Джованни Тьеполо. Менуэт, или Карнавальная сцена

Выход мог быть следующим. Путинский режим становится режимом
парламентского типа. «Единая Россия» при сохраняющемся кредите доверия
населения к Путину, получив большинство в Государственной Думе, образуют
правительство. Медведев идет на второй президентский срок со значительно
уменьшившимися конституционными полномочиями главы государства.

То есть в од­ном слу­чае – по­бе­да прин­ци­па «ре­аль­нос­ти»: не смей пов­то­рять пер­вый не­у­дач­ный опыт, он не­из­беж­но кон­чит­ся пло­хо, как и пре­ды­ду­щий. В дру­гом – тор­же­ст­во бес­соз­на­тель­но­го «вле­че­ния», ко­то­рое тре­бу­ет зак­рыть гла­за на ре­аль­ность: нет, неп­рав­да, прош­лый опыт кон­чил­ся за­ме­ча­тель­но, и по­то­му его сто­ит пов­то­рить еще раз. По тер­ми­но­ло­гии Фрей­да в од­ном слу­чае мы име­ем нев­роз, при ко­то­ром че­ло­век под вли­я­ни­ем прин­ци­па «ре­аль­нос­ти» бо­ит­ся ска­зать, че­го он хо­чет на са­мом де­ле, в дру­гом – пси­хоз, ког­да че­ло­век под воз­дей­стви­ем бес­соз­на­тель­но­го же­ла­ния от­ри­ца­ет или во вся­ком слу­чае ис­ка­жа­ет са­му ре­аль­ность. В 2008–2011 го­дах у нас фак­ти­чес­ки и бо­ро­лись меж­ду со­бой две пар­тии – пар­тия кон­сер­ва­тив­но­го нев­ро­за и пар­тия ли­бе­раль­но­го пси­хо­за. Нев­ро­ти­ки кри­ча­ли: сво­бо­да – это всег­да опас­но, и мы ее не хо­тим. Пси­хо­ти­ки им воз­ра­жа­ли: да что вы го­во­ри­те об опас­нос­ти, все ведь кон­чи­лось тог­да так прек­рас­но, впе­ред – к сво­бо­де и пря­мым вы­бо­рам гу­бер­на­то­ров. Дра­ма пре­зи­де­н­т­ства Мед­ве­де­ва сос­то­я­ла в том, что не по­я­вил­ся пси­хо­а­на­ли­тик, ко­то­рый мог бы ска­зать: нуж­но обя­за­тель­но по­пы­тать­ся пов­то­рить то, что не уда­лось в 1980-е. Что­бы, до­бив­шись ино­го, бо­лее по­зи­тив­но­го ито­га на­шей транс­фор­ма­ции, из­ба­вить наш на­род и из­ба­вить­ся са­мим от тех комп­лек­сов, ко­то­рые са­ми по се­бе, по­ми­мо всех иных внеш­них фак­то­ров, про­во­ци­ру­ют нас на оче­ред­ной ис­те­ри­чес­кий ре­во­лю­ци­он­ный срыв, за ко­то­рым мо­жет пос­ле­до­вать столь же ис­те­ри­чес­кая ре­ак­ция.

«Пе­ре­ст­рой­ка-1»: «по­ли­ти­чес­кое про­буж­де­ние» в ус­ло­ви­ях по­ли­ти­чес­ко­го ин­фан­ти­лиз­ма

Гор­ба­че­вс­кой эпо­хе сра­зу же не по­вез­ло с ис­то­ри­чес­ки­ми ас­со­ци­а­ци­я­ми: на про­тя­же­нии по край­ней ме­ре пер­вых пя­ти лет – с 1985 по 1989 го­ды – ее упор­но со­пос­тав­ля­ли с хру­ще­вс­кой «от­те­пелью». При­чем са­ми так на­зы­ва­е­мые ар­хи­тек­то­ры пе­ре­ст­рой­ки бы­ли яв­но го­то­вы встро­ить­ся в та­кой ас­со­ци­а­тив­ный ряд. Имен­но по­э­то­му пос­лед­ний от­но­си­тель­но спо­кой­ный год гор­ба­че­виз­ма – 1988-й – был оз­на­ме­но­ван ре­а­би­ли­та­ци­ей жертв ста­ли­нс­ких реп­рес­сий и со­от­ве­т­ствен­но ра­зоб­ла­че­ни­ем прес­туп­ле­ний 50-лет­ней дав­нос­ти. Со­рат­ни­ки Гор­ба­че­ва как буд­то су­до­рож­но стре­ми­лись до­де­лать то, что не ус­пел или, точ­нее, не за­хо­тел до­де­лать Хру­щев: оп­рав­дать Бу­ха­ри­на и Ка­ме­не­ва, осу­дить кол­лек­ти­ви­за­цию и т.д.

«От­те­пель­ные» ас­со­ци­а­ции сыг­ра­ли с «пе­ре­ст­рой­кой» злую шут­ку: они сра­зу же за­да­ли очень конк­рет­ное – и од­нов­ре­мен­но со­вер­шен­но лож­ное – предс­тав­ле­ние о «кон­це эпо­хи». Ей предс­то­я­ло, как и пе­ри­о­ду хру­ще­вс­кой ли­бе­ра­ли­за­ции, быть раз­дав­лен­ной кон­сер­ва­тив­ны­ми си­ла­ми свер­ху, те­ми пер­со­на­жа­ми в пар­тап­па­ра­те, ко­то­рые по ка­ким-ли­бо собствен­ным при­чи­нам не за­хо­те­ли при­нять раз­ма­ха со­ци­аль­но-по­ли­ти­чес­ких из­ме­не­ний. Из «от­те­пель­но­го» шлей­фа ас­со­ци­а­ций и тя­ну­лись все эти – на са­мом де­ле бес­смыс­лен­ные уже в 1986 го­ду – спо­ры об «об­ра­ти­мос­ти» и «не­об­ра­ти­мос­ти» пе­ре­мен. Тем са­мым как бы под­чер­ки­ва­лось: на­до до та­кой сте­пе­ни «ра­зог­реть» об­ще­ст­во, спус­тить куль­ту­ру и эко­но­ми­ку с по­вод­ка, что­бы злые кон­сер­ва­тив­ные си­лы парт­но­ме­нк­ла­ту­ры, ког­да-то по­гу­бив­шие Хру­ще­ва, не пос­ме­ли под­нять ру­ку на гор­ба­че­вс­кие пре­об­ра­зо­ва­ния. О том, что гор­ба­че­визм мо­жет иметь со­вер­шен­но иной – «не­от­те­пель­ный» – фи­нал, сто­лич­ные ин­тел­ли­ген­ты за­ду­ма­лись, по­жа­луй, толь­ко в 1989-м. Имен­но тог­да по­я­вил­ся «Не­во­зв­ра­ще­нец» Алек­са­нд­ра Ка­ба­ко­ва и заз­ву­ча­ли при­зы­вы Анд­ра­ни­ка Миг­ра­ня­на к «же­лез­ной ру­ке».

Уди­ви­тель­но, но да­же яв­ная мис­ти­ка чи­сел – двух­сот­лет­ний юби­лей на­ча­ла Ве­ли­кой фран­цу­зс­кой ре­во­лю­ции, при­шед­ший­ся ак­ку­рат на 1989 год, – не зас­та­вил рас­ши­рить го­ри­зонт восп­ри­я­тия эпо­хи. В Гор­ба­че­ве все пред­по­чи­та­ли ви­деть Хру­ще­ва, но поч­ти ник­то – ге­не­ра­ла Ла­файе­та или Лю­до­ви­ка XVI. За­гип­но­ти­зи­ро­ван­ные «от­те­пелью» и стра­хом пе­ред бу­ду­щи­ми «за­мо­роз­ка­ми» ин­тел­ли­ген­ты и слу­шать не хо­те­ли ни о ка­кой «ре­во­лю­ции», и по­то­му, ког­да ре­во­лю­ция все же про­и­зош­ла, она бы­ла при­ня­та не столь­ко с вос­тор­гом, сколь­ко с удив­ле­ни­ем.

Что же от­ли­ча­ет ран­ний пе­ри­од ре­во­лю­ции? По­че­му мно­гим впос­ле­д­ствии, пос­ле ис­те­ри­чес­кой вспыш­ки ра­ди­ка­лиз­ма, он вспо­ми­на­ет­ся в столь ра­дуж­ных чер­тах – в от­ли­чие от пос­ле­ду­ю­щих эта­пов так на­зы­ва­е­мо­го пос­ту­па­тель­но­го вос­хож­де­ния (как бы­ло при­ня­то го­во­рить в со­ве­тс­ких учеб­ни­ках)? Мо­жет быть, са­мый глав­ный приз­нак под­лин­ной ре­во­лю­ции, имен­но ее пер­во­го, са­мо­го прек­рас­но­го, вре­ме­ни – вре­ме­ни со­зы­ва Ге­не­раль­ных шта­тов и взя­тия Бас­ти­лии, – это то, что в ре­во­лю­ции ста­но­вит­ся не­воз­мож­но не участ­во­вать? Ре­во­лю­цию во­об­ще не на­чи­на­ют ре­во­лю­ци­о­не­ры, ре­во­лю­ци­о­не­ры вы­хо­дят на сце­ну из-за ку­лис лишь на зак­лю­чи­тель­ных эта­пах ре­во­лю­ции – ре­во­лю­цию де­ла­ет все об­ще­ст­во. Нас­ту­па­ет мо­мент, ког­да все без иск­лю­че­ния – и ра­ди­ка­лы, и кон­сер­ва­то­ры – по­ни­ма­ют, что ста­тус-кво не­воз­мо­жен, что тре­бу­ют­ся со­ци­аль­ные пе­ре­ме­ны, что нас­то­я­щее по­ло­же­ние, еще не­дав­но восп­ри­ни­мав­ше­еся как проч­ное и дол­гов­ре­мен­ное, бо­лее не­тер­пи­мо.