Печать

Колючий клад: византийское наследие в его обоюдоострой актуальности
Сергей Хоружий

Источник: альманах «Развитие и экономика», №4, сентябрь 2012, стр. 180

Сергей Сергеевич Хоружий – основатель и директор АНО «Институт Синергийной Антропологии»

История Византии представляет две стороны, две совершенно противоположные стихии: одну – эллинско-христианскую <…> другую – римско-государственную. <…> Обе участвовали в жизни византийской, созидая ее или губя, обе отозвались на Востоке после падения Византии и отзываются до наших дней.

Алексей Хомяков

 

{div width:385|float:left}{module 2_The_Ladder_of_Divine}{/div}Этот крат­кий текст – не бо­лее чем от­ры­воч­ные за­мет­ки, без вся­ко­го при­тя­за­ния на «ох­ват» не­ох­ват­ной те­мы. Вдо­ба­вок ав­тор – не ви­зан­то­лог, и пра­ва его выс­ка­зы­вать­ся на ви­зан­тийс­кие те­мы во­об­ще сом­ни­тель­ны. Од­на­ко уже и те от­дель­ные сто­ро­ны фе­но­ме­на Ви­зан­тии, с ко­то­ры­ми стал­ки­ва­ли ме­ня мои за­ня­тия в фи­ло­со­фии и ант­ро­по­ло­гии, рож­да­ли лю­бо­пыт­ное спе­ци­фи­чес­кое впе­чат­ле­ние, ко­то­рое я по­пы­та­юсь пе­ре­дать. Впе­чат­ле­ние, что этот фе­но­мен се­год­ня край­не ак­ту­а­лен для нас, но в то же вре­мя – ам­би­ва­лен­тен, так что его ак­ту­аль­ность не­од­ноз­нач­на, она од­нов­ре­мен­но пи­та­ет раз­ные, ед­ва ли не про­ти­во­по­лож­ные тен­ден­ции сов­ре­мен­ной оте­че­ст­вен­ной ре­аль­нос­ти.

Нач­ну с пред­ме­та, на­и­бо­лее мне зна­ко­мо­го в ви­зан­тийс­ком ми­ре. В мо­их ис­сле­до­ва­ни­ях фор­ма­ций лич­нос­ти, ре­ли­ги­оз­ных и ант­ро­по­ло­ги­чес­ких прак­тик я весь­ма сис­те­ма­ти­чес­ки за­ни­мал­ся изу­че­ни­ем ви­зан­тийс­кой мис­ти­ко-ас­ке­ти­чес­кой тра­ди­ции – иси­хаз­ма. Как ны­не приз­на­но и в на­уч­ном, и в цер­ков­ном соз­на­нии, иси­хазм – кри­ти­чес­ки важ­ное сла­га­е­мое фе­но­ме­на Ви­зан­тии, яд­ро и стер­жень ви­зан­тийс­кой ду­хов­нос­ти, глу­бин­ная ос­но­ва ду­хов­но­го и нрав­ствен­но­го скла­да ви­зан­тийс­ко­го че­ло­ве­ка. Край­не су­ще­ст­вен­но, что эта роль, или мис­сия иси­хаз­ма не ог­ра­ни­чи­лась собствен­но Ви­зан­ти­ей, она пе­ре­шаг­ну­ла ее гра­ни­цы как в прост­ра­н­стве, так и во вре­ме­ни. Она бы­ла восп­ри­ня­та во всех час­тях Ви­зан­тийс­ко­го Со­об­ще­ст­ва, ибо пол­но­цен­ные вет­ви иси­ха­с­тской тра­ди­ции об­ра­зо­ва­лись пов­сю­ду в аре­а­ле вос­точ­но­го хрис­ти­а­н­ства, в том чис­ле и в Рос­сии. Спе­ци­а­лис­ты иног­да да­же го­во­рят, что иси­хазм об­рел вто­рую ро­ди­ну на Ру­си. В ис­то­ри­чес­ком же из­ме­ре­нии иси­хазм пе­ре­жил кру­ше­ние Ви­зан­тии. В пра­вос­лав­ных стра­нах, ко­то­рые на ве­ка ока­за­лись ли­шен­ны­ми не­за­ви­си­мос­ти и го­су­да­р­ствен­нос­ти, иси­хазм стал од­ной из глав­ных опор на­род­но­го соз­на­ния, не­за­ме­ни­мою частью тех внут­рен­них ре­сур­сов, за­щит­ных сил, ко­то­рые по­мо­га­ли сох­ра­нить ду­хов­ную и куль­тур­ную иден­тич­ность. В даль­ней­шем – и по сей день – иси­хазм пре­бы­вал и пре­бы­ва­ет жи­вой тра­ди­ци­ей, что иг­ра­ет боль­шую роль и в фон­де ис­то­ри­чес­кой па­мя­ти пра­вос­лав­но­го соз­на­ния, и в кру­гу на­чал, фор­ми­ру­ю­щих и дви­жу­щих это соз­на­ние.

В восхождении к обожению по знаменитой «райской лествице» исихастского
опыта происходит личностное строительство, человек обретает личность
и идентичность – конституируется.

Та­ким об­ра­зом, иси­хазм – это, не­сом­нен­но, ак­ту­аль­ная часть ви­зан­тийс­ко­го нас­ле­дия, при­чем не толь­ко для Рос­сии и пра­вос­ла­вия. Что­бы дать предс­тав­ле­ние о мно­го­мер­нос­ти яв­ле­ния и его зна­че­ния, я ука­жу три раз­лич­ных ас­пек­та, в ко­то­рых сов­ре­мен­ная ак­ту­аль­ность иси­хаз­ма про­яв­ля­ет­ся во все бо­лее ши­ро­ком ди­а­па­зо­не.

Пос­та­вим пер­вым на­уч­ный – дос­та­точ­но уз­кий – ас­пект. Уже не­ма­лый пе­ри­од иси­хазм выс­ту­па­ет как об­шир­ное по­ле, на ко­то­ром ак­тив­но раз­вер­ты­ва­ют­ся меж­дис­цип­ли­нар­ные ис­сле­до­ва­ния – ис­то­ри­чес­кие и пат­ро­ло­ги­чес­кие, бо­гос­ло­вс­кие и фи­ло­со­фс­кие, пси­хо­ло­ги­чес­кие и куль­ту­ро­ло­ги­чес­кие. По су­ще­ст­ву, тут сло­жи­лась це­лая об­ласть на­у­ки с ди­на­ми­чес­ким раз­ви­ти­ем, где по­лу­ча­е­мые ре­зуль­та­ты ме­ня­ют сос­то­я­ние на­уч­но­го зна­ния во мно­гих сфе­рах. Сфор­ми­ро­ва­лось и мно­го­на­ци­о­наль­ное про­фес­си­о­наль­ное со­об­ще­ст­во, ку­да вхо­ди­ли и вхо­дят вы­да­ю­щи­е­ся уче­ные, гу­ма­ни­та­рии и бо­гос­ло­вы не толь­ко из пра­вос­лав­ных стран, но так­же из стран За­па­да. Со сто­ро­ны пра­вос­ла­вия ряд отк­ры­ва­ют – еще в XIX ве­ке – пре­по­доб­ный Фе­о­фан Зат­вор­ник и епис­коп Пор­фи­рий (Ус­пе­нс­кий). За ни­ми мо­гут быть наз­ва­ны епис­коп Ва­си­лий (Кри­во­ше­ин), про­то­и­е­рей Ио­анн Мейен­дорф, из Гре­ции – мит­ро­по­лит Ие­ро­фей Вла­хос, ие­ро­мо­нах Фе­ок­лит Ди­о­ни­си­ат, из Сер­бии – мит­ро­по­лит Ам­фи­ло­хий Ра­до­вич, епис­коп Афа­на­сий Ев­тич, из Ру­мы­нии – отец Ду­мит­ру Ста­ни­ло­аэ, ар­хи­ма­нд­рит Ио­а­ни­кие Ба­лан. Мож­но бы­ло бы при­вес­ти еще мно­го имен. Что же до За­па­да, то ста­ло уже тра­ди­ци­ей, что в круг ве­ду­щих ав­то­ри­те­тов в изу­че­нии иси­хаз­ма вхо­дят предс­та­ви­те­ли ка­то­ли­чес­кой на­у­ки: сна­ча­ла то был отец Мар­тин Жю­жи, за­тем ему нас­ле­до­ва­ли отец Ири­ней Осэр, кар­ди­нал Фо­ма Шпид­лик, а ны­не та­кую роль иг­ра­ют отец Гер­хард Подс­кальс­ки и про­фес­сор Ан­то­нио Ри­го. На­ря­ду с от­дель­ны­ми ис­сле­до­ва­ни­я­ми осу­ще­с­твля­ют­ся и боль­шие про­ек­ты, объ­е­ди­ня­ю­щие все на­уч­ное со­об­ще­ст­во: к при­ме­ру, уже око­ло двад­ца­ти лет про­во­дят­ся еже­год­ные кон­фе­рен­ции по пра­вос­лав­ной ду­хов­нос­ти и ас­ке­ти­ке в ка­то­ли­чес­ком мо­нас­ты­ре Спа­са Пре­об­ра­же­ния в Бо­зе, на се­ве­ре Ита­лии. И в це­лом де­я­тель­ность это­го со­об­ще­ст­ва – не­сом­нен­ный при­мер си­нер­гии, пло­дот­вор­но­го сот­руд­ни­че­ст­ва на ни­ве ви­зан­тийс­ко­го нас­ле­дия.


 


Павел Рыженко. Муравейник. 2004

Все в большей мере современный христианский мир открывает и признает,
что существенные элементы молитвенной жизни христианина, церковного
устроения, христианской этики имеют корни в православно-аскетической
традиции.

Но в из­ве­ст­ном смыс­ле та­кой на­уч­ный ас­пект яв­ля­ет­ся толь­ко внеш­ним: иси­хазм и ви­зан­тийс­кое нас­ле­дие выс­ту­па­ют здесь лишь как объ­ект изу­че­ния. Есть, од­на­ко, и мно­гие сто­ро­ны иси­хаз­ма, де­ла­ю­щие его цен­ным и ак­ту­аль­ным в са­мом его су­ще­ст­ве, внут­рен­нем со­дер­жа­нии. Все в боль­шей ме­ре сов­ре­мен­ный хрис­ти­а­нс­кий мир отк­ры­ва­ет и приз­на­ет, что су­ще­ст­вен­ные эле­мен­ты мо­лит­вен­ной жиз­ни хрис­ти­а­ни­на, цер­ков­но­го уст­ро­е­ния, хрис­ти­а­нс­кой эти­ки име­ют кор­ни в пра­вос­лав­но-ас­ке­ти­чес­кой тра­ди­ции, и се­год­ня эта тра­ди­ция про­дол­жа­ет быть важ­ным фак­то­ром в сох­ра­не­нии ус­то­ев хрис­ти­а­нс­ко­го су­ще­ст­во­ва­ния, хрис­ти­а­нс­кой нрав­ствен­ной дис­цип­ли­ны и строя лич­нос­ти, дви­жи­мо­го уст­рем­ле­ни­ем ко Хрис­ту. Здесь цен­ность и зна­че­ние иси­хаз­ма вы­хо­дят за рам­ки пра­вос­ла­вия. Еще в пос­та­нов­ле­ни­ях Вто­ро­го Ва­ти­ка­нс­ко­го со­бо­ра го­во­ри­лось, что «на Вос­то­ке проц­ве­та­ла ино­чес­кая ду­хов­ность <…> ко­то­рая ста­ла сво­е­го ро­да ис­точ­ни­ком ла­ти­нс­ких ре­ли­ги­оз­ных уч­реж­де­ний», то есть, ес­ли про­дол­жить, и ис­точ­ни­ком действу­ю­ще­го уст­ро­е­ния ла­ти­нс­кой Церк­ви. Па­па Ио­анн Па­вел II в эн­цик­ли­ке «Свет с Вос­то­ка» ука­зы­вал на об­щех­рис­ти­а­нс­кую цен­ность са­мо­го прин­ци­па свя­щен­но­без­мол­вия, на ко­то­ром сто­ит иси­хазм. В эн­цик­ли­ке ут­ве­рж­да­лось: «Все мы нуж­да­ем­ся в та­ком мол­ча­нии, пре­ис­пол­нен­ном ощу­ще­ния бла­го­го­вей­но­го при­су­т­ствия. <…> Все, ве­ру­ю­щие и не­ве­ру­ю­щие, нуж­да­ют­ся в том, что­бы на­у­чить­ся та­ко­му мол­ча­нию, ко­то­рое поз­во­ля­ло бы Дру­го­му го­во­рить <…> а нам по­ни­мать Его сло­во». Бла­го­да­ря по­доб­ным сви­де­тель­ствам, в сов­ре­мен­ном ми­ре иси­хазм действен­но и ус­пеш­но слу­жит пре­о­до­ле­нию ан­ти­ви­зан­тийс­ко­го ми­фа. Он приз­на­ет­ся важ­ною частью фон­да неп­ре­хо­дя­щих об­щех­рис­ти­а­нс­ких цен­нос­тей, ко­то­рые рав­но не­об­хо­ди­мы и в на­шей се­год­няш­ней хрис­ти­а­нс­кой жиз­ни. И это – но­вый, бо­лее ши­ро­кий, ас­пект ак­ту­аль­нос­ти иси­хаз­ма.

Этот ас­пект ве­дет нас и еще даль­ше. В суж­де­ни­ях эн­цик­ли­ки ря­дом ста­вят­ся ве­ру­ю­щие и не­ве­ру­ю­щие, за иси­хаз­мом тут ут­ве­рж­да­ет­ся не толь­ко об­щех­рис­ти­а­нс­кая, но и об­ще­че­ло­ве­чес­кая, уни­вер­саль­ная цен­ность. И сов­ре­мен­ные ис­сле­до­ва­ния иси­хаз­ма об­на­ру­жи­ва­ют в нем все бо­лее зна­чи­тель­ное и раз­но­об­раз­ное со­дер­жа­ние, об­ла­да­ю­щее та­кой цен­ностью. В чис­ле глав­ных нап­рав­ле­ний этих ис­сле­до­ва­ний – иси­ха­с­тская ант­ро­по­ло­гия, раск­ры­ва­ю­щая, ка­кой об­раз че­ло­ве­ка фор­ми­ру­ет­ся в иси­ха­с­тской прак­ти­ке хрис­то­це­нт­ри­чес­ко­го Бо­го­об­ще­ния, воз­во­дя­ще­го к обо­же­нию. В вос­хож­де­нии к обо­же­нию по зна­ме­ни­той «райс­кой лест­ви­це» иси­ха­с­тско­го опы­та про­ис­хо­дит лич­но­ст­ное стро­и­тель­ство, че­ло­век об­ре­та­ет лич­ность и иден­тич­ность – конс­ти­ту­и­ру­ет­ся. То есть иси­хазм ре­а­ли­зу­ет оп­ре­де­лен­ную па­ра­диг­му конс­ти­ту­ции че­ло­ве­ка – а имен­но, конс­ти­ту­ции на пу­ти си­нер­гии и обо­же­ния, встре­чи и со­е­ди­не­ния с Бо­же­ст­вен­ны­ми энер­ги­я­ми – и ста­но­вит­ся, та­ким об­ра­зом, шко­лой фор­ми­ро­ва­ния лич­нос­ти. Важ­но за­ме­тить, что в иси­ха­с­тской прак­ти­ке лич­ность фор­ми­ру­ет­ся пол­но­мер­но, не толь­ко в ин­ди­ви­ду­аль­ных, но и в со­ци­аль­ных из­ме­ре­ни­ях. На ран­нем сво­ем эта­пе, в эпо­ху еги­пе­тс­ких от­цов-пус­тын­ни­ков, иси­хазм дол­жен был соз­дать ос­но­ву ис­ку­с­ства «ум­но­го де­ла­ния», вы­ра­бо­тать тон­кие ме­то­ди­ки кон­це­нт­ра­ции вни­ма­ния и неп­рес­тан­ной мо­лит­вы. Эти за­да­чи тре­бу­ют от ас­ке­та пол­ной сос­ре­до­то­чен­нос­ти на пе­ре­у­ст­рой­стве «внут­рен­не­го че­ло­ве­ка» и для это­го – аб­со­лют­но­го ис­хо­да из ми­ра, от­ка­за от вся­ко­го учас­тия в со­ци­аль­ной жиз­ни. Но да­лее, с об­ре­те­ни­ем зре­лос­ти в ду­хов­ном опы­те, про­ис­хо­дит возв­рат ас­ке­та к об­ще­нию и об­ще­ст­ву, в од­них слу­ча­ях ог­ра­ни­чи­ва­ю­щий­ся со­об­ще­ст­вом мо­на­хов, но в дру­гих – вклю­ча­ю­щий и вы­ход в мирс­кую жизнь для по­мо­щи, на­у­че­ния, со­ве­та ближ­ним. Здесь про­ис­хо­дит сво­е­об­раз­ная «иси­ха­с­тская со­ци­а­ли­за­ция», при ко­то­рой иси­ха­с­тские на­ча­ла вно­сят­ся в меж­че­ло­ве­чес­кие от­но­ше­ния, в со­ци­аль­ные ро­ли.

Иси­ха­с­тские мо­де­ли лич­но­ст­но­го стро­и­тель­ства и в осо­бен­нос­ти иси­ха­с­тские стра­те­гии со­ци­а­ли­за­ции весь­ма ак­ту­аль­ны и цен­ны в на­ши дни. Сов­ре­мен­ная ант­ро­по­ло­ги­чес­кая си­ту­а­ция име­ет приз­на­ки кри­зи­са, ибо че­ло­век не­уп­рав­ля­е­мо ме­ня­ет­ся и мно­гие из про­ис­хо­дя­щих пе­ре­мен име­ют не­га­тив­ную нап­рав­лен­ность. Че­ло­век раз­ви­ва­ет ра­ди­каль­ные и экстре­маль­ные трен­ды, трен­ды, раз­мы­ва­ю­щие его иден­тич­ность (как в вир­ту­аль­ных прак­ти­ках) или стре­мя­щи­е­ся во­об­ще отб­ро­сить ее (как в прак­ти­ках, нап­рав­лен­ных к пост­че­ло­ве­ку). В об­ще­ст­ве раз­ру­ша­ют­ся ус­то­яв­ши­е­ся ти­пы и спо­со­бы со­ци­а­ли­за­ции, по­яв­ля­ют­ся но­вые, свя­зан­ные с ве­ду­щи­ми сов­ре­мен­ны­ми про­цес­са­ми – гло­ба­ли­за­ци­ей, компь­ю­те­ри­за­ци­ей, вир­ту­а­ли­за­ци­ей, – и че­ло­век с бес­по­кой­ством за­ме­ча­ет, что эти при­хо­дя­щие ме­ха­низ­мы со­ци­а­ли­за­ции и ком­му­ни­ка­ции обед­ня­ют его лич­ность и его от­но­ше­ния с дру­ги­ми людь­ми, зас­тав­ля­ют его ут­ра­чи­вать че­ло­веч­ность. В та­ких ус­ло­ви­ях иси­ха­с­тские ус­та­нов­ки со­ци­а­ли­за­ции, иси­ха­с­тские лич­но­ст­ные прак­ти­ки отк­ры­ва­ют воз­мож­нос­ти про­ти­вос­то­я­ния кри­зис­ным тен­ден­ци­ям. Они спо­соб­ны стать про­ти­во­ве­сом рис­кам и вы­зо­вам сов­ре­мен­нос­ти – тен­ден­ци­ям вир­ту­а­ли­за­ции че­ло­ве­ка, пе­ре­хо­да к пост­че­ло­ве­ку, обед­не­ния и фор­ма­ли­за­ции об­ще­ния. И это зна­чит, что иси­хазм се­год­ня – это еще и важ­ный ду­хов­но-ант­ро­по­ло­ги­чес­кий ре­сурс ви­зан­тийс­ко­го нас­ле­дия.


 


Иероним Босх. Искушение святого Антония. 1500–1510

Ценность и значение исихазма выходят за рамки православия. Еще в постановлениях
Второго Ватиканского собора говорилось, что «на Востоке процветала иноческая
духовность», ставшая «своего рода источником латинских религиозных учреждений».

***

Но раз­го­вор о ви­зан­тийс­ком нас­ле­дии не мо­жет ог­ра­ни­чить­ся иси­хаз­мом. Не толь­ко иси­хазм, но да­же пра­вос­ла­вие в це­лом – лишь од­но из круп­ных сла­га­е­мых фе­но­ме­на Ви­зан­тии, ви­зан­тийс­ко­го соз­на­ния и ви­зан­тийс­ко­го куль­тур­но-ци­ви­ли­за­ци­он­но­го ор­га­низ­ма. Ор­га­низм этот из­на­чаль­но неп­рост, сло­жив­шие его фак­то­ры при­над­ле­жат раз­ным ми­рам. Боль­ши­н­ство опи­са­ний и ха­рак­те­рис­тик Ви­зан­тии на­чи­на­ет­ся с ука­за­ния трех ее фун­да­мен­таль­ных сос­тав­ля­ю­щих. Про­ци­ти­ру­ем, к при­ме­ру, Ге­ор­гия Ост­ро­го­рс­ко­го: «Римс­кая го­су­да­р­ствен­ность, гре­чес­кая куль­ту­ра и хрис­ти­а­нс­кая ве­ра суть глав­ные ис­точ­ни­ки ви­зан­тийс­ко­го раз­ви­тия. Без лю­бо­го из этих трех эле­мен­тов сущ­ность Ви­зан­тии не­мыс­ли­ма». Все три наз­ван­ные стол­па Ви­зан­тии – со­вер­шен­но раз­ной при­ро­ды и, ра­зу­ме­ет­ся, в ви­зан­тийс­кой жиз­ни они не су­ще­ст­во­ва­ли не­за­ви­си­мо и от­дель­но, но пос­то­ян­но слож­но вза­и­мо­дей­ство­ва­ли меж­ду со­бой. Об­ра­тим­ся к вза­и­мо­от­но­ше­ни­ям пер­во­го и пос­лед­не­го – го­су­да­р­ствен­нос­ти и ве­ры. Конк­рет­нее речь идет о римс­кой им­пе­рс­кой го­су­да­р­ствен­нос­ти. Она, в от­ли­чие от при­выч­ной нам ев­ро­пейс­кой го­су­да­р­ствен­нос­ти Но­во­го вре­ме­ни, вклю­ча­ет в се­бя да­же не прос­то связь с ре­ли­ги­ей, но мощ­ный ре­ли­ги­оз­ный ком­по­нент как часть собствен­но­го внут­рен­не­го со­дер­жа­ния. На­чи­ная с Це­за­ря и осо­бен­но Ав­гус­та им­пе­рия об­ре­та­ет ре­ли­ги­оз­ную ос­но­ву в ви­де осо­бо­го куль­та им­пе­ра­то­ра, в ко­то­рый вхо­дит бо­же­ст­вен­ное по­чи­та­ние его пер­со­ны, клят­ва его ге­ни­ем, вос­ку­ре­ние фи­ми­а­ма пе­ред его ста­ту­ей, стро­и­тель­ство хра­мов в его честь, в том чис­ле и для при­не­се­ния ему жертв. Учас­тие в этом куль­те – глав­ный граж­да­нс­кий долг под­дан­но­го им­пе­рии. Это – идей­ное и сак­раль­ное яд­ро римс­кой го­су­да­р­ствен­нос­ти, и оно проч­но пе­реш­ло в ви­зан­тийс­кую им­пе­рс­кую го­су­да­р­ствен­ность. «Культ им­пе­ра­то­ра – един­ствен­ный ан­тич­ный культ, сох­ра­нив­ший­ся пос­ле офи­ци­аль­но­го при­ня­тия хрис­ти­а­н­ства при Конс­тан­ти­не I и Фе­о­до­сии», – конс­та­ти­ру­ет ав­то­ри­тет­ный «Сло­варь ан­тич­нос­ти». Но этот го­су­да­р­ствен­ный культ – яр­ко вы­ра­жен­ный язы­чес­кий культ! Как та­ко­вой он не мо­жет не рас­хо­дить­ся с хрис­ти­а­нс­кою ве­рой – и в ито­ге два стол­па Ви­зан­тии всту­па­ют в неп­рос­тое, нап­ря­жен­ное вза­и­мо­дей­ствие меж­ду со­бой: ве­ра стре­мит­ся хрис­ти­а­ни­зи­ро­вать Римс­кую им­пе­рию, им­пе­рия же, в свою оче­редь, стре­мит­ся объ­я­зы­чить, па­га­ни­зи­ро­вать или, точ­нее, в сог­ла­сии с эти­мо­ло­ги­ей, опо­га­нить ве­ру. Так фик­си­ро­вал это обс­то­я­тель­ство Ни­ко­лай Алек­се­ев, круп­ный фи­ло­соф и го­су­да­р­ство­вед из эмиг­ра­ции пер­вой вол­ны: «В Ви­зан­тии <…> от столк­но­ве­ния еван­гельс­ко­го уче­ния с язы­чес­кой го­су­да­р­ствен­ностью про­и­зош­ла сво­е­об­раз­ная рав­но­дей­ству­ю­щая». Это до­воль­но удач­ная фор­му­ла. Но да­лее, ра­зу­ме­ет­ся, на­до раск­рыть, ка­ко­ва же бы­ла эта рав­но­дей­ству­ю­щая.

Име­ет­ся изо­би­лие фак­тов, черт, спо­соб­ных по­ро­дить впе­чат­ле­ние, что язы­чес­кие эле­мен­ты не толь­ко вы­жи­ли, но и по­лу­чи­ли пре­об­ла­да­ние. По­доб­ный взгляд дол­гое вре­мя до­ми­ни­ро­вал в на­у­ке. Как от­ме­ча­ет круп­ней­ший сов­ре­мен­ный ви­зан­ти­нист Жиль­бер Даг­рон, в его фор­ми­ро­ва­ние глав­ный вклад был вне­сен «ри­мо­ка­то­ли­циз­мом, но не без по­мо­щи прог­рес­сив­но­го кры­ла рус­ской пра­вос­лав­ной мыс­ли». Не ухо­дя вглубь вре­мен, в ка­че­ст­ве вы­ра­зи­те­ля ка­то­ли­чес­ко­го ан­ти­ви­зан­тиз­ма на­до наз­вать преж­де все­го уче­ней­ше­го Мар­ти­на Жю­жи (1878–1954), рос­сийс­ко­го же – Вла­ди­ми­ра Со­ловь­е­ва, ко­то­рый пи­сал, не оби­ну­ясь: «Го­су­да­р­ство римс­ко-ви­зан­тийс­кое сох­ра­ни­ло со­вер­шен­но язы­чес­кий ха­рак­тер, в нем не про­и­зош­ло ре­ши­тель­но ни­ка­кой су­ще­ст­вен­ной пе­ре­ме­ны. Нель­зя ука­зать ни од­но­го сколь­ко-ни­будь зна­чи­тель­но­го раз­ли­чия меж­ду го­су­да­р­ствен­ным стро­ем при языч­ни­ке Ди­ок­ле­ти­а­не и при quasi-хрис­ти­а­нах Фе­о­до­сии или Юс­ти­ни­а­не». Та­кая по­зи­ция пред­по­ла­га­ла, что хрис­ти­а­нс­кая Ви­зан­тия сох­ра­ни­ла язы­чес­кое обо­же­с­твле­ние им­пе­ра­то­ра. То­му бы­ли мно­гие подт­ве­рж­де­ния в прид­вор­ных це­ре­мо­ни­а­лах ти­па прос­ки­не­зы (прос­ти­ра­ния ниц) и проч. А да­лее мысль очень ес­те­ст­вен­но при­хо­ди­ла от­сю­да к прес­ло­ву­той кон­цеп­ции «це­за­ре­па­пиз­ма», сог­лас­но ко­то­рой в Ви­зан­тии ке­сарь се­бя сде­лал «па­пой», им­пе­ра­тор узур­пи­ро­вал пре­ро­га­ти­вы гла­вы Церк­ви – при­том при ее собствен­ном бла­го­во­ле­нии и со­дей­ствии. Кон­цеп­ция проч­но зак­ре­пи­лась, а яр­лык «це­за­ре­па­пизм» на­дол­го стал од­ним из са­мых рас­хо­жих и по­пу­ляр­ных в за­пад­ном и прог­рес­си­с­тском дис­кур­се о Ви­зан­тии. Еще в «Очер­ках ви­зан­тийс­кой куль­ту­ры» (1919) поч­тен­ней­ше­го Пав­ла Вла­ди­ми­ро­ви­ча Бе­зоб­ра­зо­ва, при­над­ле­жав­ше­го к шко­ле ака­де­ми­ка Ва­си­лия Гри­горь­е­ви­ча Ва­силь­е­вс­ко­го, упо­ми­на­ет­ся как неч­то бес­спор­ное «це­за­ре­па­пизм, не­сом­нен­но, пре­об­ла­дав­ший в Ви­зан­тии», и ут­ве­рж­да­ет­ся, что «те­о­рия сим­фо­нии <…> зак­лю­ча­ет в се­бе скры­тый це­за­ре­па­пизм». Апо­ло­ге­та­ми це­за­ре­па­пиз­ма ав­тор предс­тав­ля­ет круп­ней­ших ка­но­нис­тов Валь­са­мо­на и Хо­ма­ти­а­на, свя­то­го Си­ме­о­на Со­лу­нс­ко­го.

И все же с раз­ви­ти­ем на­у­ки эта кон­цеп­ция бы­ла ос­тав­ле­на, а с нею и це­лый на­бор дру­гих ан­ти­ви­зан­тийс­ких «пред­рас­суд­ков», по вы­ра­же­нию Даг­ро­на. Как он на­хо­дит, при­ве­ли к это­му «все­ле­нс­кий дух и прос­то ис­то­ри­чес­кая объ­ек­тив­ность». Ра­зу­ме­ет­ся, столк­но­ве­ние ре­ли­ги­оз­нос­ти хрис­ти­а­нс­кой и язы­чес­кой в конс­ти­ту­ции ви­зан­тийс­ко­го го­су­да­р­ства име­лось и от­ри­цать­ся ни­как не мо­жет. Од­на­ко рав­но­дей­ству­ю­щая та­ко­го столк­но­ве­ния на по­вер­ку ока­зы­ва­ет­ся иной. Сов­ре­мен­но­го на­уч­но­го ана­ли­за на ба­зе пол­но­го кор­пу­са дан­ных не вы­дер­жи­ва­ют ни предс­тав­ле­ние об обо­же­с­твле­нии пер­со­ны им­пе­ра­то­ра (воп­ре­ки на­ли­чию им­пе­ра­то­рс­ко­го куль­та), ни ут­ве­рж­де­ние о том, что им­пе­ра­тор се­бе прис­ва­и­вал ие­рейс­кую ха­риз­му (хо­тя пос­то­ян­но слу­ча­лись си­ту­а­ции, ко­то­рые бы­ли на во­лос от по­доб­но­го прис­во­е­ния). Это тон­кое ба­лан­си­ро­ва­ние на гра­ни Даг­рон пе­ре­да­ет фра­зой па­ра­док­саль­ной и мас­те­рс­кой: «Ни один ви­зан­тийс­кий пра­ви­тель не ут­ра­тил ра­зум нас­толь­ко, что­бы про­во­зг­ла­сить се­бя “им­пе­ра­то­ром и ие­ре­ем”, од­на­ко ни один из них не пе­рес­та­вал мыс­лить се­бя та­ко­вым».


 


Император Лев VI перед Христом. 886–912

Религиозное сознание Византии наделяло империю статусом сакрального института,
совершало сакрализацию империи. И в результате в структуре византийской
религиозности существенно усиливалась установка сакрализации реальности.

Сей­час нас, од­на­ко, ин­те­ре­су­ет не столь­ко пре­о­до­ле­ние пред­рас­суд­ков, сколь­ко са­мо со­дер­жа­ние рав­но­дей­ству­ю­щей, ис­тин­ные мес­то и роль не­ис­ко­ре­нен­но­го язы­че­ст­ва в ви­зан­тийс­кой го­су­да­р­ствен­нос­ти и дру­гих сфе­рах ви­зан­тийс­ко­го бы­тия. Пусть за им­пе­ра­то­рс­ким куль­том в Ви­зан­тии не сто­я­ло по­ли­ти­чес­кой те­о­ло­гии, ут­ве­рж­дав­шей обо­гот­во­ре­ние им­пе­ра­то­ра, как в язы­чес­ких эл­ли­нис­ти­чес­ких мо­нар­хи­ях. Пусть не бы­ло и це­за­ре­па­пи­с­тской узур­па­ции. Но аб­со­лют­но не­воз­мож­но от­ри­цать ре­ли­ги­оз­но­го, сак­раль­но­го по­ни­ма­ния фе­но­ме­на им­пе­рии! Вот уж за нею бо­же­ст­вен­ность ут­ве­рж­да­лась всег­да и ка­те­го­ри­чес­ки, она спол­на на­де­ля­лась сак­раль­ною санк­ци­ей и сак­раль­ным зак­реп­ле­ни­ем. Уже в са­мом ран­нем очер­ке по­ли­ти­чес­кой те­о­ло­гии Ви­зан­тии у Ев­се­вия Ке­са­рийс­ко­го ут­ве­рж­да­лось, что из­на­чаль­но, «в за­мыс­ле бо­же­ст­вен­но­го до­мо­ст­ро­и­тель­ства, им­пе­рия уже ста­ла про­ви­ден­ци­аль­ным ору­ди­ем че­ло­ве­чес­ко­го спа­се­ния» (Даг­рон). Ана­ло­гич­но пи­шет и Сти­вен Ран­си­мен: Ви­зан­тия – это «им­пе­рия, конс­ти­ту­ция ко­то­рой бы­ла ос­но­ва­на на чис­то ре­ли­ги­оз­ном убеж­де­нии, что им­пе­рия есть об­раз Царства Бо­жия на зем­ле». И уже по­нят­но от­сю­да, что «хрис­ти­а­н­ство ос­вя­ти­ло не столь­ко лич­ность им­пе­ра­то­ра как та­ко­вую, сколь­ко его власть, мес­то, и лишь в свя­зи с этим – са­мо­го им­пе­ра­то­ра» (Ге­ор­гий Кур­ба­тов).

Итак, в по­ли­ти­чес­кой те­о­ло­гии Ви­зан­тии имел мес­то «при­мат идеи царства по срав­не­нию с иде­ей ца­ря» (Кур­ба­тов): центр тя­жес­ти, глав­ная иде­о­ло­ги­чес­кая наг­руз­ка и глав­ное сак­раль­ное обес­пе­че­ние – не за им­пе­ра­то­ром, а за им­пе­ри­ей. Но ка­ким бы ни был пред­мет это­го обес­пе­че­ния, оно бы­ло су­гу­бо язы­чес­ким де­лом, хо­тя ис­пол­ня­лось сред­ства­ми хрис­ти­а­нс­кой об­ряд­нос­ти и язы­ком хрис­ти­а­нс­ко­го уче­ния. Ибо хрис­ти­а­нс­кая, еван­гельс­кая ре­ли­ги­оз­ность не да­ет поч­вы не толь­ко для обо­же­с­твле­ния им­пе­ра­то­ра, но и для сак­ра­ли­за­ции им­пе­рии, будь то в фор­ме ее приз­на­ния «об­ра­зом Царства Бо­жия» и «про­ви­ден­ци­аль­ным ору­ди­ем че­ло­ве­чес­ко­го спа­се­ния» или в фор­ме юс­ти­ни­а­но­вой «сим­фо­нии». Так пи­шет отец Ио­анн Мейен­дорф: «Как бы доб­ро­со­ве­ст­но ни чи­тать Но­вый За­вет, там не най­ти ука­за­ния на <…> “сим­фо­нию” меж­ду Царством Бо­жи­им и “ми­ром сим”; ско­рее – на нап­ря­жен­ность меж­ду част­ны­ми, не­а­дек­ват­ны­ми и не­пол­ны­ми дос­ти­же­ни­я­ми че­ло­ве­чес­кой ис­то­рии и аб­со­лют­ной на­деж­дой на иной мир, где Бог бу­дет “вся­чес­кая во всем”». По­э­то­му то ре­ли­ги­оз­ное убеж­де­ние, на ко­то­ром ос­но­ва­на конс­ти­ту­ция Ви­зан­тийс­кой им­пе­рии, есть в кор­не язы­чес­кое убеж­де­ние. И нет не­дос­тат­ка в сви­де­тель­ствах уче­ных – при­том раз­ных кон­фес­сий и раз­ных школ, – при­хо­дя­щих к та­ко­му вы­во­ду. Вот ут­ве­рж­де­ния от­ца Алек­са­нд­ра Шме­ма­на: «Об­ра­ще­ние Конс­тан­ти­на не пов­лек­ло за со­бой ни­ка­ко­го пе­рес­мот­ра, ни­ка­кой пе­ре­о­цен­ки те­ок­ра­ти­чес­ко­го соз­на­ния им­пе­рии, а нап­ро­тив, са­мих хрис­ти­ан, са­му Цер­ковь <…> в им­пе­рии зас­та­ви­ло ви­деть бо­го­и­зб­ран­ное и свя­щен­ное Царство. <…> Те­о­рия Юс­ти­ни­а­на уко­ре­не­на в те­ок­ра­ти­чес­ком соз­на­нии язы­чес­кой им­пе­рии, для ко­то­ро­го го­су­да­р­ство есть свя­щен­ная и аб­со­лют­ная фор­ма ми­ра, его смысл и оп­рав­да­ние». Впол­не соз­вуч­ны им зак­лю­че­ния Даг­ро­на: «С язы­че­ст­вом <…> им­пе­ра­то­рс­кая иде­о­ло­гия про­дол­жа­ла ос­та­вать­ся свя­зан­ной <…> власть по-преж­не­му ос­та­ва­лась втай­не язы­чес­кой». Без тру­да мож­но най­ти и дру­гие по­доб­ные оцен­ки.

Как лег­ко по­нять, в этих оцен­ках – дво­я­кое суж­де­ние: не толь­ко о ви­зан­тийс­кой го­су­да­р­ствен­нос­ти, но и о ви­зан­тийс­кой ре­ли­ги­оз­нос­ти. Ре­ли­ги­оз­ное соз­на­ние Ви­зан­тии, восп­ри­ни­мая вли­я­ние язы­чес­ко­го те­ок­ра­ти­чес­ко­го соз­на­ния, на­чи­на­ло восп­ри­ни­мать им­пе­рию «бо­го­и­зб­ран­ным и свя­щен­ным Царством». Оно на­де­ля­ло им­пе­рию ста­ту­сом сак­раль­но­го инс­ти­ту­та, со­вер­ша­ло сак­ра­ли­за­цию им­пе­рии. И в ре­зуль­та­те в струк­ту­ре ви­зан­тийс­кой ре­ли­ги­оз­нос­ти су­ще­ст­вен­но уси­ли­ва­лась ус­та­нов­ка сак­ра­ли­за­ции ре­аль­нос­ти (то есть ут­ве­рж­де­ния пря­мой при­ча­ст­нос­ти Бо­же­ст­вен­но­му ка­ких-то яв­ле­ний или ве­щей ми­ра се­го). Та­кая ус­та­нов­ка – уни­вер­саль­ная при­над­леж­ность ре­ли­ги­оз­но­го соз­на­ния, но в раз­ных его фор­ма­ци­ях она за­ни­ма­ет очень раз­ное мес­то. Од­но из глав­ных раз­ме­же­ва­ний меж­ду язы­чес­кой и хрис­ти­а­нс­кой ре­ли­ги­оз­ностью – имен­но в их от­но­ше­нии к сак­ра­ли­за­ции. В язы­че­ст­ве это, бе­зус­лов­но, гос­по­д­ству­ю­щая ус­та­нов­ка, но в хрис­ти­а­н­стве она иг­ра­ет лишь весь­ма ог­ра­ни­чен­ную роль: как ос­вя­ще­ние она участ­ву­ет в конс­ти­ту­ции ли­тур­ги­чес­кой сфе­ры, и круг яв­ле­ний, ох­ва­ты­ва­е­мых ею, оп­ре­де­ля­ет­ся Ев­ха­рис­ти­ей и ос­таль­ны­ми та­ин­ства­ми Церк­ви, ос­та­ва­ясь в гра­ни­цах ли­тур­ги­чес­кой ре­аль­нос­ти.

Глав­ная же, до­ми­ни­ру­ю­щая ус­та­нов­ка – в кор­не иная, она со­от­ве­т­ству­ет пок­ло­не­нию, на еван­гельс­ком язы­ке, «в ду­хе и ис­ти­не» (Ин. 4: 24), все­це­ло­му уст­рем­ле­нию че­ло­ве­ка к со­е­ди­не­нию со Хрис­том в Ду­хе Свя­том, к си­нер­гии и обо­же­нию, по пра­вос­лав­но­му уче­нию. Иси­хазм от­то­го и приз­нан ны­не яд­ром пра­вос­лав­ной ду­хов­нос­ти, что иси­ха­с­тская прак­ти­ка соз­да­ва­лась с един­ствен­ной целью до­бы­ва­ния квин­тэс­сен­ци­аль­но­го хрис­ти­а­нс­ко­го опы­та – опы­та вос­хож­де­ния к обо­же­нию. Под­виж­ни­ки приз­на­ют­ся под­лин­ны­ми но­си­те­ля­ми это­го опы­та, как в пред­ше­ст­во­вав­шие эпо­хи – апос­то­лы, а за­тем му­че­ни­ки. Хра­ни­мая и куль­ти­ви­ру­е­мая в иси­хаз­ме ус­та­нов­ка обо­же­ния от­ве­ча­ет ау­тен­тич­но хрис­ти­а­нс­кой ре­ли­ги­оз­нос­ти, тог­да как ус­та­нов­ка сак­ра­ли­за­ции (ко­то­рую сле­ду­ет от­ли­чать от уко­ре­нен­но­го в Ев­ха­рис­тии сак­ра­мен­таль­но-ли­тур­ги­чес­ко­го ос­вя­ще­ния) не пе­ре­да­ет уни­каль­ность и но­виз­ну Бла­гой Вес­ти, тол­кая ви­зан­тийс­кое соз­на­ние на­зад, к язы­че­ст­ву.


 

{div width:385|float:left}{module 7_1408_Transfiguration}{/div}По­лу­чая сво­бо­ду, ус­та­нов­ка сак­ра­ли­за­ции от­нюдь не ог­ра­ни­чи­ва­ет­ся сфе­рой влас­ти и го­су­да­р­ства. Это – об­щая ус­та­нов­ка, оп­ре­де­лен­ный тип от­но­ше­ния к ре­аль­нос­ти, ко­то­рый мо­жет ска­зы­вать­ся в лю­бых сфе­рах. На дру­гом по­лю­се от вы­со­ких им­пе­рс­ких сфер – пов­сед­нев­ное су­ще­ст­во­ва­ние че­ло­ве­ка, и здесь сак­ра­ли­за­ция то­же по­лу­чи­ла уси­лен­ное раз­ви­тие. Про­из­воль­ное рас­ши­ре­ние кру­га яв­ле­ний, на­де­ля­е­мых при­ча­ст­ностью Бо­же­ст­вен­но­му, вы­ра­жа­ет­ся тут преж­де все­го в раз­рас­та­нии, ги­пе­рт­ро­фии куль­то­во­го сим­во­лиз­ма, ког­да стре­мят­ся про­ни­зать сак­ра­ли­зу­ю­щим куль­том и ри­ту­а­лом ед­ва ли не весь по­ря­док зем­но­го су­ще­ст­во­ва­ния. По это­му пу­ти в Рос­сии, по­жа­луй, за­хо­ди­ли даль­ше, чем в Ви­зан­тии. Сла­вя­н­ство мо­ло­же эл­ли­н­ства, и тут бли­же бы­ли плас­ты ар­ха­и­чес­кой, при­ми­тив­ной ре­ли­ги­оз­нос­ти, для ко­то­рой «все пол­но бо­гов», а еще боль­ше – бе­сов, ко­то­рой близ­ка тен­ден­ция к то­таль­ной сак­ра­ли­за­ции и лич­но­го, и об­ще­ст­вен­но­го бы­тия. Эта тен­ден­ция рож­да­ет та­кие из­ве­ст­ные яв­ле­ния на­шей ду­хов­ной ис­то­рии, как дог­ма­ти­за­ция об­ря­да, сак­ра­ли­за­ция бы­та, об­ря­до­ве­рие. В них пе­ре­жит­ки сла­вя­нс­ко­го язы­че­ст­ва по­лу­ча­ли хрис­ти­а­нс­кое оформ­ле­ние и хрис­ти­а­нс­кую ле­ги­ти­ма­цию от па­ра­диг­мы сак­ра­ли­за­ции, при­шед­шей из Ви­зан­тии в сос­та­ве транс­ли­ро­ван­но­го на Русь вос­точ­нох­рис­ти­а­нс­ко­го дис­кур­са. Стог­ла­вый со­бор 1551 го­да все­го бо­лее пос­лу­жил дог­ма­ти­за­ции об­ря­да. С этой дог­ма­ти­за­ци­ей в ши­ро­ком соз­на­нии по­се­ли­лось проч­ное предс­тав­ле­ние, что вся­кое из­ме­не­ние об­ряд­нос­ти – ересь, из­ме­на ве­ре. По­э­то­му че­рез сто лет об­ря­до­вая ре­фор­ма Ни­ко­на выз­ва­ла ис­то­вый от­пор и при­ве­ла к тра­ге­дии рас­ко­ла – как ви­дим, эту тра­ге­дию при­хо­дит­ся то­же от­нес­ти к воз­дей­стви­ям ви­зан­тийс­ко­го нас­ле­дия! Ха­рак­тер­но, что в борь­бе с рас­ко­лом влас­тям приш­лось сде­лать ре­ше­ния Стог­ла­ва сек­рет­ны­ми – так ро­дил­ся еще один сте­ре­о­тип, ко­ре­ня­щий­ся в ус­та­нов­ке сак­ра­ли­за­ции и до­жив­ший до на­ших дней.

Хранимая и культивируемая в исихазме установка обожения отвечает
аутентично христианской религиозности, тогда как установка
сакрализации не передает уникальность и новизну Благой Вести,
толкая византийское сознание назад, к язычеству.

Что же до об­ря­до­ве­рия и сак­ра­ли­за­ции бы­та, то они сло­жи­ли ко­ло­рит­ную сти­хию на­род­ной жиз­ни, ко­то­рая уми­ля­ла бы­то­пи­са­те­лей, а для мно­гих уче­ных слу­жи­ла до­ка­за­тель­ством глу­бо­чай­шей пра­вос­лав­нос­ти рус­ско­го на­ро­да. Но эта сти­хия про­ва­ли­лась на ис­то­ри­чес­ком эк­за­ме­не. За счи­тан­ные го­ды – мо­мен­таль­но по ис­то­ри­чес­ким мер­кам! – Русь пра­вос­лав­ная ста­ла СССР-ом, где пра­вос­лав­ные ока­за­лись ма­ло­за­мет­ны­ми го­ни­мы­ми мар­ги­на­ла­ми, а мил­ли­о­ны преж­них об­ря­до­вер­цев об­ре­ли со­ве­тс­кое соз­на­ние, не­ред­ко и при­со­е­ди­ня­ясь к го­ни­те­лям. Свой­ства об­ря­до­вер­чес­ко­го соз­на­ния это неп­ло­хо поз­во­ля­ют. Ес­ли ве­ра не име­ет опо­ры в выс­ших ин­тел­лек­ту­аль­ных сло­ях соз­на­ния, эти слои нет­руд­но за­пол­нить боль­ше­ви­с­тской или иной иде­о­ло­ги­ей, яс­но до­ка­зы­ва­ю­щей вче­раш­не­му пра­вос­лав­но­му, что по­пы об­ма­ны­ва­ли его.

Так пос­те­пен­но мы возв­ра­ща­ем­ся к на­шим дням и к глав­ной те­ме об ак­ту­аль­нос­ти ви­зан­тийс­ко­го нас­ле­дия. Нет сом­не­ний, с сак­ра­ли­за­ци­ей то­же свя­за­на са­мая вы­со­кая ак­ту­аль­ность. «От­зы­ва­ют­ся в на­ших днях», по вы­ра­же­нию Хо­мя­ко­ва, и проб­ле­ма хрис­ти­а­нс­кой им­пе­рии, и фор­ма­ция ре­ли­ги­оз­нос­ти, ко­то­рая ог­ра­ни­чи­ва­ет­ся об­ря­до­ве­ри­ем и гра­ни­чит вплот­ную с су­е­ве­ри­ем. Ущерб­ность об­ря­до­вер­чес­кой фор­ма­ции не вы­зы­ва­ет се­год­ня спо­ров. Од­на­ко сов­сем иное – «им­пе­рс­кий воп­рос». Мы на­пом­ни­ли сви­де­тель­ства спе­ци­а­лис­тов, до­ка­зы­вав­ших, что Ви­зан­тийс­кая им­пе­рия от­нюдь не бе­зо­го­во­роч­но мо­жет быть наз­ва­на хрис­ти­а­нс­кой им­пе­ри­ей: она име­ла ре­ли­ги­оз­ную конс­ти­ту­цию, но со­от­ве­т­ству­ю­щая ре­ли­ги­оз­ность – язы­чес­кой, а не хрис­ти­а­нс­кой при­ро­ды. В то же вре­мя в сво­ей те­о­ло­гии и иде­о­ло­гии она не же­ла­ла это­го приз­на­вать, нап­ро­тив, она уси­лен­но се­бя ут­ве­рж­да­ла да­же «хрис­ти­ан­ней­шей». Расч­ле­нить это сра­ще­ние, рас­це­пить эти два плас­та, две в кор­не раз­ные фор­ма­ции соз­на­ния да­же в прин­ци­пе не­воз­мож­но. Вла­ди­мир Би­би­хин чет­ко фик­си­ро­вал та­кую не­воз­мож­ность: «От­но­си­тель­но ед­ва ли не пре­об­ла­да­ю­ще­го чис­ла ви­зан­тийс­ких ав­то­ров и ис­то­ри­чес­ких лиц сов­ре­мен­но­му ис­то­ри­ку хо­те­лось бы знать, бы­ли ли они ис­тин­но хрис­ти­а­на­ми или втай­не языч­ни­ка­ми. Де­ло не в нех­ват­ке ис­то­ри­чес­ко­го ма­те­ри­а­ла, а в том, что мы от се­бя на­вя­зы­ва­ем ви­зан­тий­цам воп­рос, ко­то­рый они са­ми не спе­ши­ли ста­вить и да­же пос­та­вив ре­шать». И в ито­ге – прак­ти­чес­ки вся ви­зан­тийс­кая речь об­ре­та­ет «не­исп­ра­ви­мую двуз­нач­ность все­го го­во­ри­мо­го». Гиб­рид­ный и смут­ный, в выс­шей ме­ре двус­мыс­лен­ный фе­но­мен!

Та­ко­ва же и его роль в рос­сийс­кой ис­то­рии. Язы­чес­кий культ го­су­да­р­ства, ме­няя об­личья, ста­но­вясь то бли­же, то даль­ше от ви­зан­тийс­ко­го про­то­ти­па, фаль­ши­во объ­яв­ляя се­бя то хрис­ти­ан­ней­шим, то гу­ман­ней­шим, соп­ро­вож­да­ет всю ис­то­рию на­ше­го Оте­че­ст­ва. Двус­мыс­лен­но и то, как се­год­ня вновь вбра­сы­ва­ют этот про­то­тип в об­ще­ст­вен­ное соз­на­ние – то ис­под­воль, а то и пря­мо выд­ви­гая его как об­ра­зец в се­год­няш­них по­ис­ках но­вых ори­ен­ти­ров для рос­сийс­кой го­су­да­р­ствен­нос­ти. Так пи­шет в сво­ем пос­лес­ло­вии к фун­да­мен­таль­но­му тру­ду Даг­ро­на его пе­ре­вод­чик Алек­сандр Му­син: «Те­мы ца­ря и Ви­зан­тии <…> под­пи­ты­ва­ют­ся на са­мом вы­со­ком уров­не. На под­де­рж­ку этой идеи бро­ше­ны ки­но­ин­ду­ст­рия и пом­пез­ные кон­фе­рен­ции. <…> Мо­нар­хия ос­та­ет­ся вож­де­лен­ной меч­той мно­гих». Ес­те­ст­вен­но яв­ля­ет­ся мысль: не сле­ду­ет ли уй­ти сов­сем от это­го мут­но­ва­то­го ви­зан­тийс­ко­го нас­ле­дия? Не бу­дет ли это пря­мее, сме­лее, чи­ще?

«Иног­да от пос­то­ян­но­го всмат­ри­ва­ния в тай­ну Рос­сии, от пос­то­ян­но­го за­ня­тия боль­ше­виз­мом в ду­ше под­ни­ма­ет­ся неп­ре­о­до­ли­мая тос­ка и воз­ни­ка­ет соб­лазн ухо­да в ис­ку­с­ство, фи­ло­со­фию, на­у­ку. Но соб­лазн быст­ро отс­ту­па­ет. Уй­ти нам нель­зя и не­ку­да» – так за­кан­чи­ва­ет Фе­дор Сте­пун свои зна­ме­ни­тые ме­му­а­ры «Быв­шее и нес­быв­ше­еся». Mutatis mutandis («с со­от­ве­т­ству­ю­щи­ми из­ме­не­ни­я­ми», лат.) и я ска­жу это о на­шей те­ме. И фе­но­мен Ви­зан­тии, и фе­но­мен им­пе­рии со всем их язы­че­ст­вом не­от­де­ли­мы уже от су­деб Рос­сии, от рус­ско­го хрис­ти­а­н­ства. За мно­го сто­ле­тий в них вло­жен не­из­ме­ри­мый ка­пи­тал – от­нюдь не толь­ко ил­лю­зор­ных и об­ман­ных те­о­ло­гий и тех­но­ло­гий, но и чест­ных по­пы­ток нас­то­я­ще­го сле­до­ва­ния за­яв­лен­ным хрис­ти­а­нс­ким цен­нос­тям. «В Ви­зан­тии иск­рен­не пы­та­лись соз­дать хрис­ти­а­нс­кую че­ло­ве­чес­кую общ­ность, ко­то­рая бы­ла бы соз­вуч­на не­бес­ной», – пи­шет Сти­вен Ран­си­мен, ни­как не склон­ный иде­а­ли­зи­ро­вать Ви­зан­тию. Отыс­ки­ва­е­мые се­год­ня мо­де­ли и стра­те­гии но­вой го­су­да­р­ствен­нос­ти долж­ны учи­ты­вать ис­то­рию и чувство­вать ор­га­ни­ку рос­сийс­ко­го го­су­да­р­ствен­но­го бы­тия; и сто­ит пос­та­рать­ся, что­бы идеи и ча­я­ния на­ших пред­ше­ст­вен­ни­ков не бы­ли це­ли­ком отб­ро­ше­ны как чис­тое заб­луж­де­ние.


***

Что на­до сде­лать – это да­же до­воль­но яс­но. Отец Алек­сандр Шме­ман вы­ра­зил за­да­чу от­чет­ли­вой фор­му­лой – «пе­ре­о­цен­ка го­су­да­р­ства в све­те хрис­ти­а­нс­ко­го уче­ния о ми­ре». Впол­не воз­мож­но раск­рыть эту фор­му­лу в ее фи­ло­со­фс­ком со­дер­жа­нии. Го­су­да­р­ствен­ная мо­дель, в ко­то­рой им­пе­рия мыс­лит­ся как по­до­бие Царствия Бо­жия на зем­ле и как че­ло­ве­чес­кая общ­ность, соз­вуч­ная не­бес­ной (от­сыл к юс­ти­ни­а­но­вой идее «сим­фо­нии»), свя­за­на не толь­ко с язы­чес­кой те­ок­ра­ти­ей. Фи­ло­со­фс­кий ее фун­да­мент – в пла­то­ни­чес­кой он­то­ло­гии, пред­по­ла­га­ю­щей сущ­но­ст­ную, эс­сен­ци­аль­ную связь ми­ра с Бо­гом. Но в пра­вос­лав­ном бо­гос­ло­вии та­кая связь – не по сущ­нос­ти, а лишь по энер­гии. И по­то­му мы долж­ны в пер­вую оче­редь конс­та­ти­ро­вать, что кон­цеп­ция хрис­ти­а­нс­кой им­пе­рии как бо­го­ус­та­нов­лен­но­го, сак­раль­но санк­ци­о­ни­ро­ван­но­го го­су­да­р­ства идет враз­рез с пра­вос­лав­ным бо­гос­ло­ви­ем энер­гий.

Этот вы­вод ста­вит нас сра­зу в но­вую си­ту­а­цию, отк­ры­ва­ет но­вое рус­ло рас­суж­де­ния. Мы по­ни­ма­ем, что, оце­ни­вая фе­но­мен им­пе­рии, а так­же и все дру­гие ви­зан­тийс­кие и вос­точ­нох­рис­ти­а­нс­кие фор­ма­ции об­ще­ст­ва и го­су­да­р­ства, мы неп­ре­мен­но долж­ны об­ра­тить­ся к па­ла­ми­тс­ко­му бо­гос­ло­вию энер­гий как пос­лед­не­му зре­ло­му эта­пу раз­ви­тия пра­вос­лав­ной мыс­ли. Рас­хож­де­ние это­го бо­гос­ло­вия с им­пе­рс­ким куль­том, раз­ли­чие их он­то­ло­ги­чес­ких пред­по­сы­лок – лишь пер­вое наб­лю­де­ние, на­до ид­ти глуб­же. Связь Бо­га и че­ло­ве­ка, ergo, Бо­га и ми­ра по энер­гии – спе­ци­фи­чес­кий род свя­зи, конс­ти­ту­и­ру­ю­щий иную ре­аль­ность и иную про­цес­су­аль­ность, ди­на­ми­ку ми­ро­во­го бы­тия, не­же­ли связь по сущ­нос­ти, пред­по­ла­га­е­мая ан­тич­ной мыслью, рав­но как и клас­си­чес­кой ев­ро­пейс­кой ме­та­фи­зи­кой. Па­ла­ми­тс­кое бо­гос­ло­вие со­вер­ши­ло от­каз от эс­сен­ци­а­лиз­ма – «пре­о­до­ле­ние ме­та­фи­зи­ки» – в проб­ле­ме че­ло­ве­ка и лич­нос­ти, в сфе­ре ант­ро­по­ло­гии (хо­тя и здесь ос­та­ет­ся еще не­ма­ло отк­ры­тых проб­лем). Не­об­хо­ди­мо про­дол­жить де­ло свя­то­го Гри­го­рия Па­ла­мы, расп­ро­ст­ра­нив его энер­гий­ный дис­курс, кон­цеп­ции бо­гос­ло­вия энер­гий на уро­вень со­ци­аль­ной ре­аль­нос­ти, в об­ласть уче­ния об об­ще­ст­ве и го­су­да­р­стве. Это – масш­таб­ная и не­лег­кая, глу­бо­ко твор­чес­кая за­да­ча. Но лишь на пу­ти ее ре­ше­ния воз­мо­жен ос­но­ва­тель­ный Го­су­да­р­ствен­ный Про­ект для вос­точ­нох­рис­ти­а­нс­кой ци­ви­ли­за­ции. Это путь кар­ди­наль­но­го, но конструк­тив­но­го пе­рес­мот­ра им­пе­рс­ких кон­цеп­ций. Нап­ро­тив, все по­пыт­ки их ре­а­ни­ма­ции и внед­ре­ния в ста­ром ви­де не­сут лишь фа­таль­ное пов­то­ре­ние ста­рой спе­си и ста­рых ил­лю­зий, ста­рой фаль­ши, двус­мыс­лен­нос­ти, умол­ча­ний, ма­ни­пу­ля­ций… все­го на­ше­го «как всег­да»!

Паламитское богословие совершило отказ от эссенциализма в сфере антропологии. Необходимо продолжить дело святого Григория Паламы, распространив его энергийный дискурс, концепции богословия энергий на уровень социальной реальности, в область учения об обществе и государстве.

Не­ко­то­рые на­чаль­ные ве­хи для отк­ры­ва­ю­ще­го­ся пу­ти вид­ны сра­зу. Хрис­ти­а­нс­кое уче­ние о ми­ре не мо­жет вес­ти к сак­раль­но­му обос­но­ва­нию им­пе­рии. Яс­но так­же, что энер­гий­ная связь ми­ра и Бо­га не обес­пе­чи­ва­ет сак­ра­ли­за­ции во­об­ще ни­ка­ким мирс­ким инс­ти­ту­ци­ям в их ста­тич­ном су­ще­ст­во­ва­нии, не да­ет она и обос­но­ва­ния юс­ти­ни­а­но­вой «сим­фо­нии». Но в то же вре­мя это – со­дер­жа­тель­ная связь, и она поз­во­ля­ет де­лать не толь­ко по­доб­ные не­га­тив­ные суж­де­ния. В сог­ла­сии с нею «сим­фо­ния» не­воз­мож­на, од­на­ко воз­мож­на си­нер­гия. Не­воз­мож­на «соз­вуч­ность», од­на­ко воз­мож­но со-уст­рем­ле­ние. Уст­ро­е­ние со­ци­аль­но-го­су­да­р­ствен­ной сфе­ры сог­лас­ное с хрис­ти­а­нс­кой энер­гий­ной ико­но­ми­ей не долж­но вы­ра­жать­ся в сак­ра­ли­за­ции инс­ти­ту­ций. Но оно мо­жет зак­лю­чать­ся в соз­да­нии оп­ре­де­лен­ных со­ци­аль­ных и го­су­да­р­ствен­ных прак­тик и стра­те­гий, в со­дей­ствии од­ним та­ким прак­ти­кам и от­ка­зе от дру­гих. Опыт та­ко­го ро­да ис­под­воль воз­ни­кал и в са­мой Ви­зан­тии в эпо­ху Иси­ха­с­тско­го Воз­рож­де­ния XIV ве­ка. И на­до взгля­нуть за­но­во на эту уни­каль­ную эпо­ху под ука­зан­ным уг­лом зре­ния.

В ре­ли­ги­оз­ном соз­на­нии при этом уже не бу­дет той дав­ней двой­ствен­нос­ти и внут­рен­ней нап­ря­жен­нос­ти, ко­то­рую по­рож­да­ла вза­им­ная чу­же­род­ность иси­ха­с­тской ус­та­нов­ки обо­же­ния и ус­та­нов­ки сак­ра­ли­за­ции с ее язы­чес­ки­ми кор­ня­ми. К иси­ха­с­тской ас­ке­зе мы вновь долж­ны в зак­лю­че­ние вер­нуть­ся, что­бы опять под­че­рк­нуть ее клю­че­вую роль как не­за­ме­ни­мо­го ис­точ­ни­ка под­лин­но­го хрис­ти­а­нс­ко­го опы­та. Чер­пать из это­го ис­точ­ни­ка, хра­нить с ним жи­вую связь, ори­ен­ти­ро­вать­ся на его цен­нос­ти – един­ствен­ный на­деж­ный спо­соб об­ра­ще­ния с ко­лю­чим кла­дом ви­зан­тийс­ко­го нас­ле­дия.