спрос выпускала новые активы, напрочь забыв, что этот спрос уже учтён в долгах домохозяйств. В результате – текущий кризис.