Адольф Баумгартен-Стойлов. Тройка

Не столько русскую литературу уместили в России, сколько саму Россию посадили
в русскую литературу, и, наверное, из всех выдумок и диковинок природы эта была
наиболее фантастической: некая мастерская по производству непредсказуемостей,
да ещё и в жанре реализма.

В ито­ге не столь­ко рус­скую ли­те­ра­ту­ру умес­ти­ли в Рос­сии, сколь­ко са­му Рос­сию по­са­ди­ли в рус­скую ли­те­ра­ту­ру, и, на­вер­ное, из всех вы­ду­мок и ди­ко­ви­нок при­ро­ды эта бы­ла на­и­бо­лее фан­тас­ти­чес­кой: не­кая мас­те­рс­кая по про­из­во­д­ству неп­ре­дс­ка­зу­е­мос­тей, да ещё и в жан­ре ре­а­лиз­ма (в бо­лее позд­ней ава­та­ре да­же «со­ци­а­лис­ти­чес­ко­го ре­а­лиз­ма»). Тем­пы ме­та­мор­фоз по­ра­жа­ют и здесь. Шес­тов ци­ти­ру­ет где-то за­ме­ча­ние од­но­го вли­я­тель­но­го кри­ти­ка по вы­хо­де в свет «Прес­туп­ле­ния и на­ка­за­ния»: «Счаст­ли­вый на­род, бел­лет­рис­ты! Ког­да на­ше­му бра­ту, учё­но­му че­ло­ве­ку, при­хо­дит в го­ло­ву ди­кая мысль, мы не мо­жем сде­лать из неё ни­ка­ко­го упот­реб­ле­ния. Нель­зя да­же приз­нать­ся, что она по­бы­ва­ла у те­бя в го­ло­ве! Бел­лет­рист же – де­ло иное: ему вся­кая дичь го­дит­ся. Вло­жить её “в ус­та” действу­ю­ще­го ли­ца, и прав: ник­то ни­че­го воз­ра­зить не мо­жет». Это на­и­бо­лее бе­зо­бид­ный, отв­ле­ка­ю­щий вни­ма­ние срез проб­ле­мы. По­то­му что действу­ю­щее ли­цо, в ус­та ко­то­ро­го вкла­ды­ва­ет­ся «дичь», – не прос­то dramatis persona из пен­су­ма ли­те­ра­ту­ро­ве­дов, а не­кий го­лем, спры­ги­ва­ю­щий со стра­ниц ро­ма­на в жизнь, что­бы действо­вать уже не в пе­ре­нос­но-эс­те­ти­чес­ком смыс­ле, а в са­мом что ни на есть пря­мом. Ес­ли сов­ре­мен­ни­ки, чи­та­ю­щие Спен­се­ра, Мил­ля и Дрэ­пе­ра, мор­щась, от­но­си­ли ге­ро­ев Дос­то­е­вс­ко­го по ве­до­м­ству фан­тас­ти­ки и пси­хо­ло­гии, то при­чи­на ле­жа­ла, ско­рее все­го, в дрэ­пе­ро­вс­ко-спен­се­ро­вс­ком же по­ни­ма­нии «ре­а­лизмa». «Нет та­ких лю­дей на Ру­си». Со­вер­шен­но вер­но. Но они – бу­дут. Ре­а­лист не ко­пист-спи­са­тель, а про­рок-угад­чик, по­то­му что че­рез счи­тан­ные де­ся­ти­ле­тия об­щим мес­том ста­нет по­ни­мать рус­ско­го че­ло­ве­ка че­рез Дос­то­е­вс­ко­го. Он вы­ду­мал их, всех этих сту­ден­тов, под­ро­ст­ков, иди­о­тов и бе­сов, дав им мес­то в ин­ку­ба­то­ре соз­на­ния, пос­ле че­го им не ос­та­ва­лось ни­че­го ино­го, как на­рож­дать­ся в бе­зум­ных ко­ли­че­ст­вах и ждать сво­е­го ча­са. Ещё и се­год­ня бо­га­тые рус­ские ту­рис­ты, бу­я­ня­щие в ти­хих швей­ца­рс­ких отель­чи­ках и удив­ля­ю­щи­е­ся, ког­да в этом ви­дят ху­ли­га­н­ство, а не тос­ку, да­же не до­га­ды­ва­ют­ся, нас­коль­ко проч­но они при­па­я­ны к кар­ме рус­ской ли­те­ра­ту­ры, рас­ши­рив­шей их до «все­че­ло­ве­ков», что­бы они по­том, му­чась сво­ей ши­ро­той, тщет­но си­ли­лись су­зить се­бя до прос­то «че­ло­ве­ков». До та­ких ма­лос­тей, как при­ли­чие и такт. Ка­кое еще, к чёр­ту, при­ли­чие, ес­ли они прос­нут­ся с тя­жё­лым и тём­ным чувством ви­ны, смы­вать ко­то­рую бу­дут па­лом­ни­че­ст­вом в Ие­ру­са­лим или отс­та­и­ва­ни­ем оче­ре­ди к по­я­су Бо­го­ро­ди­цы!

3

Карл Лё­вит прек­рас­но оха­рак­те­ри­зо­вал од­наж­ды Гё­те и Ге­ге­ля в сло­вах: «Гё­те раз­вил не­мец­кую ли­те­ра­ту­ру до ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры, а Ге­гель не­мец­кую фи­ло­со­фию до ми­ро­вой фи­ло­со­фии. Их со­зи­да­тель­ной си­ле бы­ла при­су­ща аб­со­лют­ная нор­маль­ность, по­то­му что то, что они хо­те­ли, со­от­ве­т­ство­ва­ло то­му, что они мог­ли». То же ска­зал од­наж­ды о се­бе и сам Гё­те: «Мое предс­тав­ле­ние о со­вер­ше­н­стве на всех сту­пе­нях мо­ей жиз­ни и раз­ви­тия ма­ло чем раз­ни­лось от то­го, что я сам в сос­то­я­нии был сде­лать на каж­дой сту­пе­ни». Мож­но бы­ло бы в нес­коль­ко мо­ди­фи­ци­ро­ван­ной фор­ме сфор­му­ли­ро­вать это и как со­от­ве­т­ствие меж­ду ду­шев­ным скла­дом и воз­рас­том. При­том не толь­ко и не столь­ко в по­ве­де­нии, сколь­ко в об­ра­зе мыс­ли и ка­че­ст­ве мыс­ли­тель­ных про­цес­сов. По ти­пу: нор­маль­но, ког­да под­рос­ток мыс­лит на­ив­но, а взрос­лый муж, со­от­ве­т­ствен­но, зре­ло; не­нор­маль­но, ког­да под­рос­ток зре­ло, а иной убе­лён­ный се­ди­ной муж по-под­ро­ст­ко­во­му. Нет сом­не­ния, что пер­вое, нор­маль­ное, из наз­ван­ных со­от­но­ше­ний встре­ча­ет­ся край­не ред­ко, а вто­рое, па­то­ло­ги­чес­кое, ед­ва ли не на каж­дом ша­гу. Нуж­но предс­та­вить се­бе слу­чай, ког­да, дос­тиг­нув, ска­жем, 28-лет­не­го воз­рас­та с со­от­ве­т­ству­ю­щим воз­рас­ту скла­дом мыс­ли, умствен­но ос­та­нав­ли­ва­ют­ся на дос­тиг­ну­том. Счёт­чик жиз­ни нак­ру­чи­ва­ет го­ды как бы вхо­лос­тую, по­то­му что с го­да­ми не ум­не­ют, а ос­та­ют­ся, да­же ес­ли ис­пол­ни­лось 82, при сво­их не­из­мен­ных 28-ми. Дру­гой край­ностью этой абер­ра­ции бы­ло бы не отс­та­ва­ние, а опе­ре­же­ние, ког­да ум об­го­ня­ет воз­раст: действи­тель­но об­го­ня­ет или ча­ще все­го вну­ша­ет се­бе, что об­го­ня­ет. Мож­но до­пус­тить, что это отк­ло­не­ние име­ет си­лу не толь­ко для от­дель­ных лю­дей, но и для на­ро­дов и что с по­мощью его мы луч­ше по­ни­ма­ем спе­ци­фи­ку раз­лич­ных ис­то­ри­чес­ких эпох. К при­ме­ру, пя­тый дох­рис­ти­а­нс­кий век Гре­ции и век Гё­те как ред­кие об­раз­цы со­от­ве­т­ствия. В дру­гих слу­ча­ях речь идёт как раз о раз­но­вид­нос­тях не­со­от­ве­т­ствия, и мы ед­ва ли оши­бем­ся, ес­ли бу­дем су­дить о ны­неш­нем сос­то­я­нии той или иной на­ции по её со­от­не­сён­нос­ти со сво­им прош­лым ли­бо бу­ду­щим. Ска­жем, о се­год­няш­ней Ита­лии как о пе­ре­жив­шем се­бя собствен­ном прош­лом: ду­ше, ко­то­рая ос­та­но­ви­лась, как ча­со­вая стрел­ка, на го­ло­вок­ру­жи­тель­ном rinascimento и толь­ко от­то­го про­дол­жа­ет жить, что ни­че­го не зна­ет о собствен­ной смер­ти. Или о ди­а­мет­раль­но про­ти­во­по­лож­ном слу­чае: Рос­сии, ко­то­рая вот уже три ве­ка как уми­ра­ет в бу­ду­щее – толь­ко по­то­му, что не мо­жет най­ти се­бя в нас­то­я­щем.