Действительно, экономическая потребность в детях существовала, но являлась ли она определяющей? Ведь рождение детей может быть вызвано и другими причинами. Скорее всего, здесь имеет место экстраполяция современного мировоззрения, ценностей и мотиваций в прошлое. То есть процитированное выше предположение справедливо в отношении современного человека – носителя модернизационных ценностей, спроецированных в прошлое.
Вообще необходимо пересмотреть отношение к потребности в детях как локомотиву, главному фактору, определявшему репродуктивное поведение.
С точки зрения сторонников теории демографического перехода, в демографической эволюции нравственные ценности всегда действуют опосредованно, их влияние второстепенно. Действительно, ценности, рассматриваемые как некие преходящие социокультурные репродуктивные нормы, занимают именно такое положение в системе мотиваций репродуктивного поведения. Однако нравственные ценности как неизменные абсолютные принципы, идеалы и понятия добра и зла имеют непосредственное и зачастую определяющее влияние на жизнь человека, в частности, на его репродуктивное поведение. Но их влияние практически полностью игнорируется в рамках теории демографического перехода.
Утилитарный взгляд оценивает аксиологические факторы воздействия на репродуктивное поведение как подчиненные социально-экономическим факторам. Приведем одно из типичных суждений Владимира Борисова: «Чтобы выжить, общества вырабатывали в течение тысячелетий социальные нормы, поощрявшие максимально высокую рождаемость. Эти нормы действовали прямо и косвенно в форме законов, религиозных предписаний, народных обычаев и традиций». Данное утверждение опровергается хотя бы таким фактом, что, например, по религиозным соображениям аборты полностью запрещены в Монако, Ирландии и на Мальте. А в 119 странах аборты разрешены только в случае угрозы жизни или здоровью матери (большинство стран Южной Америки, Африки, Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии).
К сожалению, фамилизм, на практике противоборствующий «переходникам», в теории полностью поддерживает концепцию исторической подчиненности аксиологических факторов социально-экономическим. Это – разрыв теории и практики – является главной проблемой и причиной внутренней противоречивости фамилизма. Апологет фамилизма Анатолий Антонов фактически повторяет тезисы своих идеологических противников: «В ходе развития человеческого общества невозможность непосредственного воздействия на высокую смертность вызвала запрет на непосредственное вмешательство в репродуктивные события, предшествующие родам (хотя средства предупреждения и прерывания беременности были известны издревле). В процессе исторического развития и усложнения социальной организации запрет на контрацепцию оставался в силе из-за высокой смертности. В связи с запретом на сексуальные отношения в зависимости от сезонного цикла хозяйственных работ (производственные табу) из календарного года выпадала значительная часть времени, что делало излишним какое бы то ни было предупреждение и прерывание беременности».
Из сказанного можно сделать вывод, что, например, большинство женщин в Российской империи не совершали аборты и не пользовались контрацептивами, потому что этого не требовалось. Якобы традиционное общество вырабатывает определенные традиции, исходя из социально-экономической или демографической целесообразности, а индивид действует в соответствии с традициями, не подозревая о подобного рода прагматике. Якобы общество вырабатывает такие табу, которые позволяют амортизировать высокую смертность.
Можно согласиться со сторонниками социально-экономического подхода в том, что, например, отмена запрета на аборт закрепляет, усугубляет изменение ценностных ориентаций в обществе. Но никак не инициирует их. Если в обществе назрела легализация абортов, совершается множество нелегальных абортов, то законодательная отмена табу закрепит уже совершившийся нравственный переворот. Однако если разрешить делать аборты тем, которые считают детоубийство нравственно недопустимым, то это не приведет к росту числа абортов – даже в условиях сверхнизкой смертности и материального благополучия.
Таким образом, сторонники теории демографического перехода не отрицают ценности совсем, но ставят их в жесткую зависимость от социально-экономических факторов. Главной опорой многодетности объявлены не религия, не культура, не мировоззрение или нравственные ценности, а высокая смертность и необходимость ее преодоления.
В то же время западные ученые, занимающиеся проблемами депопуляции, объясняя причины неумолимого спада рождаемости в постмодернистском обществе, напрямую указывают на значимость аксиологического фактора. Австралийский демограф Джон Колдуэлл утверждает: «Изменение систем ценностей влияет на сокращение рождаемости больше, чем экономические обстоятельства. Смена семейной экономики рыночно-индустриальным капитализмом, разумеется, важна, но семейная пирамида связей, семейная мораль способны противостоять развалу личных установок на рождаемость лишь благодаря поддержке религии. Однако усиление европейского эгалитаризма – продукта Французской революции – открыло путь гендерному феминизму и гендерному конструированию социума». Американский исследователь института семьи Аллан Карлсон делает следующий вывод: «Действительная проблема, стоящая как за “вторым”, так и за “первым” демографическими “переходами” (первый переход – это снижение смертности с сохранением высокой пока рождаемости, что по-прежнему приводило к росту населения, второй – сокращение рождаемости вслед за сокращением смертности, что приводило к стабилизации численности населения, но в реальности – к депопуляции, так как рождаемость падает еще ниже. – К.Ш.), была религиозной: она сводилась к соперничеству веры, которая приветствовала детей, и светского секуляризма, который их не хотел. Это объясняет, почему “кампания популяционного контроля” до сих пор продолжается, хотя давно добилась своей исходной цели – нулевого прироста. По-видимому, для тех, которые отстаивают новый социальный строй жизни, даже в мире со стабильным населением слишком много детей».
Демографы Джон Клеленд и Кристофер Уилсон утверждают: «Ослабление религии является самым главным фактором упадка рождаемости». Бельгийский демограф Рон Лестеге констатирует, что «в нынешних изменениях структур семьи и в упадке рождаемости нет ничего нового: это продолжение отхода западной идеационной системы от христианских ценностей альтруизма и ответственности в сторону воинственного “светского индивидуализма”. Подобная секуляризация, уменьшение приверженности к религии и есть причина падения рождаемости». Согласно Вардану Багдасаряну, «современная репродуктивная пассивность западных обществ рассматривается не только и не столько как результат производственно-экономической трансформации, а как следствие широко понимаемого процесса секуляризации». Очевидно, что данные высказывания также актуальны в отношении России, поскольку цивилизационная модернизация общества в нашей стране происходила по европейскому сценарию с некоторыми «рывками» и «перегибами» эпохи социализма.
Таким образом, социально-экономический подход в определении причин изменения репродуктивного поведения и снижения уровня рождаемости в ходе демографической эволюции грешит методологической неточностью. В процессе демографической эволюции мы наблюдаем несколько тесно коррелирующих между собой с определенным временным лагом количественных и качественных показателей.
Во-первых, это научно-технический прогресс: развитие науки и техники, в том числе медицины, экономики и как следствие – улучшение материальных условий жизни и снижение смертности, повышение уровня образованности общества, индустриализация и урбанизация.
Во-вторых, модернизация ценностей: секуляризация, распространение индивидуализма и эгоцентризма, отказ от традиционных нравственных ценностей, соответствующее изменение традиций, образа жизни, культуры и т.д.
В-третьих, изменение репродуктивного поведения в сторону снижения уровня рождаемости.
Рис. 1. Взаимосвязь научно-технического прогресса, модернизации ценностей и модификации репродуктивного поведения в теории демографического перехода
То есть наряду с научно-техническим прогрессом и модернизацией ценностей с некоторым временным лагом трансформируется репродуктивное поведение и падает рождаемость. Чем это обусловлено в первую очередь? Научно-техническим прогрессом или изменением ценностей? Обычно делается вывод, что прогресс влечет за собой изменение и ценностей, и репродуктивного поведения. Данное утверждение воспринимается как аксиома. В воздействии на репродуктивное поведение модернизации ценностей отводится (если отводится вообще) второстепенная и вспомогательная роль. Модернизация ценностей выступает здесь не причиной, а скорее следствием модификации репродуктивного поведения, напрямую обусловленной прогрессом: «Снятие запрета с применения контрацепции и абортов привело к дальнейшей переоценке ценностей», – пишет Анатолий Антонов (см. рис. 1). Данный портал prostitutkipermirest.info приглашает всех ценителей качественного секса! Ознакомьтесь с представленными профилями девушек.
