«Поворот на Восток»
Приблизительно с 2006–2007 годов российскими властями начала проводится политика «поворота на Восток», то есть сближения с восточными соседями России. Причиной этого нового курса послужил очевидный провал прозападной политики Владимира Путина первых лет его президентства, поскольку Запад оказался неготовым принять постсоветскую Россию такой, какая она есть, и разделить путинские идеи возрождения империи по образу и подобию рухнувшего СССР. На то имелись не только политические, но и исторические причины. На Западе, в отличие от России, не принято умалчивать о том, что преимущественная часть территорий советских республик, образовывавших СССР, силой была присоединена к Российской империи и затем их народы также помимо их воли оказались в СССР.
На Западе Путина рассматривают как типичного империалиста, для которого идеал построения империи является его единственным твердым убеждением. В отношении же идеологической надстройки империи Путин, по мнению Запада, скорее является релятивистом и оппортунистом: он с одинаковым энтузиазмом был бы поборником как СССР, так и Российской империи или Золотой Орды. Поэтому проблема неудачи первоначальной прозападной ориентации Путина заключается также в том, что Западу не присущ релятивизм и оппортунизм в идеологии, как раз наоборот – идеологическому фактору придается здесь главенствующее значение в качестве исключительной истинности и универсальности западных духовных ценностей.
Западу не присущ релятивизм и оппортунизм в идеологии, как раз наоборот –
идеологическому фактору придается здесь главенствующее значение
в качестве исключительной истинности и универсальности западных
духовных ценностей.
{div width:385|float:left}{module 4_Ivan_theTerrible}{/div}На современном Западе сложилось устойчивое убеждение, что советский империализм – это однозначно путь восточный. Симптоматично, что подобное мнение подтверждали и евразийцы, подчеркивавшие первенствующее значение монгольского исторического опыта для советского евразийского проекта. Монгольская империя чингизидов во многих отношениях очень напоминала красную империю СССР – отличались они лишь по критерию толерантности: с одной стороны, идеологический релятивизм монголов, с другой – жесткая идеологическая тирания большевиков. Поэтому классическим русским евразийцам всегда была так мила раннемонгольская империя до принятия ислама ханом Узбеком в 1320 году. Они надеялись, что большевистская идеологическая деспотия рано или поздно сменится раннемонгольской идеологической толерантностью.
На протяжении практически
всего более чем тысячелет-
него периода своей истории
Россия на Западе ассоцииро-
валась с восточной деспотией.
Поэтому Запад воспринимает
как нечто само собой разуме-
ющееся, если Россия оста-
нется в сфере влияния ду-
ховно-политических ценнос-
тей Востока.
Запад также желал бы, чтобы российское государственное имперское самосознание приобрело по меньшей мере релятивистский, а в идеале – глобалистский характер. Поэтому когда европейцы отказываются признать имперскую идеологию Путина равноправной западной политической аксиоматике, это – как ни парадоксально – вовсе не означает, что они в принципе против обозначившегося в последние годы российского «поворота на Восток». На протяжении практически всего более чем тысячелетнего периода своей истории Россия на Западе ассоциировалась с восточной деспотией. Поэтому Запад воспринимает как нечто само собой разумеющееся, если Россия останется в сфере влияния духовно-политических ценностей Востока. То есть если традиционный российский политический деспотизм с претензиями на собственную исключительность в эпоху глобализации проникнется в общем-то чуждыми ему духовными ценностями восточных цивилизаций. Идея Евразийского союза как раз и является практическим воплощением подобного синкретизма.
