{div width:385|float:left}{module 4_maxim-grek}{/div}Для Вла­ди­ми­ра Со­ловь­е­ва ви­зан­тизм стал си­но­ни­мом нес­по­соб­нос­ти и не­же­ла­ния вы­пол­нять глав­ные жиз­нен­ные тре­бо­ва­ния хрис­ти­а­нс­кой ве­ры. Хрис­ти­а­нс­кая идея ока­за­лась для ви­зан­тий­цев не дви­жу­щим на­ча­лом жиз­ни, а лишь пред­ме­том умствен­но­го приз­на­ния и об­ря­до­во­го по­чи­та­ния. Сре­ди «об­ще­ст­вен­ных гре­хов» ви­зан­тиз­ма – рав­но­ду­шие го­су­да­р­ства к не­фор­маль­ной ре­ли­ги­оз­но-граж­да­нс­кой, ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ной жиз­ни лю­дей и к за­да­чам ее раз­ви­тия.

В де­ле го­су­да­р­ствен­но­го и ре­ли­ги­оз­но­го стро­и­тель­ства, по Со­ловь­е­ву, Рос­сии у Ви­зан­тии, в сущ­нос­ти, учить­ся не­че­му: «Рос­сия с са­мо­го на­ча­ла сво­ей ис­то­ри­чес­кой жиз­ни об­на­ру­жи­ла пре­и­му­ще­ст­ва сво­е­го ре­ли­ги­оз­но-по­ли­ти­чес­ко­го соз­на­ния пе­ред ви­зан­тийс­ким. Пер­вый хрис­ти­а­нс­кий князь ки­евс­кий, ко­то­рый, быв­ши языч­ни­ком, не­ог­ра­ни­чен­но от­да­вал­ся сво­им ес­те­ст­вен­ным склон­нос­тям, крес­тив­шись, сра­зу по­нял ту прос­тую ис­ти­ну, ко­то­рой ни­ког­да не по­ни­ма­ли ни ви­зан­тийс­кие им­пе­ра­то­ры, на­чи­ная с Конс­тан­ти­на Ве­ли­ко­го, ни епис­ко­пы гре­чес­кие, меж­ду про­чим, и те, что бы­ли прис­ла­ны в Ки­ев для нас­тав­ле­ния но­вых хрис­ти­ан. Он по­нял, что ис­тин­ная ве­ра обя­зы­ва­ет – имен­но обя­зы­ва­ет – пе­ре­ме­нить пра­ви­ла жиз­ни, сво­ей и об­щей, сог­лас­но с ду­хом но­вой ве­ры. Он по­нял это и в при­ме­не­нии к та­ко­му слу­чаю, ко­то­рый был не­я­сен не для од­них ви­зан­тий­цев; он на­шел не­сог­лас­ным с ду­хом Хрис­то­вым каз­нить смертью да­же яв­ных раз­бой­ни­ков. Но­вок­ре­щен­ный Вла­ди­мир по­нял, что от­ни­мать жизнь у лю­дей обе­зо­ру­жен­ных и, сле­до­ва­тель­но, безв­ред­ных – в отм­ще­ние за их преж­ние зло­де­я­ния – про­тив­но хрис­ти­а­нс­кой спра­вед­ли­вос­ти. За­ме­ча­тель­но, что в та­ком от­но­ше­нии к это­му воп­ро­су он ру­ко­во­дил­ся не од­ним толь­ко ес­те­ст­вен­ным чувством жа­лос­ти, а пря­мо сво­им соз­на­ни­ем ис­тин­ных хрис­ти­а­нс­ких тре­бо­ва­ний».

Василий Розанов:
«Разлагаясь, умирая, Византия нашептала России все свои предсмертные
ярости и стоны и завещала крепко их хранить России. Россия у постели
умирающего очаровалась этими предсмертными его вздохами, приняла
их нежно к детскому своему сердцу и дала клятвы умирающему».

Худ­ший при­мер ви­зан­тис­та – пат­ри­арх Ни­кон. А вот как рас­це­ни­ва­ет Вла­ди­мир Со­ловь­ев ско­рее ан­ти­ви­зан­тийс­кую нап­рав­лен­ность про­ти­во­ре­чи­вых, ко­неч­но, ре­форм Пет­ра I: «Рос­сия в XVII ве­ке из­бег­ла учас­ти Ви­зан­тии: она соз­на­ла свою не­сос­то­я­тель­ность и ре­ши­ла со­вер­ше­н­ство­вать­ся. Ве­ли­кий мо­мент это­го соз­на­ния и это­го ре­ше­ния воп­ло­тил­ся в ли­це Пет­ра Ве­ли­ко­го. Ес­ли Бог хо­тел спас­ти Рос­сию и мог это сде­лать толь­ко чрез сво­бод­ную де­я­тель­ность че­ло­ве­ка, то Петр Ве­ли­кий был, не­сом­нен­но, та­ким че­ло­ве­ком. При всех сво­их част­ных по­ро­ках и ди­кос­тях, он был ис­то­ри­чес­ким сот­руд­ни­ком Бо­жи­им, ли­цом ис­тин­но про­ви­ден­ци­аль­ным, или те­ок­ра­ти­чес­ким. Ис­тин­ное зна­че­ние че­ло­ве­ка оп­ре­де­ля­ет­ся не его от­дель­ны­ми ка­че­ст­ва­ми и пос­туп­ка­ми, а пре­об­ла­да­ю­щим ин­те­ре­сом его жиз­ни. И ед­ва ли во все­мир­ной ис­то­рии есть дру­гой при­мер та­ко­го, как у Пет­ра Ве­ли­ко­го, все­це­ло­го, ре­ши­тель­но­го и не­ук­лон­но­го пре­об­ла­да­ния од­но­го нрав­ствен­но­го ин­те­ре­са об­ще­го бла­га. От ран­них лет по­няв­ши, че­го не­дос­та­ет Рос­сии, что­бы стать на путь действи­тель­но­го со­вер­ше­н­ство­ва­ния, он до пос­лед­не­го дня жиз­ни за­бо­тил­ся толь­ко о том, что­бы соз­дать для нас эти не­об­хо­ди­мые ус­ло­вия. В ли­це Пет­ра Ве­ли­ко­го Рос­сия ре­ши­тель­но об­ли­чи­ла и от­ве­рг­ла ви­зан­тийс­кое ис­ка­же­ние хрис­ти­а­нс­кой идеи – са­мо­до­воль­ный кви­е­тизм. Вмес­те с тем Петр Ве­ли­кий был со­вер­шен­но чужд на­ву­хо­до­но­со­ро­вс­ко­го иде­а­ла влас­ти для влас­ти. Его власть бы­ла для не­го обя­зан­ностью неп­ре­рыв­но­го тру­да на поль­зу об­щую, а для Рос­сии – не­об­хо­ди­мым ус­ло­ви­ем ее по­во­ро­та на путь ис­тин­но­го прог­рес­са. Без не­ог­ра­ни­чен­ной влас­ти Пет­ра Ве­ли­ко­го пре­об­ра­зо­ва­ние на­ше­го Оте­че­ст­ва и его при­об­ще­ние к ев­ро­пейс­кой куль­ту­ре не мог­ло бы со­вер­шить­ся, и он сам смот­рел на свое са­мо­дер­жа­вие как на ору­дие это­го про­ви­ден­ци­аль­но­го де­ла». Но, в ко­неч­ном сче­те, и Петр «при­нял смерть от ко­ня сво­е­го»…

Про­ект обес­ту­ре­чен­ной Ви­зан­тии

От­тал­ки­ва­ясь от ис­то­ри­чес­ко­го ис­сле­до­ва­ния бри­та­нс­ко­го ис­то­ри­ка Дмит­рия Обо­ле­нс­ко­го «Ви­зан­тийс­кое сод­ру­же­ст­во на­ций», со­вет­ник ми­ни­ст­ра иност­ран­ных дел На­гор­но-Ка­ра­ба­хс­кой Рес­пуб­ли­ки Ру­бен Зар­га­рян в мно­гок­рат­но пе­ре­пе­ча­тан­ной статье «Для си­лы Рос­сии не­об­хо­дим ви­зан­тизм» пы­та­ет­ся убе­дить чи­та­те­лей, что воз­рож­де­ние но­во­го ви­зан­тийс­ко­го со­ю­за… без Тур­ции (!) очень со­от­ве­т­ству­ет на­ци­о­наль­ным ин­те­ре­сам всех про­чих на­ро­дов, на­се­ля­ю­щих Вос­точ­ное Сре­ди­зем­но­морье. «Фор­ми­ро­ва­ние еди­ной во­ли вос­точ­нос­ре­ди­зем­но­мо­рс­ких на­ро­дов для про­ти­вос­то­я­ния ту­рец­кой экс­пан­сии объ­ек­тив­но бу­дет вли­ять на пе­ре­о­ри­ен­та­цию Тур­ции к про­ве­де­нию от­ве­т­ствен­ной ци­ви­ли­зо­ван­ной по­ли­ти­ки, что в бу­ду­щем мо­жет спо­со­б­ство­вать ее ин­тег­ра­ции в Вос­точ­нос­ре­ди­зем­но­мо­рс­кое со­об­ще­ст­во». По­лу­ча­ет­ся ка­кой-то вы­вер­ну­тый ана­лог-ан­ти­под прес­ло­ву­той ель­ци­нс­кой «су­ве­ре­ни­за­ции» Рос­сии – идеи, ко­то­рая по­на­ча­лу прос­то оша­ра­ши­ла со­юз­ные эли­ты.