– Отец Максим, Вы много бывали за рубежом, причем как пастырь, как миссионер, выступали там, контактировали как с западными православными, так и с католиками и протестантами. Как Вы считаете, сегодня на совершенно секулярном и падшем Западе у тамошних христиан сохранились ли хотя бы какие-то очаги подлинной веры? Или западные конфессии уже полностью профанированы и мертвы? Ведь всего лишь каких-то сто с небольшим лет назад даже православные священники и мыслители отмечали напряженную духовную жизнь Европы и тем более Америки. Протестантское «горение» порой даже ставилось ими в пример православным в России. А что сейчас? Сохранилось ли это «горение», пускай и ослабленное? Или пламя полностью погасло?
– Мне кажется, наиболее тяжелая ситуация сегодня в тех странах западного мира, которые относятся к ареалу первоначального распространения протестантизма. Скандинавские страны, Германия, Голландия, Дания, отчасти теперь уже, несомненно, и Великобритания, в значительной мере Чехия, Венгрия являют собой примеры наиболее сильного отхода от христианских корней. То «горение» первоначального протестантизма, о котором Вы говорите, сохранялось в лучшем случае до XIX столетия, сейчас его нет. Ушла в прошлое и протестантская нравственность, которая поначалу – в XVI веке – разительно отличалась в лучшую сторону от нравственности среднестатистических католиков. И это при всех вероучительных заблуждениях и особенностях, при гораздо большей удаленности протестантизма от православия, нежели католичества от православия. Но сегодня в протестантских странах влияние христианских ценностей на общество минимально, хотя номинально церковные структуры сохраняются, но они вполне вписываются в картину века сего.
– Я помню, как в недавней телепередаче Виталия Третьякова «Что делать?», в которой мы с Вами участвовали, Вы сказали, что отношение тех, которые делают погоду на современном Западе, к христианским конфессиям предельно жесткое, оно может характеризоваться формулой: «Существуйте, только не смейте претендовать на то, что ваше учение является единственно правильным». То есть христиан – в данном случае неважно, какой конфессии, – призывают отказаться от того, что составляет самую суть их веры.
– Добавлю еще к повторенной Вами формуле: «И не выступайте против новых ценностей, а также принципов и ориентиров общественного и личного поведения, которое утверждается секулярным гуманизмом». Несколько иная ситуация, на мой взгляд, в регионах традиционного воздействия Католической церкви. Это прежде всего страны Южной Европы, Хорватия, Польша. Притом что в общественно-политической жизни Церковь здесь уже решительно задвинута на периферию, все еще возможны такие молодежные движения, которые способны не каким-то принудительным образом, но призывом к реальным людям и к реальному делу собрать до миллиона и больше участников на какое-то мероприятие, что, например, можно увидеть на молодежных католических форумах. Миллион молодых людей просто так со всей Европы не съедутся, чтобы потусоваться, их одними лишь пряниками не заманишь. Представьте себе: собираются огромные залы молодых католиков и слушают со слезами на глазах российских православных участников этих форумов о подвигах наших новомучеников. В этом смысле традиционная христианская Европа прикровенно жива. Да, она лишена голоса, вытеснена из общественно-политической жизни и фактически из средств массовой информации. Она старательно высмеивается и маргинализируется теми, которые определяют лицо нынешних западных СМИ. Но она жива. И в этом смысле именно по сути, а не с точки зрения церковной политики, то, что говорит в последнее время Святейший Патриарх о необходимости соединения и сближения тех христианских сил мира, для которых традиционные ценности христианства по-прежнему приоритетны, является чрезвычайно значимым. Мне кажется, что такая позиция заменяет исчерпавший себя экуменизм XX столетия, который никаких продекларированных целей не достиг, совершенно выродился и ничего существенного собой не представляет. Позиция же Святейшего Патриарха – это ощущение себя вместе со всеми христианами по одну сторону баррикады, по другую сторону которой находится секулярный гуманизм, для которого христианство – как кость в горле. Эта позиция в каком-то смысле соотносится с тем, о чем пророчески говорил Владимир Соловьев в «Трех разговорах». Не может быть никакого внешнего объединения Церквей. Но осознание в евангельском христианстве общности того, что возносит нас к Церкви апостольских веков, может и должно иметь место. В этом смысле ситуация в Европе небезнадежна. Тем более, кстати, она небезнадежна в Соединенных Штатах Америки. Может быть, в американских СМИ она покажется еще более проигранной, чем в Европе. Но Америка малых городов по-прежнему жива, и по воскресеньям там можно увидеть людей, идущих в храмы.
– Вы имеете в виду не только православную Америку?
– Конечно, не только православную, но и отчасти протестантскую, и отчасти католическую Америку. Потом не надо забывать про Латинскую Америку, где традиционные католические ценности очень многое значат для значительной части населения.
– Отец Максим, Святейший Патриарх Кирилл делает явный акцент на активной миссионерской работе. Причем им задана очень высокая планка такой работы. Я несколько раз бывал на патриарших богослужениях. Святейший – чрезвычайно харизматичный пастырь. Когда слушаешь его проповедь, находишься в особом состоянии. Но у меня возникает вполне резонный вопрос. Ведь если задается такая планка, то не скажу все, но, во всяком случае, значительная, подавляющая, критическая часть пастырей должна ей соответствовать. Они должны быть такими же харизматичными миссионерами, как и Святейший. Но есть ли сейчас в Русской православной церкви эта критическая масса харизматичных миссионеров? Я как мирянин эту проблему очень остро ощущаю и отвечу на этот вопрос скорее отрицательно. Вы же как пастырь что можете по этому поводу сказать? Или это не так, и в Церкви сейчас действительно имеется эта критическая масса, и Святейший Патриарх не в безвоздушное пространство обращается? Или же со стороны Святейшего это своего рода задел на будущее – ожидание, что появится то, чего пока нет? Извините, пожалуйста, если вопрос Вам покажется некорректным – в конце концов, не мирянину судить о столь деликатной проблеме церковной жизни.
– Нет, вопрос вполне корректный и оправданный. Это очень мужественный и смелый шаг Святейшего Патриарха – делать ставку на лучших. Не на большинство, а именно на лучших, которые заведомо не могут быть в большинстве. И говорить о том, к чему очень многие из духовенства не склонны, в отношении чего в среде священнослужителей имеется не то чтобы оппозиция, но, скажем так, некое коллективное несогласие с тем, что следует поступать именно так. Подобное отношение к инициативе Святейшего и понятно: в минувшие десятилетия в священство часто рекрутировались люди невыдающихся качеств – не только интеллектуальных, но и нравственных, и даже чисто человеческих. Поэтому очень важно, чтобы те из представителей духовенства, которые хотят видеть Церковь соответствующей своему призванию, получали поддержку Святейшего. Чтобы призыв к активному миссионерству воспринимался вовсе не временным лозунгом, который через год-другой забудется, а четкой программой на перспективу. Чего греха таить, еще не так долго Святейший возглавляет нашу Церковь, и еще сильны настроения, что все как-то утрясется и будет тихонечко и спокойненько…
– Есть такие настроения у части духовенства?
– Да, так считает определенная часть духовенства, которой удобно существовать, что называется, не высовываясь. Мол, пока прихожан хватает, тот или иной доход имеется, и лучше бы не лезть на рожон, не создавать себе проблем. И Святейший Патриарх не боится открыто и принципиально заявлять свою позицию перед такими пастырями. Как и не боится нападок со стороны той части нашего общества, которой не по душе активное вторжение Церкви в те сферы, в которые ее прежде не пускали, – в образование, общественную нравственность. А сейчас Церковь решительно выходит за пределы того этнографического заповедника, в котором ей прежде разрешалось существовать, строить храмы, издавать книги. Не приветствовалось только покидать этот заповедник, что как раз происходит сейчас, являясь важнейшим элементом политики, проводимой Святейшим, и что очень задевает наших идейных оппонентов. Конечно, здесь есть риск навлечь на себя оголтелое поношение – что, кстати, мы наблюдаем в адрес Святейшего начиная с 2012 года. Но я глубоко убежден в том, что этот мужественный выбор Святейшего Патриарха – совершенно правильный, продуманный и – главное – безальтернативный, если мы не хотим, чтобы наша Церковь оказалась в таком же положении, как христианские конфессии на современном Западе.
– Отец Максим, лично меня последние пару лет, где-то с начала массированных антипутинских выступлений в конце 2011-го, не оставляет ощущение, что пройдет время – и мы окажемся в ситуации, как на Западе. Политический режим может запросто поменяться, к власти придут нынешние оппоненты Кремля, и Церкви станет нелегко. На нее начнутся гонения – чтобы все было, как на Западе. И эти гонения вряд ли окажутся более или менее политкорректными – употреблю это модное западное понятие. Они развернутся с истинно русским размахом – дабы поскорее всем продемонстрировать, что мы окончательно расправились с Церковью, этим «вековым рассадником тоталитаризма». Конечно, вряд ли можно ожидать повтора гонений образца 20–30-х, но не приходится сомневаться в том, что оппоненты Русской православной церкви сполна возьмут реванш за эти два с половиной десятилетия ее возрождения и приведут ситуацию в полное соответствие с западным стандартом. Наиболее острым это предчувствие было примерно полтора-два года назад, когда во многих СМИ развернулась травля Святейшего. Кстати сказать, может быть, тот накат отчасти и стал ответом на завышенную им планку миссионерского служения. И самое страшное, что эту кампанию поддержали не какие-то отдельные носители западных ценностей, но достаточно широкие круги образованной общественности. Они наглядно продемонстрировали свою агрессивную антицерковность и готовность поддерживать любые – даже самые возмутительные, – так сказать, антиклерикальные акции. Образованцы, как называл их Солженицын, в очередной раз выказали готовность спровоцировать новую русскую смуту. Но вернемся к предчувствию новых церковных гонений. Что Вы по этому поводу думаете?
– Я, честно говоря, его отчасти тоже разделяю. У меня нет ощущения, что внешнее благоприятствование по отношению к Церкви сохранится на протяжении нашей жизни и тем более на протяжении жизни наших детей.
