Печать


Эбенизер Скрудж из «Рождественской песни» Чарльза Диккенса. Кадр из анимационного фильма кинокомпании «Дисней» 2009 года

Экономика как разрушенная философия
Владимир Батурин

Источник: альманах «Развитие и экономика», №6, июнь 2013, стр. 166

Владимир Кириллович Батурин – доктор философских наук, академик РАЕН

Хочу, чтобы народ, к которому я принадлежу, выжил в качестве исторически значимой величины
в сложившихся беспрецедентно страшных условиях. И необходимое условие для этого –
объективно-беспощадное понимание сложившейся реальности.

Александр Зиновьев

Прав и глубок наш уважаемый соотечественник. Александр Зиновьев хорошо разобрался с тем, что происходит в мире и в России, но в «объективно-беспощадном понимании сложившейся реальности» еще далеко не все страницы перевернуты. Более того, такое беспощадное постижение только-только начинается.

Люди издавна были и до сих пор остаются уверенными в единственности онтологии нашего мира. Они даже не подозревают, что су­щест­вуют не в мире как таковом, а в некой онтологической… комнате смеха. В принципиально искусственной среде, созданной кем-то и с какими-то целями и замыслами. В искусственной лжереальности, которая для абсолютного большинства людей продуцировалась совокупностью расставленных другими – совсем особыми – людьми с определенными замыслами кривых онтологических зеркал. Мир, в котором мы обитаем, на самом деле создан не самыми лучшими людьми и не ради высших замыслов и побуждений. Человека на протяжении многих веков нагло «разводят» как последнего недотепу и глупца. И все это происходит в том числе и потому, что большинство людей продолжают верить в разного рода сказки про объективность всего бытийствующего, всего онтологического, постигаемого якобы незаинтересованным ни в чем, кроме истины, человеком и его разумом. Но ведь окружающие нас бытие, реальность, природа – все то, что принято считать объективным, – на самом деле никогда в онтологической конструкции не присутствуют в непосредственной «самости». Объективное есть определенным образом «схваченное», преобразованное, приведенное в связи и отношения именно человеком с учетом трех важнейших составляющих – его замыслов и мечтаний о будущем, реальной работы познавательных способностей и фактической деятельности как объединенной реализации первого и второго.

Современная философия все более склоняется к мысли, что человек вовсе не отражает, не рефлексирует окружающий мир – он его всегда творит по своему разумению и под свои цели. До сих пор общепринятая теория отражения как основы познания на много веков заслонила истину отношения человека и мира. А оно – это отношение – принципиально активно-конструктивное. Мир не воспроизводится, а каждый раз творится человеком из имеющихся в его распоряжении познанных и осмысленных элементов и заготовок – продуктов его предыдущей деятельности, результатов его воображения и фантазии. Все это многообразие соединено и объединено целями реализации очередного замысла.

У нас нет и никогда не было прямого доступа к непосредственно самим по себе миру и природе, мы всегда погружены в них через исторически проявленный мегапроект бытия как совокупности реализуемых с разной степенью успешности замыслов. А проекты человека всегда разные – удавшиеся и несостоявшиеся, достойные и отвратительные, во благо и во вред, во здравие и на погибель, духовно высокие и шкурно омерзительные. Нам еще предстоит разобраться с основными проектами человека, которые составляют несущую конструкцию существующей онтологии мира – мира как некой картины, как холста, который разворачивает сама великая природа. И именно природу ради своей сиюминутной и всегда авантюрной версии «правильного» проекта безжалостно кроит человек – часть природы, возомнившая себя целым и потому господином всего сущего.

Самое долговременное и прочное закабаление человека ради преступных целей другого человека – закабаление именно онтологическое. Такое закабаление означает приведение к якобы неизменной, якобы единственной, якобы независимой от самого человека конструкции реальности. Это закабаление по примитивнейшей формуле «другого не дано». Отсюда и выводы: мирись с этим миром, человек, другая судьба тебе принципиально недоступна, все терпели невзгоды и несправедливости имеющейся единственной реальности, и твой удел должен быть таким же. Следует вспомнить железную аргументацию наших рыночников-фундаменталистов 90-х о необходимости перехода нашей страны к либеральным моделям в экономике. Они, помнится, говорили: хорош или плох рынок – вопрос второстепенный, главное, что рыночная экономика – такая же необходимая и неизбежная, как восход и заход Солнца, как законы Ньютона или Максвелла. То есть как ни крутись, а деваться тебе, человек, от рынка некуда, так что смирись с ним и не дергайся. Рассуждать в таком ключе – значит использовать ес­тест­венный (якобы объективный) метод онтологического описания, что равносильно добровольному онтологическому закабалению себя в таком единственно-де возможном мире.

Подобные фундаменталисты своим пониманием мира насилуют человечество с древнейших времен, причем прекрасно осознавая степень «правдивости» собственных тезисов. Получается, что онтология сегодняшнего мира – это до сих пор во многом онтология… рабовладельческого проекта. Комната смеха как некая онтология мира, оказывается, была создана еще древними чубайсами и гайдарами при помощи умело расставленных кривых зеркал для рабовладельческого проекта и подобных ему практик, выгодных и полезных только избранным.

Человеку пора со всей явственностью осознать, что творцом окружающего и гнетущего его мира во многом является он сам. Эту истину первыми осознали великие философы Сократ, Платон, Аристотель, но реализовали, к великому сожалению, в своих эгоистических целях разного рода паразитарии. Те самые паразитарии, которые мир – потенциально великолепный, яркий, свободный – превратили в этот до сих пор господствующий ад. В мир для себя, мир чудовищный, черный, рабский, порочный, лживый, несправедливый, во многих отношениях безобразный.

Человек, ты хочешь жить достойно? Если да, то тебе тогда обязательно предстоит решительно свергнуть онтологичес­кое рабство того мира, который придуман против тебя людьми-хищниками. Придуман и воплощен в реальность только лишь потому, что твоя жизнь, твоя энергия, твой интеллект, твой талант, твоя человеческая самость нужны именно им – поработителям, врагам-паразитариям, которые все твое уже много веков эксплуатируют как вроде бы свое. Необходимо всеми силами приближать наступление другого мира – мира с онтологией свободного человека, покинувшего, наконец, тысячелетнюю тюрьму рабовладельческой конструкции, которую по-иному можно именовать патологической онтологией.

Фундаментальный парадокс современного мира заключается в том, что патологичен каждый человек, но в силу разных обстоятельств и причин. Одни люди принципиально патологичны в силу того, что живут как паразитарии и эксплуататоры за счет других людей, другие люди патологичны в силу своего рабского положения как средства для «жизни в шоколаде» избранных.

Откуда взялась эта самая экономика, как она превратилась во все определяющую смысловую конструкцию современного мира – конструкцию принципиально экономоцентрическую? Как она утвердилась в человеческом обществе и на каких принципах и началах? Для ответа на эти вопросы следует остановиться именно на глубинном понимании предмета экономики как моральной философии.


 

Экономика стартовала в своем научном развитии именно как морально-нравственная философия европейского Нового времени. Это сегодня экономика и философия разведены в нашем сознании на максимальную дистанцию их предметного различия, так что сама заявка на преодоление экономического кризиса с помощью философии кажется неискушенным людям чуть ли не бредом. Однако еще три столетия назад никого не смущало, что экономика была органичной частью моральной философии и позиционировалась как сугубо этическая дисциплина. Сошлемся на хорошо всем известный факт: самый знаменитый экономист всех времен и народов Адам Смит был на самом деле именно философом – заведующим кафедрой нравственной философии университета в Глазго. Главным своим научным трудом Смит считал вовсе не «Исследование о природе и причинах богатства народов», а книгу по нравственной философии – «Теорию моральных чувств». Другой основатель экономической науки Джон Локк также был философом. Он предложил до сих пор хранящиеся в теоретическом арсенале экономической науки модели «общества» и «экономического человека».

Экономика как секулярная этика с самого начала отказывается от идеи следования трансцендентным сущностям и апеллирует только к требованиям «реальной» человечес­кой практики, стремясь понять, каким образом мораль, будучи свойством отдельного индивида, является в то же время обязательной, организующей силой общества? По Фрэнсису Бэкону цель этики, как и всякой другой науки, «не в приукрашивании вещей, а в выявлении в них полезного и истинного». Он подразделяет ее на два учения – об идеале (или образе блага) и об управлении воспитания души. Поскольку этика венчает философию, то ее незыблемо истинные правила не могут быть найдены раньше, чем будет достигнуто полное знание других наук, а пока этого не сделано. И далее Рене Декарт, наследуя указанное направление мысли Бэкона, ограничивается несовершенной этикой и предлагает временные правила морали, первое и главное из которых обязывает человека жить в соответствии с законами и обычаями своей собственной страны и считать это за единственную возможную истину.

И процесс пошел! Томас Гоббс оспаривает представление о человеке как общественном (политическом) животном, из которого явно или неявно исходила предшествующая ему этика. По Гоббсу человек изначально эгоистичен, нацелен на собственную выгоду, и понятия правильного и неправильного, справедливого и несправедливого не имеют в нем места. Принципиальный разворот в экономике от нравственной проблематики совершает Дэвид Юм, нашедший в качестве основного гносеологического недостатка всех моральных наук их необоснованный предметный переход от «есть» к «должно быть», что, по его мнению, совершенно неправомерно с научной точки зрения. Для восстановления же научной состоятельности экономики как нравственной философии Юм пошел на противопоставление и, в конечном счете, на полное изгнание из предмета рассмотрения этой науки всего ценностного, аксиологичес­кого, оставив в ней только сугубо фактурное, практическое начало. Так состоялось главное искажение предмета экономики: она перестала быть частью всего спектра нравственной философии и в подобном – чрезвычайно зауженном – виде сохранилась как искусственно созданная единичным исследователем конструкция, сфокусированная на его сначала рафинированно теоретическом, а затем уже неприкрыто практическом интересе. В такой модели даже в изначальном, то есть в сугубо теоретическом, облике общее благополучие человека сведено лишь к его материальному благосостоянию. А сам человек с его бездной смыслов – к экономическому придатку.

Примитивизация мира, общества, человека, его целей и ценностей состоялась. В экономической сфере уже не осталось никакой философии, кроме единственной – вульгарно-материалистической, утилитарно-меркантильной. Таинственный мир трансформировался в примитивную общест­венную схему, где человеку отводится роль продавца, покупателя или посредника при купле-продаже неких товаров и услуг. Даже разнообразные социальные отношения между людьми теперь сводятся исключительно к взаимодействиям хозяйственным. Разнообразие красок окружающей действительности вырождается в примитивные черно-белые схематизмы смоделированного экономикой мира как рынка. Само философское понятие общества вырождается в упрощенную его модель по Локку, а затем – просто в рынок. А философское понятие человека трансформируется в экономического человека как отдельно взятого хозяйствующего субъекта (по Смиту). Философский же предмет экономики как нравственной философии незаметно перетекает в предмет, принципиально лишенный аксиологических начал (по Юму).

То есть искажения предмета экономики как науки действительно чудовищны. Целиться в нравственные вопросы человеческого бытия в контексте общества и его принципиального устройства, а попасть в экономическое существование, принципиально лишенное какого-либо морального начала, – с чем это можно сравнить по степени расхождения целеполагания и целедостижения?

Поразительны масштабы деформаций, произошедших с базовыми понятиями экономики, «позаимствованными» ею у философии. Например, с философским понятием «человек как микрокосм». Человеку свойственны чувства и моральные суждения, основанные на любви и симпатии, вместе с тем ему присущи стремления к личному интересу, пользе, успеху. Юм со скептической осторожностью соединяет два эти начала в одно, а затем уже Иеремия Бентам основой практической этики провозглашает принцип пользы – принцип, уходящий корнями в природную способность человека стремиться к удовольствиям и избегать страданий. Так, все первоначально этические искания порождают особый предмет экономики как разрушенной философии, нацеленной на эгоизм, конкуренцию, пресловутый успех любой ценой – тот самый, о котором Жан-Жак Руссо потом скажет: «Если полагать смысл жизни в успехе, надо быть скорее подлецом, чем порядочным человеком». Изначально моральное содержание нравственной философии в результате всех предметных трансформаций стало антинравственным потенциалом в угоду достижения эгоистически понимаемого успеха и прочих сугубо экономических целей.

Рождение предмета экономики состоялось самым непредсказуемым образом – полным уходом от нравственной философии, от этики, от морали. Осознай же, наконец, человек, очень важное: экономика – это слепое бегство от философии как от любви к мудрости, бегство от относительно правильного и ценностного в абсолютно неприемлемое и аномичное. И что в итоге? Вместо целостного мира – экономико-производственная его амальгама, вместо человека – жалкий и примитивный, алчно-враждебный фантом. И от таких грубых – по сути, архаичных и диких – моделей человечество до сих пор не нашло в себе интеллекта и воли отказаться.

Без преувеличения можно сказать, что экономика стала той самой «философией», из которой вынули всю ее глубину и целостность, все ее духовно-нравственные и солидарно-социальные начала. То, что осталось в результате этого великого «обрезания», и оказалось теоретической базой построения основных цивилизационных практик по сей день. В таком ракурсе экономика предстает как собрание всего философски наихудшего, и именно наихудшему был дан максимальный простор практического внедрения и применения. Что же тогда мы удивляемся разразившемуся глобальному кризису – ведь с помощью наихудшего вряд ли можно построить нечто достойное.

Глобальный мировой кризис начался вовсе не сегодня, а именно тогда, когда произошел кардинальный отход экономики от философии в ее предметном понимании. И сам кризис имеет не экономический, а мировоззренческий характер. Финансы, экономика, политика, материальные и нематериальные ресурсы – лишь следствие первичных, мировоззренческих и ценностных, установок. Как же нужно было постараться извратить, подменить, чудовищно исказить предмет экономики как фрагмента философии за три последних века, чтобы получить сегодняшние реалии этой науки, а также печальную панораму большинства современных цивилизационных практик!

Однако дело не только в академической несостоятельности экономики. Главная беда нынешнего положения цивилизации, ее институционально-ценностных конструкций в другом: на протяжении уже трех веков человечество пытается строить свои основные общественные практики на фундаменте сугубо экономи­чес­ких начал, которых для этого совершенно недостаточно. Ведь что такое экономические цивилизационные практики в своей сущности? Самые примитивные, самые поверхностные, самые фрагментарные и нелепые, но тем не менее именно искаженно философские модели человека, общества, мира, государства, целей и ценностей существования. Общим признаком для всех этих так называемых экономических, а на самом деле примитивно философских, моделей является максимальная удаленность их от настоящего анализа, ориентированного духовно и метафизически.


Иначе говоря, то, что мировому сообществу нужно было обязательно делать с помощью истинной и глубокой философии, сделано и до сих пор делается на основе ее неверной и чудовищно искаженной подмены – экономики. Исторически узаконилось, что экономика стала теоретичес­ким средством строительства цивилизации из наличного наихудшего, имеющегося у человечества. Парадоксально, но при анализе новоевропейских научных, в том числе экономических, инноваций создается впечатление, будто их творцы соревновались друг с другом, как бы изощреннее и дальше уйти от истины, даже от истины в форме элементарного здравого смысла. В ка­чест­ве наглядного примера отметим бросающийся в глаза примитивизм базовых экономических моделей с точки зрения философии. Общество, по Локку, например, – это якобы механическое скопление атомизированных индивидов, главной сущностью которых являются абсолютный эгоизм по отношению к себе и всеподавляющая вражда по отношению к другим. Человек, по Локку, – якобы совокупность трех сущностных начал: «оставаться в живых», «стремиться к чувственным удовольствиям», «удовлетворять свою жадность». Никаких других начал в нем якобы просто нет! И таких моделей в экономике – принципиально неполных, ограниченных, не выдерживающих никакой философской критики и тем не менее активно применяющихся вновь и вновь – великое множество. Например, рынком называется модель общества, в которой разнообразные, сложные, тонкие материи всего социального упрощены только до примитивных схематизмов вокруг нескольких вопросов типа «что производить», «сколько производить», «как производить», «как распределять произведенное», «как адаптироваться к изменениям ситуации». Это что – все вопросы, которые волнуют любого человека, ненадолго пришедшего в этот мир погостить?

Пытаться решать проблемы преодоления мирового кризиса экономическими и финансовыми инструментами и подходами – заведомо ошибочная, принципиально тупиковая схема. Мир оказался в кризисе именно потому, что позволил примитивной модели – экономике – строить целостный общественный дом для человека, что не получилось и не может получиться никогда – нет у экономики для этого ни ресурсов, ни потенциала.

Экономика, особенно в сегодняшних ее неприкрытых дефинициях, – тупик для развития мира, для его целостного моделирования и построения. С целью создания действительно разнообразных общест­венных практик нужны совсем другие ценности и инструменты – этические, социальные, философские. Необходим переход человечества от экономических цивилизационных практик к целостным, то есть основанным на философской картине мира. Глобальный кризис – это кризис именно аксиологии и онтологии чисто экономической модели мира. Кризис, вырастающий из полного несоответствия любой истинно социальной, то есть обязательно солидарной, системы содержанию примитивных и ограниченных экономических конструктов, которые мы получили в наследство от рабовладельцев, колонизаторов, пиратов, паразитариев и прочих рыночников-фундаменталистов.

Это замечательно понимали наши отечественные философы и мыслители, в частности Федор Достоевский, утверж­давший, что западный мир весь построен на зыбких основаниях – «несвятых святынях». Устойчивость такой онтологической конструкции обеспечивается вовсе не ложными ценностями – ложное ничего фундировать и созидать в принципе не может, – а военно-силовым дополнением, позволяющим какое-то время существовать любой лжи. Нынешняя мировая архитектура покоится на алчности, страсти к наживе, насилии, лжи, подкрепляемых штыками и авианосцами. Наступит время (оно уже наступило в форме мирового кризиса), когда конструкция станет окончательно недееспособной и неприемлемой даже для ее апологетов. Ведь кризис поражает абсолютно всех, в том числе и тех, которые придумали и реализовали такую модель.

Ложные ценности, ложная онтология, разрушительные кризисы, финальная катастрофа для всех – такова историчес­кая перспектива ныне действующей ценностно-онтологической конструкции мира, которая не устраивает никого. Но в этой фундаментальной дисгармонии – шанс для человечества проснуться от гибельного духовного сна. На повестке дня – задача незамедлительной смены ценностных ориентиров цивилизации и ее русского сегмента. От того, что построено экономикой, необходимо отказываться, но умно, постепенно, системно, взвешенно. Из сооруженного ею деформированного и убогого мира-хлева пора начать перебираться к подножию настоящего храма. Следует, по словам Владимира Соловьева, уже из жестокого трагизма сегодняшнего дня прочувствовать, что человек есть «только носитель, или подставка (ипостась) чего-то другого, высшего. <…> Отдаваясь этому, забывая о своем “я”, человек на самом деле удерживает себя в своем истинном значении». К высшему, к истине всегда была устремлена лишь одна дисциплина – философия, непонятным придатком вырисовывающаяся в экономическом обществе, разлагающем самого себя в слепом бегстве от любви к мудрости.