Новое рождение политического из деполитизированного: кризис полицейского управления и множественные солидарности
Александр Филиппов

Источник: альманах «Развитие и экономика», №3, август 2012, стр. 246

Александр Фридрихович Филиппов – доктор социологических наук, руководитель Центра фундаментальной социологии Национального Исследовательского университета Высшая школа экономики (НИУ ВШЭ)

Что-то не­лад­ное – го­во­рят все – но­сит­ся в воз­ду­хе, что-то ме­ша­ет нам до­ве­рить­ся сло­жив­ше­му­ся ук­ла­ду. Это уди­ви­тель­ное чувство: опыт про­шед­ше­го де­ся­ти­ле­тия дол­жен был бы при­у­чить нас к то­му, что мно­го раз предс­ка­зан­ные по раз­ным по­во­дам со­ци­аль­ные ка­та­ст­ро­фы не про­ис­хо­дят, а раз так, то и сей­час ме­нее все­го сле­до­ва­ло бы ожи­дать – хо­тя бы в бли­жай­шем бу­ду­щем – собствен­но ка­та­ст­ро­фи­чес­ко­го раз­ви­тия. Не то что­бы всё хо­ро­шо – кто ре­шит­ся ска­зать это, – но вот ка­та­ст­ро­фы ли нам гро­зят, ка­та­ст­роф ли долж­ны мы опа­сать­ся? Предс­ка­за­ния ка­та­ст­роф пред­по­ла­га­ют об­ру­ше­ния боль­ших конструк­ций, но тя­го­ст­ное чувство не­лад­но­го вы­рас­та­ет в че­ре­де мел­ких со­бы­тий пов­сед­нев­нос­ти, лишь от­час­ти яв­ля­ю­щих­ся со­бы­ти­я­ми на­ше­го собствен­но­го опы­та, по пре­и­му­ще­ст­ву же – из со­бы­тий ме­диа-сре­ды, со­об­ще­ний и но­вос­тей, а так­же пов­се­ме­ст­но расп­ро­ст­ра­нён­ных мне­ний, уси­ли­ва­ю­щих друг дру­га опоз­на­ни­ем еди­но­ду­шия. Ка­за­лось бы, еди­но­душ­но­му бес­по­кой­ству од­них долж­но про­ти­вос­то­ять не ме­нее еди­но­душ­ное спо­кой­ствие дру­гих, тех, ко­то­рые не прос­то не ве­рят предс­ка­за­те­лям ка­та­ст­роф, но и ви­дят бу­ду­щее иным, луч­шим. Но не так уж труд­но об­на­ру­жить, что нет в на­ши дни ни­че­го бо­лее ред­ко­го, чем силь­ная кон­сер­ва­тив­ная по­зи­ция, по­то­му что кон­сер­ви­ро­вать нам собствен­но не­че­го.

Это са­мо по се­бе не так уж страш­но. Ведь кон­сер­ва­тизм, как из­ве­ст­но, бы­ва­ет двух ро­дов – удер­жи­ва­ю­щий и вос­ста­нав­ли­ва­ю­щий. Удер­жи­ва­ю­щий кон­сер­ва­тизм, тот, что пи­шет на сво­ем зна­ме­ни за­во­ра­жи­ва­ю­щее од­них и не­на­ви­ст­ное дру­гим сло­во «ста­биль­ность», от­нюдь не сво­дит­ся к сох­ра­не­нию в не­из­мен­ном ви­де то­го, что всег­да – или из­дав­на – су­ще­ст­во­ва­ло. Сох­ра­не­ние, го­во­рил зна­ме­ни­тый кон­сер­ва­тор Ханс Фрайер, пред­по­ла­га­ет пос­то­ян­ное из­ме­не­ние. На­до ме­нять­ся в от­вет на вы­зо­вы, что­бы сох­ра­нить то, что тре­бу­ет­ся сох­ра­нить. Воп­рос лишь в том, что имен­но сох­ра­нять, и на не­го-то от­ве­тить все­го труд­нее. Пов­то­рим ещё раз: лож­но то предс­тав­ле­ние о кон­сер­ва­тиз­ме (будь то со сто­ро­ны оп­по­нен­тов, кри­ти­ков или ис­сле­до­ва­те­лей кон­сер­ва­тиз­ма, будь то со сто­ро­ны са­мих кон­сер­ва­то­ров), сог­лас­но ко­то­ро­му не­кое «всё», так или ина­че уст­ро­ен­ное, столь хо­ро­шо, что его на­до спас­ти и сох­ра­нить. Раз­ве что нем­но­го, ес­ли на то есть ре­зо­ны, улуч­шить и под­но­вить. Та­кой кон­сер­ва­тизм был ког­да-то, но это дав­нее прош­лое кон­сер­ва­тиз­ма, и на сме­ну ему при­хо­ди­ли дру­гие ва­ри­ан­ты кон­сер­ва­тиз­ма ох­ра­ни­тель­но­го и – не за­бу­дем так­же о них – ва­ри­ан­ты кон­сер­ва­тиз­ма ра­ди­каль­но­го. Ра­ди­каль­ный, вос­ста­но­ви­тель­ный кон­сер­ва­тизм пред­по­ла­га­ет, что всё на­ру­ше­но, так что на­до не столь­ко сбе­ре­гать на­лич­ное сос­то­я­ние, сколь­ко вер­нуть­ся к пред­ше­ст­ву­ю­ще­му, то­му, что бы­ло не ис­пор­че­но, цель­но. От­сю­да – из­ве­ст­ная фор­му­ла restitutio in integrum – вос­ста­нов­ле­ние в пер­во­на­чаль­ном не­пов­реж­ден­ном ви­де. Для то­го что­бы вер­нуть­ся, не­об­хо­ди­мо рас­чис­тить по­ле, и пре­об­ра­зо­ва­ние су­ще­ст­ву­ю­ще­го долж­но быть столь ра­ди­каль­ным, что ста­рый по­ря­док ока­зы­ва­ет­ся но­вым, на­но­во соз­да­ва­е­мым по­ряд­ком. Ра­ди­каль­ный кон­сер­ва­тизм го­во­рит о нас­то­я­щем: «Мы жи­вём, – сло­ва Эрнста Юн­ге­ра в 1932 го­ду, – в ат­мос­фе­ре бо­ло­та, очис­тить ко­то­рую мо­гут лишь взры­вы». Это столь по­у­чи­тель­но: пом­нить и са­ми сло­ва, и пос­ле­до­вав­шие взры­вы, и ту ат­мос­фе­ру, что ус­та­но­ви­лась вмес­то бо­лот­ной. Но вер­нем­ся к ох­ра­ни­тель­но­му кон­сер­ва­тиз­му. Восп­ро­из­во­д­ство то­го, что уже есть и бы­ло преж­де, мо­жет про­ис­хо­дить, мы это зна­ем, как че­ре­да от­ве­тов на вы­зо­вы – но что это за вы­зо­вы? Идет ли речь о пре­до­тв­ра­ще­нии мень­ше­го зла, о пос­то­ян­ном ре­ше­нии за­дач, не­ми­ну­е­мо но­вых и но­вых в из­мен­чи­вом ми­ре, или о пред­ви­де­нии и стрем­ле­нии пре­до­тв­ра­тить ка­та­ст­ро­фу – не ка­та­ст­ро­фу ох­ра­ня­е­мо­го по­ряд­ка, но ка­та­ст­ро­фу той сре­ды, в ко­то­рой он, этот по­ря­док, толь­ко и мог су­ще­ст­во­вать? Нес­коль­ко раз на про­тя­же­нии ми­нув­ше­го ве­ка Сер­гей Бул­га­ков, Карл Шмитт, Ханс Фрайер, да и не они од­ни вспо­ми­на­ли в свя­зи с этим фи­гу­ру «удер­жи­ва­ю­ще­го», ка­те­хо­на из 2-го Пос­ла­ния апос­то­ла Пав­ла Фес­са­ло­ни­кий­цам. Тай­на без­за­ко­ния уже в действии, но не свер­шит­ся, по­ку­да есть «удер­жи­ва­ю­щий», ка­те­хон, го­во­рит Па­вел, и по­пыт­ки иден­ти­фи­ци­ро­вать ка­те­хон – ука­зать пря­мо: вот он! – предп­ри­ни­ма­ют­ся вся­кий раз, ког­да ка­жет­ся, что вре­мя близ­ко. Кто толь­ко ни ци­ти­ру­ет Пос­ла­ние Пав­ла в на­ши дни!

 

По­ли­ти­чес­кая те­о­ло­гия ста­ла ак­ту­аль­ным ин­тел­лек­ту­аль­ным про­ек­том, но де­ло не толь­ко в этом. Удер­жа­ние, за­дер­жи­ва­ние – это да­же и для тех, кто не ве­да­ет ни ис­то­рии про­ис­хож­де­ния, ни тем па­че ис­то­рии упот­реб­ле­ния сло­ва ка­те­хон, – есть вы­ра­же­ния ужа­са, пре­до­щу­ще­ния не од­но­го толь­ко действия, но имен­но что тор­же­ст­ва без­за­ко­ния – на плос­ком со­ци­о­ло­ги­чес­ком язы­ке име­ну­е­мо­го ано­ми­ей. Ано­мия в со­ци­аль­ной жиз­ни оз­на­ча­ет собствен­но спу­тан­ность со­ци­аль­ных норм, от­су­т­ствие внят­но­го нор­ма­тив­но­го по­ряд­ка и – что не ме­нее важ­но – от­су­т­ствие внят­но­го строя, упо­ря­до­чен­нос­ти в са­мих от­но­ше­ни­ях лю­дей, в том, че­го тре­бу­ют от них те или иные нор­мы, при­ня­тые в со­об­ще­ст­вах, и са­мые прос­тые со­об­ра­же­ния вы­жи­ва­ния, прод­ви­же­ния, дос­ти­же­ния приз­нан­но­го и же­лан­но­го ус­пе­ха. Так, не­ра­ве­н­ство есть всег­да и вез­де, но лишь об­щее (об­ра­щен­ное ко всем без иск­лю­че­ния) нор­ма­тив­ное тре­бо­ва­ние до­би­вать­ся ус­пе­ха (при­том что ус­пех лю­бо­го ро­да всег­да расп­ре­де­ля­ет­ся не­рав­но­мер­но) мо­жет сде­лать си­ту­а­цию ано­ми­чес­кой. Про­по­ведь уме­рен­нос­ти бу­дет иметь лишь ог­ра­ни­чен­ный ус­пех в сре­де го­лод­ных, но в со­че­та­нии с де­мо­н­стра­тив­ным пот­реб­ле­ни­ем бо­га­чей и зна­ти она эф­фек­тив­на лишь при нор­ма­тив­ном одоб­ре­нии не­ко­то­ро­го со­во­куп­но­го ми­ро­по­ряд­ка, где мес­то и об­раз жиз­ни каж­до­го по-сво­е­му оп­рав­дан. Раз­ру­ше­ние строя норм – это раз­ру­ше­ние по­ряд­ка ожи­да­ний и оп­рав­да­ний, так что ожи­да­е­мые (при­выч­ные) действия и со­бы­тия ли­ша­ют­ся цен­нос­ти, тог­да как но­вое, не­о­жи­дан­ное, вы­би­ва­ю­ще­еся и вы­би­ва­ю­щее из ко­леи вне­зап­но ока­зы­ва­ет­ся так­же и ле­ги­ти­ми­ро­ван­ным, одоб­рен­ным и цен­ным. С не­на­вистью смот­рит, нап­ри­мер, клас­си­чес­кий мел­кий бур­жуа на удач­ли­во­го бир­же­во­го спе­ку­лян­та, но не­вы­но­си­мо для не­го не чу­жое бо­га­т­ство и да­же не пуб­лич­ное одоб­ре­ние спе­ку­ля­ций, но объ­яв­ле­ние ну­во­ри­ша лю­бим­цем бо­гов – тех са­мых, ко­то­рые до­се­ле га­ран­ти­ро­ва­ли мо­раль­ный и фак­ти­чес­кий по­ря­док скром­но­го пре­ус­пе­я­ния ма­лень­ко­го че­ло­ве­ка. Об­ру­ше­ние ос­нов оп­рав­да­ния ми­ра и слом по­ряд­ка ожи­да­ний – вот она, со­ци­о­ло­ги­чес­ки по­ни­ма­е­мая «тай­на без­за­ко­ния в действии», – и сколь­ко уже раз ожи­да­ние окон­ча­тель­ной ка­та­ст­ро­фы обо­ра­чи­ва­лось все­го толь­ко пов­то­ре­ни­ем од­но­го и то­го же! Ре­ду­ци­ро­ван­ный к ха­рак­те­рис­ти­кам со­ци­аль­ной проб­ле­ма­ти­ки и по­ли­ти­чес­кой пер­тур­ба­ции те­зис хрис­ти­а­нс­кой эс­ха­то­ло­гии – не слиш­ком ли мел­ко? – но и ра­зоб­ла­че­ние те­о­ло­ги­чес­ко­го ха­рак­те­ра со­ци­аль­ных опи­са­ний – не слиш­ком ли глу­бо­ко? Мож­но ли най­ти ме­ру точ­нос­ти и ме­ру глу­би­ны – что­бы не за­ме­нить по­ни­ма­ние фун­да­мен­таль­но­го ана­ли­ти­кой ак­ту­аль­но­го, но и не по­те­рять нерв жи­вой жиз­ни в про­ри­ца­ни­ях кон­ца вре­мён, да­ю­щих­ся в на­ши дни что-то уж слиш­ком лег­ко?

Консерватизм, как известно, бывает двух родов – удерживающий и восстанавливающий. Удерживающий консерватизм не сводится к сохранению в неизменном виде того, что всегда – или издавна – существовало. Сохранение, говорил знаменитый консерватор Ханс Фрайер, предполагает постоянное изменение. Надо меняться в ответ на вызовы, чтобы сохранить то, что требуется сохранить.

Мы не ста­нем ис­сле­до­вать здесь этот воп­рос – пред­мет тон­ких бо­гос­ло­вс­ких и по­ли­ти­чес­ких спо­ров. Од­на­ко, да­же и не сту­пая на столь зыб­кую поч­ву, мы мо­жем ус­та­но­вить, по мень­шей ме­ре, два фор­маль­но раз­лич­ных по­ни­ма­ния «удер­жи­ва­ю­ще­го». В од­ном слу­чае ка­те­хон удер­жи­ва­ет дан­ное, ут­ве­рж­дая цен­ность то­го, что есть, и – тем са­мым – свою цен­ность как хра­ни­те­ля. Пре­бы­ва­ю­щее, та­ким об­ра­зом, сле­ду­ет сох­ра­нять, по­то­му что у не­го есть дос­то­и­н­ство, пре­вы­ша­ю­щее прос­тую фак­тич­ность. Кто в этом смыс­ле хра­нит су­ще­ст­ву­ю­щее, тот не хо­чет но­во­го на­ча­ла – ни аб­со­лют­но но­во­го, ни но­во­го как рес­ти­ту­ции ста­ро­го. Не ста­нем оболь­щать­ся сло­ва­ми «фак­тич­ность» и «пре­бы­ва­ю­щее»: где один из нас го­во­рит об опоз­на­нии су­ще­ст­ву­ю­ще­го как та­ко­во­го, там дру­гой ска­жет о при­пи­сы­ва­нии действи­тель­нос­ти то­му, что действи­тель­нос­ти не име­ет. Это сра­зу на­во­дит на мысль об от­но­си­тель­нос­ти всех раз­ли­че­ний и спор­нос­ти всех оче­вид­нос­тей.

Но «удер­жи­ва­ю­щий» мо­жет быть по­нят ина­че – как тот, кто не хо­чет не столь­ко но­во­го на­ча­ла, сколь­ко то­го, что­бы пе­ред но­вым на­ча­лом тор­жес­т­во­ва­ла «тай­на без­за­ко­ния». Ска­жем ина­че: мо­жет быть и та­кой «удер­жи­ва­ю­щий», ко­то­рый хо­чет ра­ди­каль­но­го об­нов­ле­ния, но без ка­та­ст­ро­фы, ко­то­рый вож­де­ле­ет но­во­го по­ряд­ка, но не да­ёт нисп­ро­ве­рг­нуть ста­рый. Та­ких – ед­ва не сры­ва­ю­щих­ся в от­ча­я­ние, но всё же уме­рен­ных – кон­сер­ва­то­ров зна­ют все по­во­рот­ные вре­ме­на. Спор­но ли по­ло­же­ние та­ко­го кон­сер­ва­то­ра? Нет, оно не спор­но, оно ужас­но, по­то­му что ста­ра­ет­ся он удер­жать не действи­тель­ное, а не­дей­стви­тель­ное, при­ки­ды­ва­ю­ще­еся су­щим, но под­лин­но ис­чер­пав­шее се­бя. Воз­мож­но ли то, что мнит­ся воз­мож­ным? Ис­чер­па­ны ли воз­мож­нос­ти сох­ра­нить су­ще­ст­ву­ю­щее или оно мо­жет быть сох­ра­не­но лишь пос­ре­д­ством де­я­ния, так что не­де­я­ние (ко­то­рое, на­пом­ним, Макс Ве­бер на­зы­вал од­ним из ви­дов че­ло­ве­чес­ко­го действо­ва­ния) долж­но быть вме­не­но как ви­на то­му, кто – это ус­та­нав­ли­ва­ют обыч­но зад­ним чис­лом – мог бы, но не стал действо­вать?

Прав­да, в на­ши дни ут­ра­ти­ли поч­ти вся­кий смысл сло­ва «кон­сер­ва­тизм» и «прог­рес­сизм» (ещё лет трид­цать на­зад в этом пы­тал­ся убе­дить сво­их чи­та­те­лей Ник­лас Лу­ман). Прог­рес­сизм не­за­мет­но ис­чер­пал сам се­бя, он ушел из ак­ту­аль­ной по­ве­ст­ки дня. Не­об­хо­ди­мость из­ме­не­ний, улуч­ше­ния су­ще­ст­ву­ю­ще­го по­ло­же­ния дел, со­вер­ше­н­ство­ва­ния – где нуж­но и мож­но – тех­ни­ки (как ма­те­ри­аль­ной тех­ни­ки, так и тех­ни­ки ре­ше­ния проб­лем) и т.п. мож­но приз­на­вать, не ста­но­вясь прог­рес­сис­том и не раз­де­ляя ве­ры в прог­ресс, цен­ностью. По той же при­чи­не бес­смыс­лен­но го­во­рить в об­щем ви­де о мо­дер­ни­за­ции, ес­ли толь­ко речь не идет о при­ве­де­нии в бо­лее при­год­ный вид то­го, что ус­та­ре­ло, не­эф­фек­тив­но, отс­та­ло от ве­ка. Я обожаю по просту красную икру - не знаю как вам но я бы мог её есть утром днём и вечером, но её цена так сильно кусается что я её очень редко ем, иногда так сильно хочется, и теперь я могу её каждый день хоть ложками и всё это благодаря тому что наткнулся на бонусы леон я раньше тоже занимался ставками но я никогда не знал что существуют бонусы к ставкам - ты скорее тоже не знал до сегодняшнего дня, так вот я тебе и подсказал это, теперь тебе остаеться лишь одно, взять бонусный код для онлайн букмекерской конторы У мо­дер­ни­за­ции на­у­ки, об­ра­зо­ва­ния, пра­ва, эко­но­ми­ки есть свои со­дер­жа­тель­ные ре­зо­ны, но нет уни­вер­саль­но­го кри­те­рия – Мо­дер­на с боль­шой бук­вы, со­от­ве­т­ствие ко­то­ро­му есть цен­ность и цель. Кон­сер­ва­ция, то есть сох­ра­не­ние и сбе­ре­же­ние, мо­гут ка­зать­ся в этом от­но­ше­нии (тем, кто ви­дит цен­ность имен­но в них) де­лом, нес­рав­нен­но бо­лее на­сущ­ным. Кон­сер­ва­тизм стал мод­ным, но тем бо­лее важ­но по­ни­мать, что са­ма идея сох­ра­не­ния и сбе­ре­же­ния ни­чуть не ме­нее проб­ле­ма­тич­на, чем идея мо­дер­на или прог­рес­са. Она точ­но так же мо­жет выс­ту­пить бло­ки­ра­то­ром поз­на­ва­тель­ной ак­тив­нос­ти и тре­бу­ет не мень­шей, ес­ли не боль­шей ос­то­рож­нос­ти.

 

Мож­но наз­вать два глав­ных по­ро­ка мно­же­ст­ва текс­тов, так или ина­че трак­ту­ю­щих на­ши проб­ле­мы.

Пер­вый. Яв­ная при­вер­жен­ность мо­дер­ну или кон­сер­ва­ции бло­ки­ру­ет дви­же­ние поз­на­ния и дос­ти­же­ние вза­и­мо­по­ни­ма­ния.

Вто­рой. Ин­те­рп­ре­та­ция ин­ди­ви­ду­аль­но­го и кол­лек­тив­но­го опы­та (го­во­ря­ще­го нам лишь об от­дель­ных со­бы­ти­ях или ря­дах со­бы­тий) как то­таль­ных конструк­ций, идеи ко­то­рых свя­за­ны с тра­ди­ци­он­ны­ми предс­тав­ле­ни­я­ми о со­ци­аль­ной жиз­ни как боль­шой ве­щи. Во мно­же­ст­ве опи­са­ний опы­та мы слов­но бы ви­дим вста­ю­щую за ним ог­ром­ную вещь, Рос­сию, и го­во­рим о ее уст­рой­стве и ее не­по­лад­ках так, как го­во­ри­ли бы об ог­ром­ном, пло­хо уст­ро­ен­ном и гро­зя­щем вот-вот по­ло­мать­ся ме­ха­низ­ме. Этот взгляд на со­бы­тия как «яв­ле­ния ве­щи» – сов­сем не бес­смыс­лен­ный, – но все же неп­ра­виль­ный, ус­та­рев­ший и неп­ро­дук­тив­ный. Он соп­ря­га­ет во­е­ди­но но­вые проб­ле­мы и ста­рые об­ра­зы един­ства, си­лы и дос­то­и­н­ства и зас­тав­ля­ет нас раст­ра­чи­вать си­лы на то, что, по су­ти, ни­как не прод­ви­га­ет впе­ред. Я поз­во­лю се­бе отс­туп­ле­ние в этом мес­те, что­бы сде­лать даль­ней­шие рас­суж­де­ния бо­лее внят­ны­ми.

 

Радикальный консерватизм говорит о настоящем: «Мы живём, – слова Эрнста Юнгера в 1932 году, – в атмосфере болота, очистить которую могут лишь взрывы». Это столь поучительно: помнить и сами слова, и последовавшие взрывы, и ту атмосферу, что установилась вместо болотной.

Пле­ни­те­лен бы­ва­ет вид сред­не­ве­ко­вых зам­ков – не двор­цов, но кре­пос­тей, за­ду­ман­ных как неп­рис­туп­ные твер­ды­ни, ос­тав­ших­ся на дол­гие го­ды мес­та­ми си­лы и сла­вы. Прек­рас­ное не прос­то со­пу­т­ству­ет мо­щи, гос­по­д­ство над тер­ри­то­ри­ей, важ­ное не­ког­да стра­те­ги­чес­ки и эко­но­ми­чес­ки, не прос­то ста­но­вит­ся эс­те­ти­чес­ким объ­ек­том. Прек­рас­ное здесь – вид, ма­те­ри­аль­ный об­раз си­лы. Рос­кошь двор­цов и ве­ли­чие па­мят­ни­ков на го­ро­дс­ких пло­ща­дях рав­но суть сим­во­лы ца­рив­ших здесь бо­га­т­ства и мо­щи. Мас­сив­ные зда­ния бан­ков, па­ро­ходств, вок­за­лов, по­доб­но три­ум­фаль­ным ар­кам, в позд­ней­шие эпо­хи то­же го­во­рят о по­бе­дах – под­лин­но быв­ших или хо­тя бы обе­щан­ных. Но кре­пость – не вок­зал и не банк. Кре­пос­ти не толь­ко сим­во­ли­зи­ро­ва­ли кра­со­той мощь и бо­га­т­ство, они бы­ли объ­ек­ти­ва­ци­ей си­лы, они-то и бы­ли той са­мой си­лой, одо­леть ко­то­рую – сов­ре­мен­ни­кам – ка­за­лось не­воз­мож­ным. Мы пле­ня­ем­ся ви­дом си­лы, не­воль­но – ибо си­лы здесь боль­ше нет – подс­тав­ляя од­но вмес­то дру­го­го, опоз­на­вая кра­со­ту в эф­фек­тив­ной – в свое вре­мя – сис­те­ме конт­ро­ля над тер­ри­то­ри­ей, обо­ро­ны, во­ору­же­ния и снаб­же­ния про­до­воль­стви­ем. Но мно­го ли нам, те­пе­реш­ним, про­ку в зна­нии о том, что кре­пость так и не бы­ла по­ко­ре­на или взя­та лишь раз-дру­гой бла­го­да­ря ис­ку­с­ству пол­ко­вод­ца, его ко­ва­р­ству или уда­че? Мно­го ли нам про­ку в ис­то­рии по­бед, ос­та­вив­ших по се­бе ма­те­ри­аль­ную па­мять о си­ле в ви­де прек­рас­ных стро­е­ний, ра­ду­ю­щих глаз празд­но­го ту­рис­та? Мы, пов­то­рюсь, ви­дим прек­рас­ное, но не ви­дим сто­яв­шей за ним, воп­ло­щён­ной в нём си­лы. Об­ра­зы бы­лой мо­щи мы со­зер­ца­ем как эс­те­ти­чес­кие объ­ек­ты, но не за­ду­мы­ва­ем­ся над тем, что для но­си­те­лей сов­ре­мен­но­го ору­жия сок­ру­ше­ние этих твер­дынь не сос­тав­ля­ло бы то­го же тру­да, не бы­ло бы за­да­чей той же слож­нос­ти, что нес­коль­ко ве­ков на­зад.

Об­раз кре­пос­ти, твер­ды­ни – вот что при­су­т­ству­ет во мно­же­ст­ве рас­суж­де­ний о рус­ской сов­ре­мен­нос­ти, будь то в по­ло­жи­тель­ном или не­га­тив­ном смыс­лах. Кре­пость – то, что за­ни­ма­ет свое, иск­лю­чи­тель­ное, как ска­зал бы Ге­орг Зим­мель, мес­то в прост­ра­н­стве. Кре­пость силь­ная, неп­рис­туп­ная, внут­рен­не гар­мо­нич­ная, со­раз­мер­ная, прост­ро­ен­ная вширь, ввысь и вглубь как цель­ное един­ство мо­щи и сла­вы. – Но эс­те­ти­ка кре­пос­ти – в том чис­ле, за­ме­тим по­пут­но, но от­нюдь не слу­чай­ным об­ра­зом, – кре­пос­ти-мо­нас­ты­ря, не толь­ко не поз­во­ля­ет об­ду­мать ха­рак­тер сов­ре­мен­ной си­лы, но и пос­та­вить воп­рос о том, что же имен­но сох­ра­ня­ем мы (или, ес­ли угод­но, ак­тив­но пре­об­ра­зу­ем) как своё мес­то в прост­ра­н­стве.

Не за­бу­дем, од­на­ко же, что при­ме­ни­тель­но к эс­те­ти­чес­ко­му со­зер­ца­нию речь идет, в ко­неч­ном сче­те, об удо­воль­ствии. По­ло­жим, ина­че как с удо­воль­стви­ем, мы не мо­жем со­зер­цать кре­пость – хо­тя, как го­во­рят це­ни­те­ли, бесп­ри­мес­но­му нас­лаж­де­нию ме­ша­ет пов­то­ря­е­мость конструк­ций. Но мы мо­жем от­мыс­лить от об­ра­за прек­рас­но­го – от прек­рас­но­го об­ра­за – идею не­о­бо­ри­мой си­лы, идею прек­рас­ной си­лы. Мы мо­жем и мы долж­ны. По­то­му что «кре­пость Рос­сия», по­доб­но «ост­ро­ву Рос­сии», – это не прос­то вы­дум­ки празд­ных умов, но вы­ра­же­ния глу­бо­ких ин­ту­и­ций, пре­о­до­леть ко­то­рые вряд ли воз­мож­но, но от­реф­лек­ти­ро­вать, предс­та­вить не как ес­те­ст­вен­ные ос­но­ва­ния мыш­ле­ния, но как оп­ции, по мень­шей ме­ре, же­ла­тель­но. Пов­то­рим еще раз: это пред­по­ла­га­ет из­ве­ст­ное на­си­лие над со­бой, над сво­им чувством прек­рас­но­го. Но бу­дем чест­ны: это не бо­лее чем от­каз от нас­лаж­де­ния, от то­го, что обе­ща­ет нас­лаж­де­ние, это вы­бор в поль­зу ас­ке­зы мыс­ли. Мы долж­ны быть го­то­вы мыс­лить ис­тин­ное как бе­зоб­раз­ное – это ут­ве­рж­де­ние Мак­са Ве­бе­ра ещё не ут­ра­ти­ло си­лу.
Прек­рас­на ли «твер­ды­ня Рос­сия»? Воз­мож­но, прек­рас­на, и же­ла­ю­щий ос­по­рить это уж точ­но не най­дёт об­ще­го язы­ка с тем, кто от­да­ёт­ся во власть нас­лаж­де­ния. Суж­де­ния вку­са име­ют эту осо­бен­ность, но вот что важ­но: кре­пость уяз­ви­ма как кре­пость, в ней вся си­ла – лишь по мер­ке ста­ро­го ве­ка, она сох­ра­ня­ет­ся как ра­ри­тет и ру­шит­ся вре­ме­нем, ес­ли не си­лой ино­го ро­да, чем та, для обо­ро­ны от ко­то­рой её соз­да­ва­ли. Действи­тель­ность кре­пос­ти – это мни­мость, сох­ра­не­ние кре­пос­ти – сох­ра­не­ние му­зей­но­го экс­по­на­та, кон­сер­ва­ция – это не вы­бор в поль­зу то­го, что есть, а пре­да­ние се­бя во власть фан­таз­мов, ги­пер­бо­ли­чес­ки предс­тав­ля­ю­щих од­ну-две сто­ро­ны бы­ло­го там, где не­ког­да действи­тель­ностью бы­ла са­ма жизнь, сох­ра­ня­ю­щая ста­рое че­рез по­рож­де­ние но­во­го.

Что мы при­об­ре­та­ем, от­ка­зав­шись от предс­тав­ле­ния важ­ной для нас действи­тель­нос­ти со­ци­аль­ной и по­ли­ти­чес­кой жиз­ни в ви­де проч­ных ма­те­ри­аль­ных объ­ек­тов (хо­тя бы да­же и не кре­пос­тей)? Преж­де все­го мы мо­жем пе­рей­ти на дру­гой язык опи­са­ния и объ­яс­не­ния. Мы мо­жем ска­зать, что ни од­на из при­выч­ных ха­рак­те­рис­тик на­шей стра­ны не вер­на, ес­ли предс­тав­ля­ет её как не­ко­то­ро­го ро­да боль­шую вещь, но вмес­те с тем не­ко­то­рые по­ня­тия об­ла­да­ют ог­ра­ни­чен­ной при­год­ностью, ес­ли поз­во­ля­ют сос­ре­до­то­чить­ся не на то­таль­ных, сквоз­ных, все­объ­ем­лю­щих опи­са­ни­ях, но на спо­со­бах ор­га­ни­за­ции со­ци­аль­ных со­бы­тий, действий и вза­и­мо­дей­ствий лю­дей.

 

Од­ним из та­ких спо­со­бов ор­га­ни­за­ции яв­ля­ет­ся сов­ре­мен­ное го­су­да­р­ство. Нес­хо­д­ство меж­ду со­бой по­ли­ти­чес­ких об­ра­зо­ва­ний, со­су­ще­ст­ву­ю­щих в нас­то­я­щее вре­мя, бро­са­ет­ся в гла­за. И не­об­хо­ди­мость при­ме­нить к лю­бо­му из них один и тот же тер­мин «го­су­да­р­ство» мо­жет выз­вать обос­но­ван­ные сом­не­ния, но с точ­ки зре­ния опе­ра­ций, ор­га­ни­зу­ю­щих по­то­ки со­ци­аль­ных со­бы­тий, го­су­да­р­ство есть уни­вер­саль­ный, уди­ви­тель­ный, уни­каль­ный спо­соб кон­це­нт­ра­ции в од­ном ло­ку­се двух со­вер­шен­но нес­ход­ных по при­ро­де и спо­со­бу уст­рой­ства ре­гу­ля­то­ров. С од­ной сто­ро­ны, лишь сов­ре­мен­ное го­су­да­р­ство – да и то не вся­кое (что оз­на­ча­ет, меж­ду про­чим, сле­ду­ю­щее: не вся­кое го­су­да­р­ство зас­лу­жи­ва­ет это­го име­ни) – спо­соб­но уп­ра­вить­ся с мно­го­об­раз­ны­ми и слож­ны­ми тех­ни­чес­ки­ми сред­ства­ми жиз­не­о­бес­пе­че­ния на боль­ших тер­ри­то­ри­ях. Сю­да от­но­сят­ся и во­дос­наб­же­ние с ка­на­ли­за­ци­ей, и ва­лют­ные сис­те­мы, и транс­порт, и здра­во­ох­ра­не­ние. С дру­гой сто­ро­ны, лишь го­су­да­р­ство – и опять-та­ки не вся­кое – спо­соб­но быть ре­гу­ля­то­ром мо­ти­ва­ци­он­ной мо­би­ли­за­ции и со­ли­дар­нос­ти. Сю­да от­но­сят­ся и об­ра­зо­ва­ние, и ре­ли­гии, и все мно­го­об­раз­ные те­че­ния куль­ту­ры. Имен­но сов­ре­мен­ное го­су­да­р­ство уме­ет так уп­рав­лять­ся с ни­ми, что, не прев­ра­щая их в свои под­раз­де­ле­ния, обес­пе­чи­ва­ет че­рез эти ка­на­лы тон­кую наст­рой­ку мо­ти­ва­ци­он­ной сфе­ры. Об­щий ба­зис ло­яль­нос­ти, со­ли­дар­нос­ти, до­ве­рия к ос­но­вам со­ци­аль­нос­ти ос­та­ет­ся не­ру­ши­мым при са­мых тя­же­лых пот­ря­се­ни­ях. Это иног­да на­зы­ва­ют граж­да­нс­кой ре­ли­ги­ей, но де­ло, ка­жет­ся, все-та­ки в том, что и граж­да­нс­кая ре­ли­гия, и ре­ли­гии в тра­ди­ци­он­ном смыс­ле, и са­мое ир­ре­ли­ги­оз­ное ис­ку­с­ство, и светс­кое об­ра­зо­ва­ние по-раз­но­му слу­жат соз­да­нию об­щей рам­ки со­ли­дар­нос­ти. Это не со­ли­дар­ность на ос­но­ва­нии об­щих цен­нос­тей, инс­ти­ту­тов, ве­ро­ва­ний и т.п., но го­раз­до бо­лее раз­мы­тая и обыч­ным об­ра­зом поч­ти не ощу­ти­мая го­тов­ность к ак­ту­а­ли­за­ции сос­то­я­ния по­зи­тив­ной сов­ме­ст­нос­ти. Ина­че го­во­ря, это го­тов­ность быть вмес­те, тер­петь друг дру­га и не­ред­ко – ког­да по­на­до­бит­ся – на­хо­дить об­щее, при­тя­ги­ва­ю­щее, то есть име­ю­щее вид со­ли­дар­нос­ти, ка­кой при­вык­ли по­ни­мать её те­о­ре­ти­ки прош­ло­го ве­ка. Она слов­но бы спит, но она ос­та­ет­ся важ­ней­шим ре­сур­сом мо­би­ли­за­ции – и раз­бу­дить её мож­но имен­но по­то­му, что мно­гое – ес­ли не всё не­об­хо­ди­мое – уже сде­ла­но за­ра­нее, толь­ко не пря­мо и не то­пор­но.

В наши дни утратили почти всякий смысл слова «консерватизм»
и «прогрессизм» (ещё лет тридцать назад в этом пытался убедить
своих читателей Никлас Луман). Прогрессизм незаметно исчерпал
сам себя, он ушел из актуальной повестки дня.

Зри­мым об­ра­зом един­ство го­су­да­р­ства вы­ра­жа­ет­ся в су­ве­рен­ной по­ли­ти­ке и пра­ве, и как раз по­э­то­му воп­рос о един­стве пе­ре­рас­та­ет в неп­ри­ми­ри­мые спо­ры. Де­ло в том, что со­ци­аль­ная жизнь не­о­бык­но­вен­но бо­га­та – а в проб­лем­ные вре­ме­на и в неб­ла­го­по­луч­ных стра­нах осо­бен­но бо­га­та – при­ме­ра­ми пря­мо про­ти­во­по­лож­но­го свой­ства. От­су­т­ствие со­ли­дар­нос­ти, раз­но­го­ло­си­ца мне­ний по са­мым важ­ным воп­ро­сам, не­эф­фек­тив­ность уп­рав­ле­ния и мно­гое дру­гое поз­во­ля­ют вся­кий раз ска­зать: да где же здесь го­су­да­р­ство? О ка­кой со­ли­дар­нос­ти мо­жет ид­ти речь, о ка­ком един­стве по­ли­ти­ки и пра­ва? Но вспом­ним глу­бо­кое и про­ни­ца­тель­ное суж­де­ние Кар­ла Шмит­та: нор­маль­ное сос­то­я­ние не до­ка­зы­ва­ет ни­че­го, иск­лю­чи­тель­ное по­ло­же­ние до­ка­зы­ва­ет всё. Прав­да, Шмитт го­во­рил об этом, что­бы дать оп­ре­де­ле­ние су­ве­ре­ни­те­та и су­ве­ре­на, но ло­ги­ка здесь та же са­мая. Ес­ли в кри­ти­чес­кой – во вся­ком слу­чае, вы­хо­дя­щей за рам­ки обы­ден­нос­ти – си­ту­а­ции мож­но об­на­ру­жить со­ли­дар­ность, это не зна­чит, что в ос­таль­ное вре­мя её нет, прос­то она не­за­мет­на, не вост­ре­бо­ва­на. Од­на­ко бы­ва­ет и так, что имен­но в кри­ти­чес­ких си­ту­а­ци­ях са­мо­оче­вид­ность до­ве­рия, вза­и­мо­по­мо­щи и т.п. ста­вит­ся под сом­не­ние, её не ока­зы­ва­ет­ся там, где она долж­на быть. Го­су­да­р­ство об­на­ру­жи­ва­ет на мес­те прин­ци­пи­аль­ной го­тов­нос­ти к со­ли­дар­ной мо­би­ли­за­ции (хо­тя бы в фор­ме со­се­дс­кой вза­и­мо­по­мо­щи) выж­жен­ную пус­ты­ню вза­им­но­го не­до­ве­рия и враж­ды. Вой­на всех про­тив всех – не вы­дум­ка фи­ло­со­фов. Это столь же пос­то­ян­но при­су­т­ству­ю­щая в со­ци­аль­ной жиз­ни, как и со­ли­дар­ность, го­тов­ность ра­ди­каль­но разъ­е­ди­нять­ся и враж­до­вать. Ни то ни дру­гое не яв­ля­ет­ся са­мо­оче­вид­ной, ес­те­ст­вен­ной пред­рас­по­ло­жен­ностью че­ло­ве­ка. Они соз­да­ют­ся со­ци­аль­ны­ми си­ла­ми, они уп­рав­ля­ют­ся и нап­рав­ля­ют­ся, так что не­лю­бовь, по­доз­ре­ние, за­висть, воз­му­ще­ние несп­ра­вед­ли­востью мо­гут дос­ти­гать сте­пе­ни под­лин­но по­ли­ти­чес­кой враж­ды. Го­су­да­р­ство ис­то­ри­чес­ки воз­ни­ка­ет как спо­соб пре­о­до­ле­ния враж­ды и по­ощ­ре­ния не толь­ко «фо­но­вой», но и ак­ту­аль­ной со­ли­дар­нос­ти, ка­кие бы име­на ни да­ва­лись ей в раз­ные эпо­хи.

Со­ли­дар­ность воз­ни­ка­ет, раз­ви­ва­ет­ся, под­дер­жи­ва­ет­ся, ко­неч­но, не толь­ко бла­го­да­ря уси­ли­ям го­су­да­р­ства. Расп­ро­ст­ра­не­на точ­ка зре­ния, сог­лас­но ко­то­рой, нап­ро­тив, го­су­да­р­ство надстра­и­ва­ет­ся на скла­ды­ва­ю­щей­ся до и по­ми­мо не­го сис­те­ме или се­ти со­ли­дар­нос­ти. Но ре­сур­сы, ко­то­рые кон­це­нт­ри­ру­ет и расп­ре­де­ля­ет го­су­да­р­ство – пря­мо или че­рез за­ви­си­мых от не­го аген­тов, – ра­бо­та­ют на обес­пе­че­ние со­ли­дар­нос­ти в та­ких масш­та­бах, ко­то­рые, как пра­ви­ло, пре­вос­хо­дят всё, что мо­жет пред­ло­жить кто-ли­бо ещё. Го­су­да­р­ство слу­жит расп­ро­ст­ра­не­нию чувства со­ли­дар­нос­ти не на ближ­них толь­ко, но и на даль­них, ус­та­нов­ле­нию кри­те­ри­ев раз­де­ле­ния меж­ду сво­и­ми и чу­жи­ми и т.п. Пес­туя со­ли­дар­ность, го­су­да­р­ство ус­мат­ри­ва­ет в ней ре­сурс: мно­гие за­да­чи жиз­не­о­бес­пе­че­ния не­воз­мож­но ре­шить, ес­ли вой­на всех про­тив всех ста­но­вит­ся ин­тен­сив­ной. Го­су­да­р­ство ста­ра­ет­ся сде­лать при­выч­ной и пе­ре­но­си­мой сис­те­му не­ра­венств, при­чем в этой сис­те­ме не­ра­венств осо­бое по­ло­же­ние влас­тей пре­дер­жа­щих нуж­да­ет­ся в ле­ги­ти­ма­ции. Ис­то­ри­чес­кая ус­той­чи­вость, пов­то­ря­е­мость уст­ройств влас­ти час­то объ­яс­ня­ют куль­тур­ной тра­ди­ци­ей. Но куль­тур­ная тра­ди­ция мог­ла бы уме­реть или пре­об­ра­зо­вать­ся, ес­ли бы не бы­ла под­дер­жа­на всей мощью го­су­да­р­ства. Со­ци­аль­ный кри­тик, ре­фор­ма­тор и ре­во­лю­ци­о­нер стал­ки­ва­ют­ся не толь­ко с гос­по­д­ством мне­ний и при­вы­чек действия, ко­то­рые они хо­те­ли бы из­ме­нить, но с ра­бо­та­ю­щей сис­те­мой про­из­во­д­ства и восп­ро­из­во­д­ства фун­да­мен­та этих мне­ний, то есть прост­ра­и­ва­ния со­ци­аль­ных со­бы­тий та­ким об­ра­зом, что­бы их ло­ги­чес­кие конструк­ции не вы­хо­ди­ли за пре­де­лы на­силь­ствен­но ус­та­нав­ли­ва­е­мых го­су­да­р­ством оче­вид­нос­тей. Го­су­да­р­ство хра­нит мир, но оно хра­нит та­кой граж­да­нс­кий мир, от ко­то­ро­го оно са­мо не мо­жет быть от­мыс­ле­но. Раз­ру­ше­ние го­су­да­р­ства, хра­ня­ще­го несп­ра­вед­ли­вый мир, обо­ра­чи­ва­ет­ся вой­ной, ко­то­рая мо­жет окон­чить­ся, но мо­жет и не окон­чить­ся дру­гим – луч­шим – ми­ром. Обе­ща­ние вой­ны, уг­ро­за вой­ной, по­ощ­ре­ние на­ру­ше­ний граж­да­нс­ко­го ми­ра – это один из спо­со­бов ди­на­ми­за­ции по­ли­ти­ки, при­да­ния энер­гии мо­ти­ва­ци­он­ной сос­тав­ля­ю­щей со­ци­аль­ной жиз­ни, ког­да ле­ги­тим­ность го­су­да­р­ства ока­зы­ва­ет­ся под уг­ро­зой. При­том что при­выч­ный, са­мо­оче­вид­ный мир, по­доб­но са­мо­оче­вид­ной со­ли­дар­нос­ти, по­доб­но са­мо­оче­вид­но­му функ­ци­о­ни­ро­ва­нию сис­тем жиз­не­о­бес­пе­че­ния, пе­ре­хо­дит в раз­ряд так на­зы­ва­е­мо­го фо­но­во­го ис­пол­не­ния: ка­жет­ся оди­на­ко­во не­ве­ро­ят­ным, что со­се­ди ока­жут­ся смер­тель­ны­ми вра­га­ми, что про­дук­ты в од­но­часье ис­чез­нут из ма­га­зи­нов и что на­ци­о­наль­ная ва­лю­та в од­но­часье же обес­це­нит­ся. Ког­да ни­че­го по­доб­но­го не про­ис­хо­дит дол­гое вре­мя, воз­ни­ка­ет до­ве­рие сис­те­ме, за­щит­ный ко­кон, как на­зы­вал его Эн­то­ни Гид­денс. Фо­но­вое ис­пол­не­ние, как счи­та­ли не­мец­кие кон­сер­ва­то­ры 60–70-х го­дов прош­ло­го ве­ка, спо­со­б­ству­ет обост­ре­нию кри­ти­чес­кой ак­тив­нос­ти, ко­то­рая нап­рав­ля­ет­ся про­тив го­су­да­р­ства, в це­лом неп­ло­хо уст­ро­ен­но­го. Это слиш­ком уз­кая точ­ка зре­ния. Фо­но­вое ис­пол­не­ние в той или иной фор­ме есть во вся­ком го­су­да­р­стве, да­же сквер­но уст­ро­ен­ном. Лишь при ка­та­ст­ро­фи­чес­ких раз­ры­вах в фо­но­вом ис­пол­не­нии (вро­де при­род­ных и тех­но­ген­ных ка­та­ст­роф, бир­же­вых кри­зи­сов и т.п.) на го­су­да­р­ство об­ра­ща­ют­ся об­ви­не­ния в нес­по­соб­нос­ти га­ран­ти­ро­вать жиз­не­де­я­тель­ность на­се­ле­ния. В ос­таль­ном имен­но ру­ти­на, а не от­но­си­тель­но бо­лее бла­го­по­луч­ное су­ще­ст­во­ва­ние де­ла­ет фо­но­вое ис­пол­не­ние ле­ги­ти­ми­ру­ю­щим фак­то­ром.

 

Нес­коль­ко лет на­зад по­ли­ти­чес­кая жизнь в на­шей стра­не ка­за­лась на­дёж­но за­ми­рён­ной. В ней не бы­ло по­ли­ти­чес­ко­го в стро­гом смыс­ле сло­ва, и то, что по­ли­ти­ка у нас бы­ла ре­ду­ци­ро­ва­на до прид­вор­ных и ка­би­нет­ных инт­риг, а на по­ве­рх­нос­ти ви­ди­мым об­ра­зом до­пус­ка­лись в ос­нов­ном лишь ими­та­ции по­ли­ти­чес­ко­го, ис­ку­па­лось иде­ей хо­ро­шо упо­ря­до­чен­но­го, на­дёж­но­го, поч­ти де­и­де­о­ло­ги­зи­ро­ван­но­го прав­ле­ния и уп­рав­ле­ния. В ис­то­рии та­кие го­су­да­р­ства встре­ча­лись не­од­нок­рат­но, к ним, с не­ко­то­ры­ми на­тяж­ка­ми, под­хо­дит изоб­ре­тён­ный в XVIII ве­ке тер­мин «по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство», по­ни­ма­е­мое не толь­ко как го­су­да­р­ство уг­роз и реп­рес­сий, но бо­лее ши­ро­ко – как «со­ци­аль­но-по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство об­ще­го бла­га». Оно со­ци­аль­ное – по­то­му что сох­ра­ня­ет ряд важ­ней­ших обя­за­тельств по рас­ши­рен­но­му (в срав­не­нии с ли­бе­раль­ным го­су­да­р­ством) обес­пе­че­нию жиз­не­де­я­тель­нос­ти на­се­ле­ния (со­ци­аль­ные га­ран­тии). Но как по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство оно не до­пус­ка­ет внутрь се­бя по­ли­ти­ку. Где есть по­ли­ция, там нет по­ли­ти­ки, го­во­рил Карл Шмитт, точ­нее, по­ли­ти­ка вы­во­дит­ся за гра­ни­цы го­су­да­р­ства, ста­но­вит­ся по­ли­ти­кой поч­ти иск­лю­чи­тель­но внеш­ней. Есть выс­шие по­ли­ти­чес­кие ор­га­ны, по­ли­ти­чес­кие ре­ше­ния, по­ли­ти­чес­кие инт­ри­ги и ка­би­нет­ная борь­ба. Но пуб­лич­но-по­ли­ти­чес­ко­го поч­ти нет – или оно но­сит ими­та­ци­он­ный ха­рак­тер. По­ли­ция яв­ля­ет­ся не прос­то ох­ра­ной от прес­туп­ле­ний, но все­об­щим спо­со­бом уп­рав­ле­ния, упо­ря­до­чи­ва­ния, расп­ре­де­ле­ния благ, со­об­раз­ных по­зи­ци­ям раз­ных групп на­се­ле­ния. По­ли­цейс­кое уп­рав­ле­ние ис­хо­дит из то­го, что как бы слож­но ни бы­ло уст­ро­е­но об­ще­ст­во, его мож­но на­уч­но изу­чить, оп­ре­де­лить ос­нов­ные це­ли и за­да­чи по изв­ле­че­нию поль­зы из его эко­но­ми­ки (час­то сырь­е­вой), оп­ре­де­лить спе­ци­фи­ку де­я­тель­нос­ти и функ­ции от­дель­ных групп на­се­ле­ния. И по­за­бо­тить­ся о том, что­бы все бы­ли, в ко­неч­ном сче­те, га­ран­ти­ро­ва­ны от бес­по­ряд­ка. Ра­зу­ме­ет­ся, это – толь­ко в те­о­рии, в идее. Са­мо уст­рой­ство по­ли­ции та­ко­во, что она лег­ко прев­ра­ща­ет­ся в свою про­ти­во­по­лож­ность.

Образ крепости, твердыни – вот что присутствует во множестве рассуждений о русской современности. Крепость – то, что занимает свое, исключительное, как сказал бы Георг Зиммель, место в пространстве. Но эстетика крепости не только не позволяет обдумать характер современной силы, но и поставить вопрос о том, что же именно сохраняем мы как своё место в пространстве.

При­ве­дем нес­коль­ко при­ме­ров. Сов­ре­мен­ные ис­сле­до­ва­те­ли ис­то­рии клас­си­чес­ко­го по­ли­цейс­ко­го го­су­да­р­ства во Фран­ции (за­ду­ман­но­го, как сви­де­тель­ству­ет ещё зна­ме­ни­тая «Эн­цик­ло­пе­дия» Дид­ро и Д’Алам­бе­ра, для счастья всех под­дан­ных) охот­но ци­ти­ру­ют ми­ни­ст­ра по­ли­ции, го­во­рив­ше­го не­за­дол­го до ре­во­лю­ции 1789 го­да, что вез­де, где со­би­ра­ют­ся трое, од­ним бу­дет его ос­ве­до­ми­тель. Проц­ве­та­ла прак­ти­ка то­таль­ной слеж­ки и бес­суд­ных расп­рав, в то вре­мя как па­ри­жс­кую по­ли­цию вос­тор­жен­ные пу­те­ше­ст­вен­ни­ки на­зы­ва­ли од­ним из чу­дес све­та. По­ли­ти­чес­кую ка­та­ст­ро­фу она, как мы зна­ем, пре­до­тв­ра­тить не по­мог­ла, а по­ли­цейс­кие ме­ры в тог­даш­ней эко­но­ми­ке то­же по­ка­за­ли свою бо­лее чем ог­ра­ни­чен­ную эф­фек­тив­ность, и от них то­же приш­лось от­ка­зать­ся.

Ис­то­рия по­ли­ции в Рос­сии – от­дель­ная ин­те­рес­ная те­ма. На­чи­на­ет­ся она – в стро­гом смыс­ле – с по­пы­ток сна­ча­ла Пет­ра I, а за­тем Ека­те­ри­ны II пе­ре­нять ев­ро­пейс­кие, то есть фран­цу­зс­кую и не­мец­кую, кон­цеп­ции по­ли­ции, но кон­ча­ет­ся всё тем, что рус­ское по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство ста­но­вит­ся не столь­ко об­раз­цом спра­вед­ли­вос­ти и по­ряд­ка, сколь­ко сим­во­лом не­ог­ра­ни­чен­но­го про­из­во­ла. В рус­ской по­ли­ти­чес­кой на­у­ке на­ча­ла XX ве­ка го­во­рят, что есть не толь­ко по­ли­ция бе­зо­пас­нос­ти, но и по­ли­ция бла­го­сос­то­я­ния, и трак­ту­ют по­ли­цию как на­уч­но обос­но­ван­ное уп­рав­ле­ние – все это в пе­ри­од меж­ду дву­мя ре­во­лю­ци­я­ми, выг­ля­дя­щи­ми нас­меш­кой ис­то­рии над иде­я­ми на­уч­но­го по­ли­цейс­ко­го уп­рав­ле­ния со­ци­аль­ной жизнью. Впро­чем, иног­да все обо­ра­чи­ва­ет­ся к луч­ше­му. Ис­то­ри­ки аме­ри­ка­нс­кой по­ли­ции ут­ве­рж­да­ют, что в XX ве­ке по­ли­цейс­кое вме­ша­тель­ство в эко­но­ми­ку и со­ци­аль­ную жизнь во вре­ме­на Но­во­го кур­са пре­зи­ден­та Франк­ли­на Руз­вель­та от­час­ти на­по­ми­на­ет уст­рой­ство то­та­ли­тар­ных ре­жи­мов имен­но со­че­та­ни­ем реп­рес­сив­нос­ти, со­ци­аль­ных про­ек­тов и го­су­да­р­ствен­но­го уп­рав­ле­ния эко­но­ми­кой. Но­вый курс при­ня­то счи­тать эф­фек­тив­ным, но что нам да­ет это со­об­ще­ние вмес­те со все­ми ос­таль­ны­ми?

При­ве­ден­ные при­ме­ры ил­лю­ст­ри­ру­ют од­ну важ­ную осо­бен­ность по­ли­ции – ее ра­ди­каль­но ан­тип­ро­цес­су­аль­ный ха­рак­тер. По­ли­цейс­кое уп­рав­ле­ние, по­ли­цейс­кая за­бо­та о жиз­ни и здо­ровье граж­дан, по­ли­цейс­кие реп­рес­сии и по­ли­цейс­кое пре­дуп­реж­де­ние прес­туп­нос­ти уст­ро­е­ны та­ким об­ра­зом, что с тру­дом функ­ци­о­ни­ру­ют во вре­мен­ных го­ри­зон­тах, за­да­ва­е­мых про­це­ду­ра­ми. Где есть про­це­ду­ры, пра­во­вые ре­гу­ля­ции от­дель­ных ша­гов, не­об­хо­ди­мых для при­ня­тия ре­ше­ний, там зат­руд­не­на пря­мая связь меж­ду ус­мот­ре­ни­ем су­ще­ст­ва де­ла, пос­та­нов­кой за­да­чи и собствен­но действи­ем. Действия по­ли­ции, ука­зы­ва­ет, ска­жем, за­ко­но­да­тель ФРГ, на­чи­на­ют­ся там, где уре­гу­ли­ро­ва­ние не про­ис­хо­дит са­мо со­бой, пра­во­вым спо­со­бом. Но ес­ли по­ли­ции – по тем или иным при­чи­нам – от­да­ет­ся пер­ве­н­ство, ес­ли ос­по­рить ка­че­ст­во ус­мот­ре­ния су­ще­ст­ва де­ла не­воз­мож­но или поч­ти не­воз­мож­но, ес­ли ре­ше­ния и де­я­ния сле­ду­ют од­но за дру­гим, не ос­тав­ляя прост­ра­н­ства для уре­гу­ли­ро­ва­ния дел ина­че, как с учас­ти­ем по­ли­цейс­ких сил, един­ствен­ной га­ран­ти­ей то­го, что де­ло не обер­нет­ся со­вер­шен­ней­шим про­из­во­лом, яв­ля­ют­ся доб­рая во­ля всех участ­ву­ю­щих в по­ли­цейс­ком уп­рав­ле­нии и доб­рые нра­вы тех, на ко­то­рых оно нап­рав­ле­но.

Эта га­ран­тия, ко­неч­но, весь­ма сла­ба. На сто­ро­не уп­рав­ля­е­мой спо­со­б­ство­вать по­ли­цейс­ко­му уп­рав­ле­нию мог­ло бы во­оду­шев­лен­ное и со­ли­дар­ное на­се­ле­ние, но уже дав­но бы­ло за­ме­че­но, что по­ли­цейс­кое уп­рав­ле­ние мень­ше ин­те­ре­су­ет­ся мне­ни­я­ми и ка­че­ст­ва­ми граж­дан, не­же­ли, как на­зы­вал это Ге­гель, внеш­ней сто­ро­ной де­ла. «Ду­май­те что угод­но, но под­чи­няй­тесь», – го­во­рит по­ли­ция, и за это пре­неб­ре­же­ние мне­ни­я­ми до­ро­го при­хо­дит­ся пла­тить по­ли­цейс­ко­му го­су­да­р­ству. Вот по­че­му не­у­ди­ви­тель­но, что по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство из­на­чаль­но дер­жит­ся на на­си­лии и что на­си­лие это име­ет целью так или ина­че по­да­вить по­ли­ти­чес­кое, за­ми­рить прост­ра­н­ство кон­ку­рен­ции, а уже по­том, в этом за­ми­рён­ном прост­ра­н­стве, осу­ще­с­твлять ру­тин­ные опе­ра­ции по конт­ро­лю, вос­пи­та­нию, фор­ми­ро­ва­нию за­ко­но­пос­луш­но­го под­дан­но­го.

 

И все-та­ки унич­то­жить по­ли­ти­чес­кое бы­ва­ет труд­но, оно по-раз­но­му про­ры­ва­ет­ся на по­ве­рх­ность, ка­за­лось бы, де­по­ли­ти­зи­ро­ван­ных си­ту­а­ций. У по­ли­цейс­ко­го го­су­да­р­ства есть своя – в об­щем неб­ла­гоп­ри­ят­ная – ди­на­ми­ка, но по­ми­мо то­го, по­дав­ле­ние по­ли­ти­чес­ко­го не мо­жет не ока­зать­ся лишь час­тич­но и лишь вре­мен­но ус­пеш­ным.

Имен­но под этим уг­лом зре­ния мы и долж­ны оце­ни­вать то, что про­ис­хо­дит у нас сей­час. Мы мо­жем ска­зать, что пре­об­ла­да­ние враж­деб­нос­ти над со­ли­дар­ностью – од­но из са­мых тре­вож­ных яв­ле­ний пос­лед­не­го вре­ме­ни. Речь идет сов­сем не о том, что граж­да­нс­кой со­ли­дар­нос­ти боль­ше не су­ще­ст­ву­ет. Она есть, она раз­ви­ва­ет­ся, ее вре­ме­на­ми ста­но­вит­ся боль­ше. Од­на­ко пос­лед­ние го­ды, а в осо­бен­нос­ти ме­ся­цы по­ка­за­ли су­ще­ст­вен­ное сок­ра­ще­ние со­ли­дар­нос­ти как рас­по­ла­га­е­мо­го го­су­да­р­ством ре­сур­са и при­ра­ще­ние за её счёт враж­деб­нос­ти опас­ных по ин­тен­сив­нос­ти сте­пе­ней. Прос­тое воз­ра­же­ние – ес­ли кто-то воз­на­ме­рит­ся ос­по­рить эти ут­ве­рж­де­ния – сос­то­я­ло бы в том, что при­ме­ров про­ти­во­по­лож­но­го свой­ства всё-та­ки боль­ше, что го­су­да­р­ство по-преж­не­му проч­но, его ле­ги­тим­ность не­ос­по­ри­ма и мо­би­ли­за­ци­он­ный ре­сурс не умень­шил­ся. В том-то и бе­да сов­ре­мен­ных дис­кус­сий: все до­во­ды та­ко­го ро­да пе­рес­та­ли быть дис­кус­си­он­ны­ми до­во­да­ми, ко­то­рые мож­но ос­по­рить, поп­ра­вить, при­нять час­тич­ную пра­во­ту оп­по­нен­та и выс­та­вить на сле­ду­ю­щем эта­пе бо­лее про­ду­ман­ный ар­гу­мент. Спо­ры ста­ли частью по­ли­ти­чес­ко­го про­цес­са, и убе­ди­тель­ность до­во­да для сто­рон­ни­ков оп­ре­де­лен­ной по­зи­ции оз­на­ча­ет лишь го­тов­ность иден­ти­фи­ци­ро­вать се­бя с той груп­пой, для ко­то­рой эта по­зи­ция убе­ди­тель­на. Для про­тив­ни­ков тот же са­мый до­вод ка­жет­ся не­у­бе­ди­тель­ным, и они столь же ан­га­жи­ро­ва­ны и неп­рек­лон­ны. Не­оп­ре­де­лив­ших­ся, ко­то­рых еще при­хо­дит­ся за­во­е­вы­вать со­дер­жа­тель­ны­ми со­об­ра­же­ни­я­ми, ста­но­вит­ся всё мень­ше, и воп­рос о том, воз­мож­на ли еще, го­во­ря сло­ва­ми Кар­ла Ман­гей­ма, «сво­бод­но па­ря­щая ин­тел­ли­ген­ция», сам уже яв­ля­ет­ся по­ли­ти­чес­ким воп­ро­сом.

Отсутствие солидарности, разноголосица мнений по самым важным вопросам, неэффективность управления и многое другое позволяют всякий раз сказать: да где же здесь государство? Но вспомним глубокое и проницательное суждение Карла Шмитта: нормальное состояние не доказывает ничего, исключительное положение доказывает всё.

И всё-та­ки риск­нём еще раз на­пом­нить: лож­но са­мо предс­тав­ле­ние го­су­да­р­ства как ве­щи, как ма­ши­ны, ко­то­рая, гру­бо го­во­ря, ли­бо едет, ли­бо нет, ли­бо едет еле-еле и вот-вот сло­ма­ет­ся. Го­су­да­р­ство – не вещь, а спо­соб ор­га­ни­за­ции со­ци­аль­ных со­бы­тий. Это зна­чит, что при­ме­ры и конт­рпри­ме­ры мо­гут быть оди­на­ко­во дос­то­вер­ны­ми, что лишь ко­ли­че­ст­вен­ный пе­ре­вес со­бы­тий од­но­го ро­да над со­бы­ти­я­ми дру­го­го ро­да мо­жет иметь смысл для об­щей ха­рак­те­рис­ти­ки си­ту­а­ции и что в де­ле подс­чё­та со­бы­тий все рав­но не бу­дет еди­но­ду­шия. Оце­ни­вая лю­бой при­мер, не за­бу­дем, что всег­да есть иное, не впи­сы­ва­ю­ще­еся в об­щее предс­тав­ле­ние о си­ту­а­ции, но всё рав­но важ­ное, тре­бу­ю­щее вни­ма­ния. Так, нап­ри­мер, при ва­лют­ной мо­но­по­лии бы­ва­ет ва­лют­ная спе­ку­ля­ция, при гос­по­д­стве иде­о­ло­гии – дис­си­де­н­т­ство, при са­мом эф­фек­тив­ном по­ли­цейс­ком конт­ро­ле – прес­туп­ность и по­ли­ти­чес­кие дви­же­ния. Нас­коль­ко силь­ны эти по­ли­ти­чес­кие дви­же­ния, нас­коль­ко уда­ет­ся дер­жать их под конт­ро­лем – вот это и есть пред­мет спо­ров, но нель­зя сом­не­вать­ся ни в том, что конт­роль си­лен, ни в том, что прин­ци­пи­аль­но про­ти­во­по­лож­ная ему по­ли­ти­за­ция на­рас­та­ет.

Ожив­ле­ние по­ли­ти­чес­кой жиз­ни в Рос­сии вряд ли прек­ра­тит­ся в обоз­ри­мом бу­ду­щем. Это име­ет серь­ез­ные пос­ле­д­ствия. Выс­во­бож­де­ние по­ли­ти­чес­ко­го ос­тав­ля­ет срав­ни­тель­но ма­ло мес­та для ин­ди­ви­ду­аль­но­го ре­ше­ния. Впер­вые за нес­коль­ко лет у нас по­яв­ля­ют­ся имен­но пуб­лич­ные по­ли­ти­чес­кие груп­пы, го­то­вые к эк­зис­тен­ци­аль­но­му про­ти­вос­то­я­нию. Еще не столь враж­деб­ны их действия, ещё нет не то что приз­на­ков, но и пред­чу­в­ствия граж­да­нс­кой вой­ны. Но уже есть дис­курс не­на­вис­ти, ри­то­ри­ка «друг/­враг». По­ли­ти­чес­кое раз­ме­же­ва­ние – и это ещё од­на важ­ная осо­бен­ность, о ко­то­рой сле­ду­ет пом­нить, – мо­жет раз­вить­ся из лю­бой про­ти­во­по­лож­нос­ти – ре­ли­ги­оз­ной, эко­но­ми­чес­кой и да­же эс­те­ти­чес­кой. По­во­ды для раз­ме­же­ва­ния мо­гут быть лю­бой при­ро­ды. Но при этом са­мо раз­ме­же­ва­ние дос­ти­га­ет та­кой сте­пе­ни ин­тен­сив­нос­ти, что оп­по­нен­ты или кон­ку­рен­ты ста­но­вят­ся имен­но вра­га­ми и под уг­лом зре­ния смер­тель­ной, эк­зис­тен­ци­аль­ной враж­ды ви­дят всё ос­таль­ное. Враж­да при­об­ре­та­ет собствен­ную ди­на­ми­ку, по­ли­ти­чес­кое под­ми­на­ет под се­бя всё и вы­са­сы­ва­ет всю энер­гию из дру­гих об­лас­тей жиз­ни. Тог­да го­су­да­р­ству гро­зит граж­да­нс­кая вой­на и рас­пад, ес­ли толь­ко не бу­дет но­вой кон­со­ли­да­ции, ес­ли не по­я­вит­ся но­вое един­ство «по­ли­ти­чес­ко­го на­ро­да», про­ти­вос­то­я­ще­го дру­гим на­ро­дам как вра­гам, но ис­ко­ре­нив­ше­го враж­ду внут­ри се­бя. maltamodel.com

На­до по­ни­мать, что этот путь – один из воз­мож­ных, не­за­ви­си­мо от то­го, нра­вит­ся он нам или нет. Но этот путь – край­ний, экстре­маль­ный. Есть мно­го при­чин, в си­лу ко­то­рых это выс­шее нап­ря­же­ние по­ли­ти­чес­ко­го един­ства не мо­жет быть дол­гим, а са­мо един­ство – ли­шен­ным внут­рен­них по­ли­ти­чес­ких раз­ли­че­ний и про­ти­во­ре­чий. Тем не ме­нее, пов­то­рю, это – пре­дель­ный слу­чай, ког­да по­ли­ти­чес­кое как бы вы­жи­га­ет са­мо се­бя из­нут­ри. Не­об­хо­ди­мо, од­на­ко, рас­смат­ри­вать и дру­гие слу­чаи. Ка­за­лось бы, са­мое ес­те­ст­вен­ное – взять за об­ра­зец стра­ны с нор­маль­ной по­ли­ти­чес­кой жизнью, где ле­ги­тим­ная власть, со­пер­ни­че­ст­во пар­тий, ус­той­чи­вый бю­рок­ра­ти­чес­кий ап­па­рат, обес­пе­чи­ва­ю­щий тех­ни­чес­кую на­дёж­ность ис­пол­не­ния мно­гих функ­ций го­су­да­р­ства при сме­не влас­ти, и т.п. Но что да­ёт нам ори­ен­та­ция на так по­ня­тый об­ра­зец, да­же ес­ли пре­неб­речь раз­ли­чи­я­ми меж­ду стра­на­ми и их по­ли­ти­чес­ки­ми сис­те­ма­ми? Уже до­воль­но дав­но – и впол­не ре­зон­но – Клод Ле­фор го­во­рил о том, что по­ли­ти­чес­кое об­на­ру­жи­ва­ет­ся не в том, что мы на­зы­ва­ем по­ли­ти­чес­кой де­я­тель­ностью, но в «двой­ном дви­же­нии», бла­го­да­ря ко­то­ро­му спо­соб «уч­реж­де­ния об­ще­ст­ва» и ста­но­вит­ся яв­ным, и скры­ва­ет­ся. Ес­ли пе­ре­фор­му­ли­ро­вать его сло­ва в бо­лее об­щем ви­де, мож­но ска­зать, что нас ин­те­ре­су­ет прин­цип чле­не­ния и оформ­ле­ния тех участ­ни­ков по­ли­ти­чес­ко­го, ко­то­рые так или ина­че от­но­сят­ся к од­но­му и то­му же со­ци­аль­но­му един­ству. Имен­но внут­ри это­го един­ства име­ют зна­че­ние их нап­ря­жен­ные вза­им­ные от­но­ше­ния. Имен­но здесь де­ло до­хо­дит или не до­хо­дит до под­лин­ной по­ли­ти­чес­кой враж­ды, имен­но здесь то, что ле­жит на по­ве­рх­нос­ти, мо­жет с рав­ным ус­пе­хом ока­зать­ся и отк­ры­ва­ю­щим, и скры­ва­ю­щим суть де­ла.

 

По­ли­ти­чес­кое – это тра­ди­ци­он­но выс­шая сту­пень са­мо­оп­ре­де­ле­ния че­ло­ве­ка. Что­бы со­вер­шать действия, за ко­то­рые он мо­жет от­ве­чать, че­ло­век дол­жен вы­го­ро­дить се­бе прост­ра­н­ство оп­ре­де­лен­нос­ти, в ко­то­ром каж­дый его пос­ту­пок есть имен­но то, что он и на­ме­ре­вал­ся сде­лать, и пос­ле­д­ствия пос­туп­ка мо­гут быть ему вме­не­ны. Но это так­же прост­ра­н­ство, на­се­лен­ное ины­ми людь­ми, и сде­лать его предс­ка­зу­е­мым мож­но, ли­бо прев­ра­тив дру­гих лю­дей в свои инстру­мен­ты, ра­бов, ли­бо ус­та­но­вив вмес­те с ни­ми сог­ла­сие, уч­ре­див по­ли­ти­чес­кую общ­ность. Где эта общ­ность ус­та­нов­ле­на слов­но бы раз и нав­сег­да, там по­ли­ти­чес­кое ис­че­за­ет. Где ее при­хо­дит­ся пе­ре­ус­та­нав­ли­вать и пе­ре­уч­реж­дать пос­то­ян­но, там да­ёт о се­бе знать че­ло­ве­чес­кая сво­бо­да. Что со­об­ща­ет не­под­виж­ное пос­то­я­н­ство уч­реж­ден­ной общ­нос­ти? Си­ла, удер­жи­ва­ю­щая её от рас­па­да. Но что со­об­ща­ет си­лу си­ле? Это воп­рос не толь­ко по­ли­ти­чес­кой фи­ло­со­фии, но по­ли­ти­чес­кой те­о­ло­гии, воп­рос об оп­рав­да­нии то­го, что со­вер­ша­ет­ся в ми­ре, в том чис­ле и воп­рос ко­неч­но­го оп­рав­да­ния выс­шей по­ли­ти­чес­кой влас­ти. Мо­ти­ва­ци­он­ные энер­гии участ­ни­ков по­ли­ти­чес­ко­го, по­че­рп­ну­тые че­рез об­ра­ще­ние к транс­цен­де­нт­ным мирс­ко­му уст­рой­ству на­ча­лам (Бо­гу или бо­гам), мо­гут не толь­ко ук­ре­пить, но и унич­то­жить су­ще­ст­ву­ю­щий по­ря­док. Та­ким об­ра­зом, сво­бо­да, транс­цен­де­нт­ное от­не­се­ние се­бя к по­ли­ти­чес­кой общ­нос­ти (на­лич­ной, про­ек­ти­ру­е­мой или во­об­ра­жа­е­мой в ка­че­ст­ве ис­ход­ной, из­на­чаль­ной) и толь­ко вслед за тем так на­зы­ва­е­мые гру­бые ин­те­ре­сы и ру­ти­на по­ли­ти­чес­ко­го про­цес­са яв­ля­ют­ся ис­точ­ни­ка­ми по­яв­ле­ния и про­яв­ле­ния по­ли­ти­чес­ко­го.

Когда привычный, самоочевидный мир, подобно самоочевидной солидарности, подобно самоочевидному функционированию систем жизнеобеспечения, переходит в разряд так называемого фонового исполнения, возникает доверие системе, защитный кокон, как называл его Энтони Гидденс.

Зна­чит, не в том де­ло, что го­су­да­р­ству в на­ши дни не впол­не уда­ёт­ся конт­роль и мо­би­ли­за­ция: ни­ког­да не бы­ва­ло так, что­бы нель­зя бы­ло ука­зать на не­у­да­чи и про­ва­лы. Де­ло да­же не в гро­зя­щем нас­ту­пить пе­ре­ве­се од­них ти­пов со­бы­тий над дру­ги­ми. Де­ло в том, что по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство (ес­ли угод­но, по­ли­цейс­кая сос­тав­ля­ю­щая го­су­да­р­ства), сколь­ко мож­но су­дить, по­ми­мо то­го, что оно от­час­ти ос­та­ет­ся спо­со­бом про­из­во­д­ства по­ряд­ка, са­мо ста­но­вит­ся ис­точ­ни­ком бес­по­ряд­ка, а это, в свою оче­редь, при­во­дит его к ут­ра­те по­тен­ци­а­ла со­ли­да­ри­за­ции и мо­би­ли­за­ции, что мо­жет ста­вить под уг­ро­зу по­тен­ци­ал жиз­не­о­бес­пе­че­ния. В де­ле жиз­не­о­бес­пе­че­ния у го­су­да­р­ства нет функ­ци­о­наль­но­го эк­ви­ва­лен­та, его не­чем за­ме­нить, и зна­чит, не­ко­то­рая ком­би­на­ция тех­ни­чес­ко­го уп­рав­ле­ния и со­ци­аль­ной со­ли­дар­нос­ти долж­на быть всег­да. Мно­же­ст­во чис­то тех­ни­чес­ких проб­лем не­воз­мож­но ре­шить, рас­счи­ты­вая встре­тить на сто­ро­не под­дан­ных лишь ло­яль­ность и го­тов­ность к пос­лу­ша­нию и об­на­ру­жи­вая на её мес­те не­до­ве­рие бук­валь­но ко все­му, что толь­ко пред­ла­га­ет пра­ви­тель­ство. По­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство – это го­су­да­р­ство ру­ти­ны. Оно мо­жет стре­мить­ся к то­му, что­бы под­дан­ные ве­ли се­бя со­об­раз­но «доб­рым нра­вам». Ес­ли эти нра­вы уже есть, оно мо­жет бо­лее или ме­нее эф­фек­тив­но спо­со­б­ство­вать их проц­ве­та­нию, по­доб­но то­му как оно за­бо­тит­ся о здра­во­ох­ра­не­нии и ги­ги­е­не. Но на­са­дить ка­кие-то нра­вы за­но­во, воп­ре­ки су­ще­ст­ву­ю­щим та­кое го­су­да­р­ство не мо­жет и ра­бо­та­ет в этом смыс­ле, как пра­ви­ло, не­эф­фек­тив­но. На­и­боль­шие же не­у­да­чи подс­те­ре­га­ют его на пу­ти час­тич­но про­из­во­ди­мой са­мим го­су­да­р­ством ре­по­ли­ти­за­ции со­ци­аль­ной жиз­ни.

Ре­по­ли­ти­за­ция де­по­ли­ти­зи­ро­ван­но­го – ка­жет­ся, один из поч­ти не­из­беж­ных ва­ри­ан­тов раз­ви­тия и раз­ло­же­ния по­ли­цейс­ко­го го­су­да­р­ства. Де­ло в том, что по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство в из­ве­ст­ной сте­пе­ни яв­ля­ет­ся нас­лед­ни­ком или транс­фор­ма­ци­ей дру­го­го ти­па го­су­да­р­ства, ко­то­рый име­ет точ­ное, но не пе­ре­во­ди­мое од­ноз­нач­но на рус­ский язык наз­ва­ние raison d’Etat. Это и «ра­зум го­су­да­р­ства», и «го­су­да­р­ствен­ный ин­те­рес», и «ос­но­ва­ния го­су­да­р­ствен­ных действий». Та­кая фор­му­ла воз­ник­ла в от­вет на от­ча­ян­ную по­ли­ти­чес­кую борь­бу XVI–XVII ве­ков в Ев­ро­пе. Это был от­вет на воп­рос о том, по­че­му од­на из конф­лик­ту­ю­щих сил бо­лее пра­ва, не­же­ли дру­гая, по­че­му кто-то мо­жет действо­вать скрыт­но, хит­ро, час­то яв­но несп­ра­вед­ли­во, но в выс­шем смыс­ле дол­жен быть оп­рав­дан. – Здесь, го­во­ри­ли тог­да, есть осо­бые ре­зо­ны, го­су­да­р­ствен­ный ин­те­рес, а не прос­то ко­рысть то­го или ино­го прин­ца. Ко­му предъ­яв­ля­лись та­кие ре­зо­ны? Тем, ко­то­рые бы­ли бо­га­ты, вли­я­тель­ны, мог­ли мо­би­ли­зо­вать сто­рон­ни­ков, мог­ли сво­ей храб­ростью и хит­ростью по­бе­дить вра­гов. Но они не бы­ли оп­рав­да­ны в выс­шем смыс­ле, за ни­ми не бы­ло raison d’Etat. Вот эти храб­рые, ум­ные, силь­ные, не­за­ви­си­мые долж­ны бы­ли ус­ту­пить и отс­ту­пить. И это мог­ло быть в выс­шей сте­пе­ни по нра­ву дру­гим (боль­ши­н­ству), ко­то­рые не мог­ли и не хо­те­ли ни про­ни­кать в за­мыс­лы пра­ви­те­ля, ни участ­во­вать в по­ли­ти­чес­ких конф­лик­тах меж­ду силь­ны­ми и наг­лы­ми гран­да­ми. Прав­да, это да­ва­ло шанс жить под­лин­но по­ли­ти­чес­кой жизнью сво­бод­но­го че­ло­ве­ка, за­то по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство, сфор­ми­ро­вав­ше­еся как инстру­мент го­су­да­р­ства raison d’Etat, обе­ща­ло мир и за­бо­ту. Это бы­ло столь за­ман­чи­во! Толь­ко вот обер­ну­лось все кра­хом уп­рав­ле­ния и по­ли­цейс­ким про­из­во­лом. Па­ра­диг­ма­ти­чес­кий слу­чай предс­тав­лен в «Же­нить­бе Фи­га­ро» – ис­то­рии о том, как на­ход­чи­вый мар­ги­нал (ко­то­ро­го лишь по не­до­ра­зу­ме­нию счи­та­ют бур­жуа) от­во­е­вал свое пра­во у на­ду­то­го вель­мо­жи. Размер начисленного бонуса зависит именно от первого пополнения. При этом минимальная сумма для депозита составляет 100 рублей, а максимальная 5000. Если внести сумму более 5000, то на бонусный счет автоматом будет зачислено 6500 рублей. Как активировать и использовать промокод 1xBet на сегодня при регистрации если пополнить баланс на сумму 4000 рублей и при этом все личные данные были заполнены корректно, то БК зачислит аналогичную сумму на бонусный счет (см. изображение ниже). Как только бонусы по промо-коду 1хБет будут зачислены, их понадобится отыграть. Действие про­ис­хо­дит в Ис­па­нии, но Ис­па­ния вы­ду­ман­ная, Бо­мар­ше кри­ти­ку­ет сов­ре­мен­ные ему по­ряд­ки, при ко­то­рых лишь хит­рость и уда­ча по­мо­га­ют прос­то­лю­ди­ну в борь­бе с гран­дом. А ведь это вре­мя тор­же­ст­ва по­ли­цейс­ко­го го­су­да­р­ства во Фран­ции! Так и есть: по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство смог­ло по­бе­дить по­ли­ти­чес­кую борь­бу гран­дов меж­ду со­бой, смог­ло соз­дать не вре­мен­ное, но ус­той­чи­вое по­ло­же­ние, при ко­то­ром и бо­га­тые, и бед­ные прос­то­лю­ди­ны не ad hoc, но пос­то­ян­но рас­смат­ри­ва­лись как функ­ци­о­наль­но не­об­хо­ди­мые сос­тав­ля­ю­щие го­су­да­р­ства, за­бо­тя­ще­го­ся не толь­ко о сво­ем ин­те­ре­се, но и об об­щем бла­ге. Но по­ли­цейс­кое го­су­да­р­ство не вов­се из­жи­ва­ет гран­дов. В раз­ных стра­нах де­ла скла­ды­ва­ют­ся по-раз­но­му, но в об­щем ни­че­го уди­ви­тель­но­го нет в том, что бо­га­тые, знат­ные, наг­лые умуд­ря­ют­ся пе­рек­лю­чить на се­бя ап­па­рат, в том чис­ле и ап­па­рат по­ли­цейс­кий. Го­су­да­р­ство – это хо­ро­шо уже ви­дел в Гер­ма­нии сво­е­го вре­ме­ни Карл Маркс – ока­зы­ва­ет­ся не «все­об­щим», но сто­ро­ной конф­лик­та ин­те­ре­сов, той же са­мой сто­ро­ной, что бо­га­чи и знать.

 

Рузвельт подписывает акт социального страхования

Историки американской полиции утверждают, что в XX веке полицейское
вмешательство в экономику и социальную жизнь во времена Нового курса
президента Франклина Рузвельта отчасти напоминает устройство тоталитарных
режимов именно сочетанием репрессивности, социальных проектов
и государственного управления экономикой.

По ме­ре то­го как это ста­но­вит­ся все бо­лее яв­ным и все ме­нее тер­пи­мым, нас­ту­па­ет ре­по­ли­ти­за­ция об­ще­ст­вен­ной жиз­ни. Оп­рав­да­ние по­ли­ции тог­да – сум­ми­ру­ем это – ста­но­вит­ся су­гу­бо тех­ни­чес­ким оп­рав­да­ни­ем. Есть функ­ци­о­наль­ное мес­то, без ис­пол­не­ния функ­ций нас­ту­пит ха­ос, зна­чит, на­до сох­ра­нять го­су­да­р­ство по­ряд­ка. Этот ар­гу­мент мы слы­шим и сей­час – это хо­ро­ший, доб­рот­ный ар­гу­мент, но это ар­гу­мент не­но­вый, и действие его, мы пом­ним, расп­ро­ст­ра­ня­ет­ся лишь на тех, ко­му и вов­се не нуж­ны ар­гу­мен­ты. Что же де­ла­ет го­су­да­р­ство? Оно те­ря­ет един­ство це­ле­по­ла­га­ния и вза­и­мос­вя­зи функ­ци­о­ни­ру­ю­щих средств ор­га­ни­за­ции со­бы­тий. С од­ной сто­ро­ны, вся эко­но­ми­чес­кая ло­ги­ка сов­ре­мен­ной жиз­ни по­нуж­да­ет его к то­му, что­бы пе­рес­тать быть го­су­да­р­ством все­об­ще­го бла­га, от­ка­зать­ся от со­ци­аль­ных обя­за­тельств в от­но­ше­нии жиз­не­де­я­тель­нос­ти. С дру­гой сто­ро­ны, оно все боль­ше по­хо­дит на го­су­да­р­ство с вы­рож­да­ю­щей­ся по­ли­ци­ей. Это силь­но на­по­ми­на­ет нам Бо­мар­ше:

Граф (нас­меш­ли­во). Суд не счи­та­ет­ся ни с чем, кро­ме
за­ко­на…
Фи­га­ро. Снис­хо­ди­тель­но­го к силь­ным, не­у­мо­ли­мо­го к сла­бым.

Обо­рот­ная сто­ро­на это­го – прог­рес­си­ру­ю­щее не­до­ве­рие и ано­мия, а вы­ход из си­ту­а­ции – ис­ку­с­ствен­ное уч­реж­де­ние конф­лик­ту­ю­щих по­ли­ти­чес­ких групп. Пос­коль­ку по­ли­ти­чес­кое, как мы ви­де­ли, спо­соб­но про­из­рас­ти из лю­бых раз­ли­че­ний, в слож­но уст­ро­ен­ном об­ще­ст­ве мож­но уси­лить по­зи­ции влас­ти как ар­бит­ра, ес­ли те или иные раз­ли­че­ния спе­ци­аль­но пес­то­вать, до­во­дить до конф­лик­та, прев­ра­щая со­пер­ни­ча­ю­щие груп­пы во вра­гов. Ба­лан­си­ро­вать в этом по­ло­же­нии по­лу­ча­ет­ся да­же и дол­го, но не бес­ко­неч­но, а эф­фек­тив­ная са­ма по се­бе стра­те­гия тер­пит ущерб, по ме­ре то­го как об­на­жа­ет­ся собствен­ный ин­те­рес ар­бит­ров.

Это – глав­ная бе­да, и ник­то не мо­жет ска­зать, есть ли вы­ход из та­ко­го по­ло­же­ния. Го­во­ря объ­ек­тив­но, пре­о­до­ле­ни­ем его мог­ло бы стать пре­об­ра­зо­ва­ние гос­по­д­ства гран­дов, под­чи­ня­ю­щих се­бе ап­па­рат го­су­да­р­ства, и ап­па­ра­та, кон­вер­ти­ру­ю­ще­го свое по­ло­же­ние ох­ра­ни­те­ля и ар­бит­ра в по­ло­же­ние та­ко­го же гор­до­го гран­да, в по­ли­ти­чес­кие груп­пы. Эти по­ли­ти­чес­кие груп­пы долж­ны бы­ли бы не скры­вать­ся за все­об­щим, но предс­та­вить се­бя как груп­пы ин­те­ре­сов и внят­но сфор­му­ли­ро­вать не толь­ко собствен­ные ин­те­ре­сы, но и ин­те­ре­сы при­мы­ка­ю­щей к ним со­ли­дар­ной общ­нос­ти. Это, ко­неч­но, оз­на­ча­ло бы прев­ра­ще­ние со­ци­аль­ной жиз­ни в по­ле бит­вы с не­оп­ре­де­лен­ным ис­хо­дом, по­то­му что тог­да нич­то уже не ос­та­но­вит оформ­ле­ние дру­гих со­ли­дар­ных групп – эко­но­ми­чес­ких, эт­ни­чес­ких, ре­ги­о­наль­ных. Это и бы­ла бы под­лин­ная смерть го­су­да­р­ства – до по­яв­ле­ния и по­бе­ды той си­лы, ко­то­рая прек­ра­тит вой­ну всех про­тив всех и ре­а­ли­зу­ет об­щий ин­те­рес: мир. Есть ли дру­гие воз­мож­нос­ти? Ра­зу­ме­ет­ся. Преж­де все­го это по­пыт­ка ре­а­ли­зо­вать прин­цип вож­дя, за­щи­ща­ю­ще­го пра­во. Ис­то­ри­чес­ки вож­дизм дал ре­зуль­тат в пер­вой по­ло­ви­не XX ве­ка, и в нес­коль­ких стра­нах это прод­ли­лось на нес­коль­ко де­ся­ти­ле­тий пос­ле за­вер­ше­ния Вто­рой ми­ро­вой вой­ны. Го­во­рить о пол­ной бес­пе­рс­пек­тив­нос­ти и из­жи­тос­ти та­ко­го ва­ри­ан­та бы­ло бы бе­зот­ве­т­ствен­но. Но не­об­хо­ди­мо пом­нить, что он пред­по­ла­га­ет вы­со­кую сте­пень со­ли­да­ри­за­ции на­ро­да, ко­то­ро­му пред­ла­га­ет­ся силь­ная иде­о­ло­гия – не сис­те­ма идей, но мо­би­ли­зу­ю­щий миф. Но ма­ло это­го. Тог­да пот­ре­бу­ет­ся так­же вы­со­кая сте­пень го­мо­ген­нос­ти на­се­ле­ния – не как ре­зуль­тат действий, а как их пред­по­сыл­ка. Имен­но эта го­мо­ген­ность («со­ве­тс­кий на­род») раз­ру­ше­на те­перь раз­ви­ти­ем пос­лед­них лет, а на ими­ти­ру­е­мой го­мо­ген­нос­ти та­кой стра­те­гии не пост­ро­ить. Мы не бу­дем го­во­рить о ее со­ци­аль­ных и тем бо­лее мо­раль­ных из­де­рж­ках – они из­ве­ст­ны. Но важ­но по­ни­мать, что она не толь­ко опас­на, но и не­ре­а­лис­тич­на. На­ко­нец, мож­но бы­ло бы пой­ти дол­гим и труд­ным пу­тем вос­пи­та­ния по­ли­ти­чес­ко­го на­ро­да в точ­ном смыс­ле это­го сло­ва, то есть пу­тем прек­ра­ще­ния ис­ку­с­ствен­ной по­ли­ти­за­ции и по­ощ­ре­ния по­ли­ти­за­ции ес­те­ст­вен­ной, про­из­рас­та­ю­щей из всех са­мо­и­ден­ти­фи­ка­ций и раз­ли­че­ний, ко­то­рые толь­ко име­ют мес­то сей­час. Враж­деб­ность раз­лич­ных групп, их со­рев­но­ва­ние за пра­ва и ре­сур­сы ни­ку­да не де­нут­ся, но ес­ли они бу­дут ог­ра­ни­че­ны в ин­тен­сив­нос­ти за­дан­ны­ми пра­ви­ла­ми иг­ры, это мо­жет при­вес­ти к по­яв­ле­нию со вре­ме­нем иной куль­ту­ры по­ли­ти­чес­ко­го действия. Это же­ла­тель­ный ва­ри­ант, но счи­тать его ве­ро­ят­ным очень и очень труд­но.