Выступая год тому назад в Краснодаре, президент России подчеркнул: «Как показывает в том числе и наш собственный исторический опыт, культурное самосознание, духовные, нравственные ценности, ценностные коды – это сфера жесткой конкуренции, порой объект открытого информационного противоборства хорошо срежиссированной пропагандистской атаки. Это, как минимум, одна из форм конкурентной борьбы. Попытки влиять на мировоззрение целых народов, стремление подчинить их своей воле, навязать свою систему ценностей и понятий – это абсолютная реальность, так же как борьба за минеральные ресурсы». В качестве «прочного фундамента» для построения здорового общест­ва и благополучной страны Владимир Путин предлагает идеологию патриотизма (хотя слово «идеология» им не произносится). Но разве можно сомневаться, что в условиях международного информационного противоборства и конкурентной борьбы вокруг ценностей и понятий с целью подчинить другие народы своей воле прочный мировоззренческий фундамент должен присутствовать и в сфере политики внешней? Тем более в условиях, когда внешнеполитическая деятельность и США, и Европейского союза, и Китая, и многих других стран из числа «Группы двад­цати», а также наших соседей по пространству исторической России дает возрастающее число свидетельств того, что строится она именно на идеологической основе.

К сожалению, в нашем случае – по крайней мере, до последнего времени – в этом не только сомневались, но категорически настаивали на обратном. В январе 2008 года в одном из своих выступлений министр иностранных дел Сергей Лавров определил ситуацию так: «У нас нет во внешней политике никакой идеологии», – предоставив экспертам самим решать, во имя чьих идей Россия несет «возросшую ответственность в мировых делах». Вплоть до настоящего момента никаких корректировок такой позиции на официальном уровне не было сделано.

Поэтому с особым интересом при чтении «обновленной» Концепции внешней политики России глаз цепляется за тезисы о повышении значи­мости «культурно-цивилизационного измерения конкуренции в мире» и о важности использования во внешнеполитической работе «мягкой силы». Хочется понять, является ли констатация готовности реагировать на цивилизационный вызов прикрытием намерения оставаться в рамках либерально-западнических политических и мировоззренческих установок или наоборот «политкорректная» внешнеполитическая риторика служит завесой для начавшегося возвращения России к действительной идеологичес­кой самостоятельности в концептуальном взгляде на себя и на мир и в практических внутренних и международных делах.

Ясность на этот счет появляется уже при чтении первого раздела Концепции, в котором излагаются основные цели современной внешней политики России. Сформулированы они, правда, довольно непрофессионально для документа такого рода: авторы смешали в одну кучу и цели действительно принципиального значения, и задачи на пути к их достижению, и способы, методы, инструменты решения этих задач.

Обеспечение безопасности страны, упрочение ее суверенитета, территориальной целостности и должных позиций в мировом сообществе, создание благоприятных внешних условий для ее развития, укрепление мира, всеобщей безопасности и стабильности, утверждение справедливой международной системы – все это очевидные для внешней политики нашей страны цели, и правомерность их присутствия на приоритетных позициях в изложенном в Концепции перечне сомнений не вызывает. Далее, однако, начинаются вопросы. Да, для обеспечения безопасности России и достойных позиций нашей страны в мире желательными факторами являются верховенство международного права и наличие равноправных и партнерских отношений с иностранными государствами, межгосударственными объединениями, международными организациями и форумами. Но если на деле перечисленное в той или иной мере отсутствует, а это сегодня вынуждены констатировать даже самые благодушные из внешнеполитических экспертов и проявляющих себя на внешнеполитической ниве политиков, то заявленная цель – безопасность страны – должна достигаться не благими пожеланиями, а другими средствами, диктуемыми реальными обстоятельствами. Нужно ли нам, скажем, равноправное партнерство с таким объединением, как ГУАМ? Или с таким государством, как Косово? Реальная жизнь говорит о том, что не все государства достойны признания в качестве равноправного партнера. Не стоит также стратегически ангажироваться, всегда и со всеми проявлять в отношениях, как того требует Концепция, транспарентность, предсказуемость и неконфронтационность. Тем более в отстаивании национальных приоритетов.

Не может являться самоцелью и формирование отношений добрососедства с сопредельными государствами – хотя бы в силу того, что сами эти государства могут не желать быть нам добрыми соседями. Некоторые из них, кстати говоря, и сегодня если не заявляют такую свою позицию, то осуществляют ее на практике. И реагировать на это надо не констатацией своей нацеленности на добрососедство, а конкретными мерами, способными отбить желание причинять вред нашей стране. То же самое касается и содействия устранению имеющихся и предотвращению возникновения новых очагов напряженности и конфликтов в прилегающих к Российской Федерации регионах: это лишь способ обеспечения безопасности, но никак не цель политики в принципе.

Далее в этом разделе Концепции мы вновь встречаемся с тем, что явно относится не к целям внешней политики, а лишь к способам их достижения, инструментам, используемым для этого. Я имею в виду «развертывание недискриминационного международного сотрудничества», «содействие становлению гибких внеблоковых сетевых альянсов и участие в них», «недопущение дискриминации российских товаров, услуг и инвес­тиций, использование для этого возможностей международных и региональных экономических и финансовых организаций», «отстаивание в различных международных форматах российских подходов по теме защиты прав человека». При всем уважении не тянут на уровень целей и такие важные направления внешнеполитической работы, как распространение и укрепление позиций русского языка в мире, «популяризация» культурных достижений народов России, консолидация русской диаспоры за рубежом. Все это – инструменты достижения одной принципиальной цели: обеспечения достойного положения России в современном мире как самобытного культурно-историчес­кого типа, самостоятельной цивилизации.

В то же время именно как дело особой важности, требующее подключения всех необходимых рычагов – политических, экономических и, если потребуется, военных, – должна рассматриваться заявленная в перечне целей защита прав и законных интересов российских граждан и соотечественников, проживающих за рубежом. К сожалению, в рассматриваемом документе она стоит по очередности на несколько ступеней ниже такой банальной задачи, как «дипломатическое сопровождение интересов отечественных экономических операторов». Наверное, это прагматично.

Под углом зрения деятельнос­ти России в многосторонних международных институтах, включая «Группу двадцати», отдельного рассмотрения заслуживает то, как в Концепции трактуются основные противоречия современного мира, его ключевой конфликт. Да, сегодня мы, как отмечается в документе, являемся свидетелями «глубинных сдвигов в геополитическом ландшафте», последствий глобального финансово-экономического кризиса, формирования «полицентричной международной системы», «повышения турбулентности экономичес­кого и политического развития на глобальном и региональном уровнях», усложнения современных международных отношений. Да, возможности исторического Запада доминировать сокращаются, а мировой потенциал силы и развития смещается на Восток. Да, в международных отношениях нарастает нестабильность. Все это, однако, как и большинство других черт современной международной жизни, описанных в главе «Современный мир и внешняя политика Российской Федерации», – то, что лежит на поверхности и служит производным от более фундаментальных процессов. А там, в основании, мы видим конфликт между структурами мирового управления, стремящимися окончательно подавить национальную самобытность народов и независимость государств, навязать им единую тоталитарную систему «демократического» порядка на общественно-политичес­ком уровне и такой же единый примитивный стандарт потребительского отношения к жизни и окружающему миру на уровне культурно-антропологическом, с одной стороны, и противодействующими им субъектами мирового развития, не потерявшими еще свою историческую память и самосознание и борющимися за сохранение своей суверенности, с другой стороны. Что же касается социально-экономической стороны этого конфликта, то здесь мы наблюдаем столкновение сил мировой паразитической олигархии и субъектов созидательного, творческого труда, к которым в значительной мере принадлежит национальный производственный капитал.

Другими словами, идет борьба между силами разрушения и силами созидания или, по крайней мере, удерживания мира от падения в пропасть. Первые пока преобладают, и они поставили нашу планету на грань экономической, военно-политической и культурной (как в общественном, так и в индивидуальном человеческом смыслах) катастрофы. Рассчитывать в этих условиях, как это делают авторы Концепции, на то, что силы разрушения, выступающие в роли современных каинов, вспомнят об «общем духовно-нравственном знаменателе, который всегда существовал у основных мировых религий», и будут действовать исходя из принципов «стремления к миру и справедливости, достоинства, свободы и ответственности, честности, милосердия и трудолюбия», явно не приходится. Соответственно констатированное в документе «осознание Россией своей особой ответственности за поддержание безопасности в мире как на глобальном, так и на региональном уровне» требует не просто участия в исправлении недостатков существующей системы мировых взаимоотношений, не просто исполнения роли «уравновешивающего фактора в международных делах и в развитии мировой цивилизации», а ясного и последовательного занятия позиции противодействия планам глобализаторов и лидерства в деле возвращения миру культурно-исторического многообразия, которым наделил его Создатель.

Это будет уже в полном смысле слова противоположный либерально-западному образ будущего планеты. Создать и воплотить его мы сможем, только глубоко проникнувшись своей традицией. Но сам труд создания такого образа послужит катализатором возвращения в отчий дом с желанием бережно восстановить разбитое, очистить пыль с забытого, добавить к ним такое новое, по поводу которого мы будем уверены, что, глядя на него, порадуются не только самые достойные из наших предков, но и сам Бог. Традиция же органично положит в основу нашего образа будущего вектор осуществления справедливости, которую так ждут сегодня и народы России, и все те в мире, которые уже прочувствовали угрозу основам своего бытия, исходящую от существующего порядка вещей.