Можно спорить, почему это произошло. Формальное объяснение – простое заимствование греческого чина в то время, когда греки перешли на «пятипросфорие», имея в виду исчезновение Императора в Константинополе и турецкое иго. Известно, что некоторые деятели раскола с «никоновой» стороны (Арсений Грек, Паисий Лигарид), а вслед за ними и отдельные архиереи сразу после раскола (такие, как Симеон Полоцкий или Епифаний Славинецкий) – бывшие католики, скрытые католики и даже прямые иезуиты. Можно вспомнить и о том, что «латинство» попадало на Русь и раньше, в частности, через доминиканцев «новгородского кружка», как раз после того, как на Западе папство совершило окончательную победу над империей Гогенштауфенов. Семинарские учебники XVIII–XIX веков были пронизаны католическими или протестантскими заимствованиями, в том числе очевидным преувеличением роли ветхозаветной истории. Многие революционеры – выходцы из поповичей, правда, утратившие веру. Неслучайно еще славянофил Иван Аксаков называл революционные идеи «христианством без Бога».
Тем не менее Церковь продолжала поминовение Императора и царского дома на ектеньях и Великом Входе. Террориста Сергея Нечаева спросили: в случае победы революции в России сколько Романовых надо будет убить? Он ответил: «Всю Великую ектенью». Ленин находил эти слова своего предшественника, которого глубоко почитал, «гениальными».
Уже к концу марта 1917 года все места богослужебных и других чинов Русской православной церкви, где ранее поминалась царская власть, были исправлены. Изменения заключались в буквальной замене поминовения Императора и лиц царствующего дома на поминовение «благоверного Временного правительства». По сути, именно действия Синода сделали революцию необратимой.
Историк Бабкин в уже упоминавшейся монографии, основываясь на архивных исследованиях, показывает, что еще до революции 1905–1907 годов священноначалие начало менять литургические тексты, ограничивая поминовение царствующего дома и преувеличивая титулование архиереев. В вышедшем в 1900 году «по благословению Святейшего Правительствующего Синода» Служебнике исчезает обязанность вынимания на проскомидии частицы о здравии государя. А еще раньше, в 1898 году, Синод принял определение о том, что местный архиерей на литургии будет поминаться как «преосвященнейший» (на сугубой ектенье) и «великий господин наш преосвященный» (при Великом Входе).
В 1905 году многие архиереи публично проявляли сочувствие начавшейся революции. Старший викарий Санкт-Петербургской епархии епископ Нарвский Антонин (Грановский) сразу после обнародования Манифеста 17 октября 1905 года перестал на совершаемых им богослужениях поминать царя как «самодержавнейшего», а в декабре 1905 года опубликовал в столичной газете «Слово» статью о том, что православие и самодержавие несовместимы. Это было прямым провозглашением принципов христианской демократии. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) (будущий патриарх) после казни 6 марта 1906 года руководителя севастопольского восстания лейтенанта Петра Шмидта совершил панихиду по нему в Санкт-Петербургской духовной академии с участием слушателей. Такую же панихиду третий викарий Санкт-Петербургской епархии ректор Санкт-Петербургской духовной академии епископ Ямбургский Сергий (Тихомиров) отслужил на Путиловском заводе.
Все это присходило при прямой поддержке митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского).
Как указывает вполне сочувствующий христианско-демократическим идеям эмигрантский церковный историк Дмитрий Поспеловский, в последние годы существования самодержавной России «почти все архиереи требовали реформ, направленных на освобождение Церкви от государственной зависимости». Многие из них ратовали за «восстановление патриаршества путем созыва собора и установления впредь периодичности соборов». Исследователь приводит следующий факт: 32 петербургских священника создали Союз церковного обновления и утверждали, что «Церковь не должна связываться ни с какой формой государства». Подобная связь, по их мнению, «кощунственна для Церкви» и имеет своим продолжением «связь с полицейским участком». То есть обновленцы еще даже до Февральской революции отрицали богопомазанность монархии.
Твердым монархистом (в основном из-за его позиции уже в 1920–1930-е годы) обычно принято считать будущего кандидата в патриархи и главу Зарубежной церкви митрополита Антония (Храповицкого). Однако священник Павел Флоренский в своей книге «Философия культа», завершенной в 1918 году, писал: «В церковных кругах, считающих себя правилами благочестия и столпами канонической корректности, с некоторых пор стараниями главным образом архиепископа Антония (Храповицкого) стала культивироваться мысль о безусловной необходимости неограниченной церковной власти и склонность к светской власти так или иначе коллективной, например, ограниченной коллективно выработанной конституцией или решениями того или другого представительного органа».