культура: На сцене импровизируете? Или – никаких вольностей?
Кондаурова: В классических спектаклях от текста не отхожу – как поставлено, так и стараюсь исполнять. Многое зависит от партнера. Нельзя же одинаково с каждым танцевать. Стараюсь на сцене быть живой, не люблю схемы.
культура: Партнер любимый есть?
Кондаурова: С мужем, Исломом Баймурадовым, никогда не откажусь танцевать, у нас особое взаимопонимание на сцене, и это всегда видно. Не встречала такого партнера в родном Мариинском, чтобы, танцуя, думала: быстрее бы спектакль закончился. Дважды танцевала с Дэвидом Холбергом. Знаю, что многим неудобно с ним, говорят, что – холодный. Нет, я этого не почувствовала. Он необычен и выстраивает на сцене свой мир, мне в таком мире приятно. Потрясающий партнер Марсело Гомес, дуэтный танец у него в крови. Мы недавно исполняли с ним черное па-де-де из «Лебединого озера». Я устала, неважно себя чувствовала, и он понял, что должен помочь: поддерживал, подбадривал меня всячески на сцене, и настроение улучшилось, сил прибавилось.
В последней по времени работе – «Парке» Прельжокажа – у меня оказалось два партнера: сначала танцевала с Юрием Смекаловым, но он получил травму, и следующий спектакль я вела с Константином Зверевым. «Парки» получились абсолютно разные.
культура: В ночном дуэте в «Парке» есть эффектное и знаменитое движение, когда артисты соединены только губами: не размыкая поцелуя, кавалер кружится, распахнув руки, а дама поднимается горизонтально. Очень сложно выполнять?
Кондаурова: В этом спектакле есть и более сложные вещи. А в «поцелуе» балерина обнимает партнера, это объятие – опора, и труднее всего – обнять естественно – так, чтобы не выглядело, что ты повисла на нем. В минуты вращения ощущаешь полный полет.
культура: Что интереснее – современная хореография или классика?
Кондаурова: Классика есть классика, она совершенна и сложна, в ней видно все: где уже немножко не гнется, где уже не та форма руки или ноги. Классику хочу танцевать как можно дольше – насколько позволит форма. А в современной хореографии я отрываюсь по полной программе.
культура: Мы узнали Вас по спектаклям Форсайта, один из критиков назвал Вас рыжеволосым чудом. Как состоялась встреча с этим хореографом?
Кондаурова: В 2003-м году на гастролях во Франкфурте я танцевала вариацию в «Пахите». После спектакля подошел незнакомец: «Здорово танцевала, хотелось бы арабеск длиннее сделать, руки протянуть еще дальше»... Странные такие замечания, педагоги говорят иначе. Оказалось, это был Форсайт. В то время театр вел переговоры о постановке в Мариинке его спектаклей, а он сомневался, что его хореография под силу классической труппе. Буквально через месяц узнали, что договоренности достигнуты. Самым неожиданным оказалось, что я получила роли в балетах Форсайта. Мы начали работать с Кэтрин Беннетс – его ассистенткой, и она сумела вытащить из меня то, о чем я и не догадывалась. В спектакле «Там, где висят золотые вишни» (In the Middle, Somewhat Elevated) – первый запоминающийся успех.
культура: Существует ли балет, о котором Вы мечтаете?
Кондаурова: Мечтаю обо всем, что еще не станцевала. «Юноша и Смерть» – один из тех балетов, который я мечтала танцевать, когда еще училась в школе, а спектакли смотрела со ступенек третьего яруса. Этот балет Ролана Пети производил на меня магическое впечатление. Когда мы пришли в театр, он уже был снят с репертуара. В этом году «Юношу и Смерть» возобновили, и я счастлива, что его станцевала – спектакль, где от малейшего взгляда может поменяться весь ход событий.
культура: Маленькая девочка мечтала о роли Смерти, а о чем мечтает признанная балерина?
Кондаурова: И тогда это была не единственная моя мечта, я и о «Легенде о любви», и о «Баядерке» думала. Из того, что не сделано? Конечно, Манон. Близка мне Джульетта, но вряд ли я ее станцую – сложился стереотип, что Джульетта миниатюрна. Как и Жизель, – ее я ради одной сцены сумасшествия готова станцевать.
культура: Какой же у Вас рост?
Кондаурова: 177 см.
культура: Выше Ульяны Лопаткиной?
Кондаурова: Нет, не выше.