Валентин Серов. Коронация императора Николая II в Успенском соборе. 1896

Византия была сложным синтезом имперской бюрократии и конфессионального
государства. Мы не хотим конфессионального государства. Что же мы впишем
в конституцию, что президент у нас должен быть непременно православным,
и будем его короновать в Успенском соборе, помазывать на президентство?

– А ког­да эта идея прев­ра­ща­ет­ся в по­ли­ти­чес­кую?

– Бо­лее или ме­нее во вто­рой по­ло­ви­не XVI ве­ка. Сна­ча­ла она при­об­ре­та­ет по­ли­ти­чес­кую ок­рас­ку во вре­мя уч­реж­де­ния пат­ри­ар­ше­ст­ва в Рос­сии, по­то­му что уч­реж­де­ние пат­ри­ар­ше­ст­ва обос­но­вы­ва­ет­ся тем, что Рос­сия – это им­пе­рия, в им­пе­рии же на­ря­ду с ца­рем дол­жен быть пат­ри­арх. Оп­ре­де­лен­ные сдви­ги, ко­неч­но, про­ис­хо­дят при Ива­не Гроз­ном. Это неп­рос­той ис­то­ри­чес­кий воп­рос. Иван Гроз­ный до­воль­но мно­го сам на­пи­сал, но ниг­де «Треть­е­го Ри­ма» не упо­мя­нул. В ос­нов­ном, ко­неч­но, эти текс­ты и эта тра­ди­ция соз­да­ва­лись ду­хо­ве­н­ством (а вне го­лов его предс­та­ви­те­лей ин­тел­лек­ту­аль­ная де­я­тель­ность во­об­ще бы­ла очень ог­ра­ни­че­на). Ио­сиф Во­лоц­кий, Нил Сорс­кий, мит­ро­по­ли­ты Да­ни­ил и Ма­ка­рий име­ли свое предс­тав­ле­ние о том, что та­кое пра­вос­лав­ное царство и как оно долж­но жить.

– Ка­ким об­ра­зом бы­ло свя­за­но предс­тав­ле­ние Пет­ра об им­пе­рии, ко­то­рую он соз­да­вал, с иде­ей о «Моск­ве – Треть­ем Ри­ме»?

– Есть та­кая ра­бо­та у Лот­ма­на и Ус­пе­нс­ко­го о «Моск­ве – Треть­ем Ри­ме» у Пет­ра I. Кра­си­вая ра­бо­та. Ви­ди­те ли, у Пет­ра «Тре­тий Рим» был в не­ко­то­ром смыс­ле се­ку­ляр­ным. Нет, по­ли­ти­ку Пет­ра вряд ли мож­но од­ноз­нач­но оп­ре­де­лить как се­ку­ля­ри­за­цию, хо­тя мно­гие ис­сле­до­ва­те­ли так и де­ла­ют, но Петр яв­но ори­ен­ти­ро­вал­ся на язы­чес­кий Рим. Он ссы­лал­ся на Це­за­ря, на Ав­гус­та. Это боль­шая те­ма. Петр не от­ка­зы­вал­ся от то­го, что он – бо­го­и­зб­ран­ный царь. Глу­по от та­ко­го от­ка­зы­вать­ся. Но он от­ка­зы­вал Церк­ви в том, что­бы она иг­ра­ла су­ще­ст­вен­ную роль в кон­цеп­ту­аль­ном уст­рой­стве его им­пе­рии. Он был, ко­неч­но, ан­ти­цер­ков­ным де­я­те­лем…

– И уст­ра­и­вая свою им­пе­рию, Петр брал им­пе­рс­кий опыт на За­па­де?

– Да, он брал опыт на За­па­де. Вот, нап­ри­мер, он был в Анг­лии в 1697 го­ду, и ему очень пон­ра­ви­лось, что анг­лийс­кий мо­нарх – в то же вре­мя гла­ва мест­ной Церк­ви. Об этом есть об­шир­ная ли­те­ра­ту­ра. Его про­тес­та­н­тский об­ра­зец – гла­ва го­су­да­р­ства как гла­ва Церк­ви, во вся­ком слу­чае, рас­по­ря­ди­тель в Церк­ви – очень уст­ра­и­вал. И сов­ре­мен­ни­ки впол­не чет­ко восп­ри­ни­ма­ли от­ме­ну пат­ри­ар­ше­ст­ва и уч­реж­де­ние Си­но­да как объ­яв­ле­ние Пет­ром са­мо­го се­бя гла­вой Церк­ви. Во­об­ще го­во­ря, это есть в рос­сийс­ком за­ко­но­да­тель­стве. В ука­зе о прес­то­ло­нас­ле­дии 1797 го­да, ко­то­рый из­дал Па­вел, го­во­рит­ся о том, что царь дол­жен быть пра­вос­лав­ным, по­то­му что он – гла­ва Церк­ви. Это прос­тое по­яс­не­ние, но тем не ме­нее весь­ма крас­но­ре­чи­вое.

– А зна­ме­ни­тая три­а­да XIX ве­ка «пра­вос­ла­вие–са­мо­дер­жа­вие–
на­род­ность» бы­ла про­дол­же­ни­ем этой по­ли­ти­ки или ка­ким-то нов­ше­ст­вом?

– Ра­зу­ме­ет­ся, нов­ше­ст­вом. Об этом мно­го на­пи­са­но – про ува­ро­вс­кую три­а­ду, про са­мо­го Ува­ро­ва. Нап­ри­мер, в ра­бо­те Анд­рея Ле­о­ни­до­ви­ча Зо­ри­на. Это ис­сле­до­ван­ный воп­рос. Я то­же им нем­но­го за­ни­мал­ся. Проб­ле­ма свя­за­на с по­яв­ле­ни­ем рус­ско­го на­ци­о­на­лиз­ма. На­ци­о­на­лизм – яв­ле­ние об­ще­ев­ро­пейс­кое. Я не го­во­рю о на­ци­о­на­лиз­ме ка­ких-ни­будь ор­га­ни­за­то­ров «Рус­ско­го мар­ша» и т.п. Рус­ский на­ци­о­на­лизм на­чи­на­ет­ся с Ка­рам­зи­на и Рос­топ­чи­на, с Пуш­ки­на от­час­ти, с Шиш­ко­ва. Все – пре­зен­та­бель­ные фи­гу­ры. Эти лю­ди тог­да на­хо­ди­лись впол­не в кон­те­кс­те ев­ро­пейс­ко­го ин­тел­лек­ту­аль­но­го раз­ви­тия. При­ня­то счи­тать, что ев­ро­пейс­кий на­ци­о­на­лизм рож­да­ет­ся приб­ли­зи­тель­но в эпо­ху Фран­цу­зс­кой ре­во­лю­ции из очень прос­той пе­ре­ме­ны. Пе­ре­ме­на зак­лю­ча­лась в том, что оп­рав­да­ние влас­ти – оп­рав­да­ние, ко­то­рое в эпо­ху Прос­ве­ще­ния ос­но­вы­ва­лось на прос­ве­щен­нос­ти мо­нар­ха, а до это­го – на по­ня­тии об об­ще­ст­вен­ном до­го­во­ре, по ко­то­ро­му под­дан­ные ус­ту­па­ют свои пра­ва мо­нар­ху для собствен­ной же бе­зо­пас­нос­ти (то, что бы­ло сфор­му­ли­ро­ва­но Гоб­бсом в «Ле­ви­а­фа­не»), за­ме­ня­ет­ся дру­гой па­ра­диг­мой. В этой но­вой па­ра­диг­ме мо­нарх оп­рав­ды­ва­ет свое су­ще­ст­во­ва­ние уже тем, что он воп­ло­ща­ет со­бой дух на­ции. И Ува­ров, ко­то­рый был пос­ле­до­ва­те­лем Ка­рам­зи­на, раз­ви­ва­ет имен­но эту идею, свя­зан­ную с тем, как он констру­и­ру­ет рус­ский на­ци­о­наль­ный ха­рак­тер. А он его констру­и­ру­ет, ис­хо­дя из пре­дан­нос­ти рус­ско­го на­ро­да пра­вос­ла­вию и люб­ви к ца­рю, что и сос­тав­ля­ет на­род­ность. Это сов­сем но­вая идея.