Нравится это кому-то или нет, но именно на такого пошиба властителей сработал в итоге Макиавелли, вложив в их архитекторские головы безотказное управленческое оружие, принятое ими без всякой благодарности к первому политтехнологу Европы, но зато постоянно применяемое с неослабевающей энергией и непроходящим цинизмом, о котором гуманный Никколо даже не мог и во сне подумать.
Что же такого подарил Макиавелли властям предержащим?
Да не что иное, как убеждение в том, что для эффективной реализации власти и процветания властного господства все средства хороши, – и всего лучше, ежели об истинности такого вот управления знают совсем немногие, а многим пусть достается лишь надежно запечатанное ложными мифами о нем незнание. И вот это-то властительное лукавство и стало называться «макиавеллизмом», хотя сам Макиавелли, идя невольно на одобрение крайних, даже весьма и низковатых в аспекте морали мер, считая их на какой-то момент остро необходимыми и неминуемыми, думал совсем о другом – о пользе для всех: государей, аристократии, народов, или же, наоборот – народов, аристократии, государей, рассматривая страны-народы вместе с их аристократией и государями как единый и преданный себе жизнетворный организм.
Чем-чем, но классовым, клановым, местечковым или личным эгоизмом пламенный ренессансный идеолог эффективной государственно-гражданской политики уж никак не страдал. Но кое-что упомянутое им в трактате из попросту неизбежного и явно исключительного очень пришлось по вкусу разного рода фактическим – открытым и скрытым – диктаторам (а какая власть в той или иной мере, как и в той или иной точке властного поля, не диктатура!), – и они не без удовольствия и успеха применяют это хорошо усвоенное ими и для них столь приятно-подходящее оружие на практике, почитая при этом самих себя за верных и правильных «макиавеллистов».
Сегодня повсюду мировой глобализм, устанавливающий свое бренное господство над миром. Глобализм – это не столько интеграция друг в друга стран и государств, не образование единого мирового целого, а в первую очередь глобальная власть над миром с соответствующей ей империальной политикой адекватного глобализму и им ободряемого мирового правительства. Это-то мировое правительство (какое бы оно ни было на самом деле по облику, структуре и составу) и проводит в мировом масштабе хорошо им усвоенное и в то же время дурно воспринятое Макиавеллиево учение.
Но что примечательно: не менее изощренной Макиавеллиевой по алгоритмам контригрой амбициозному глобализму отвечает ныне весь, как бы уже чуть ли не подглобальный, мир. Макиавелли ведь читают всюду, находя параллели и со своими местными теоретиками-мудрецами, весьма и древними, как в Китае, Индии, Иране, а потому наш возрожденческий гений учит сразу всех, – тех и этих, как и учат всех сегодня, вольно или невольно, глобалические «макиавеллисты».
В итоге же: игра и контригра, и обе, знаете ли, без правил, но зато с неизбежными выигрышами и проигрышами, сокрушительными поражениями и пирровыми победами. Большая всемирная «макиавеллическая»-де игра, в которой азартно участвуют хорошо известные, не очень известные и нарочито неизвестные геополитические игроки, среди которых полно хитроумцев, как и хватает дурачков, есть удачники и неудачники, как и нейтральщики, но нет еще никакого, прямо по Макиавелли, окончательного победителя, ибо такового и быть не может – тоже по Макиавелли!
Среди игроков и Россия, вовсе не из последних и даже не из средних, а прямо-таки из первых, хотя и с переменным для себя успехом, иной раз и с крутым, знаете ли, неуспехом, но с завидным со времен Петра Великого постоянством и, что главнее всего, упорством.
Если обратиться к недавнему – прошлого века – историческому опыту, то Россия – вместе со своими правителями, а лучше бы сказать – российские правители вместе с Россией, вела себя в Макиавеллиевом аспекте по-разному, то терпя поражения, то одерживая победы, следственно, то следуя советам яркого политического и военностратегического мыслителя, то им не следуя, а то просто лишь пытаясь следовать, даже очень стараясь, но либо безрезультатно, либо очень затратно, либо вовсе не с тем итогом, к которому-де стремилась. Россия – игрок, и игрок более чем странный, как не имеющий вполне ясной для себя своей собственной цели, так и ведущий малопонятную для себя и вовсе непонятную для всех остальных игроков мегаигру, которая для России игра и контригра одновременно, а для других попросту ничем определенным не представленная абстракция. И однако Россия играет, терпя поражения и одерживая победы, выигрывая и проигрывая, сбиваясь с пути и не находя прямой дороги, запутываясь и запутывая, вызывая недоумение и накликивая на себя проклятия и разного рода беды. Стоит и играет, играет и вдруг падает, поднимается и вновь играет!
На рубеже XIX–XX вв. в России не нашлось властного, гибкого и непреклонного, изобретательного и эффективного, Макиавеллиевого толка правителя-государя, а более или менее подходивший под такового Столыпин не получил ни достаточной возможности, ни счастливого шанса, ни необходимого времени, – и Российская империя, давно уже разъедаемая ненужным и ставшим ей чуждым дворянством, а также сбитая с пути, заторможенная и усыпленная собственным царем, лишь по именованию бывшим государем, рухнула, так и не успев эффективно отреформироваться, подкошенная опять же ненужной ей европейской войной и по итогам двух – одной весьма нелепой, а другой ей совершенно чуждой – революций. Макиавеллиевых уроков вполне хватило тогда для геополитических противников России, а также для действовавших в угоду Европе разномастным революционерам – что сначала будто бы пробуржуазным, что потом якобы пропролетарским, но Макиавеллиевой мудрости совсем не хватило для искренних адептов Российской империи.
Россия явно проиграла тогда своим макиавеллическим друзьям-соперникам, хотя кое-кто из них получил в дальнейшем не менее макиавеллическое возмездие – от своих же то ли более последовательных, то ли более хитроумных, то ли попросту более удачливых макиавеллистов. Керенский, наверное, читывал флорентинца еще гимназистом, пряча «крамольно-циничную» книжечку от просвещенного новоевропейским гуманизмом отца, а потому и почитал себя за чуть ли не удачливого макиавеллиста, правда, затем напрочь и навзничь проигравшегося, а может, вовсе и не игравшего самостоятельно, а просто побывшего игрушкой у настоящих «макиавеллистов» – сильных мира сего; Ульянов-Ленин, о-о… он-то явно мнил себя эффективным последователем славного возрожденца, да и не напрасно, как и его товарищ по борьбе Бронштейн-Троцкий, ибо… но они ведь были захватчиками власти, чего не очень-то одобрял Макиавелли, а потому, много чего наворотив, так государями-правителями и не стали, каждый по-своему проиграв и завершив откровенно-прикровенно свою в высшей степени авантюрную политическую жизнь-игру; а самым удачливым макиавеллистом оказался в России долгое время малозаметный, хотя и с острым умом, прекрасной памятью и твердым характером, семинарист-поэт-боевик-революционер, да еще и из бедных грузин-маргиналов, Иосиф Джугашвили, ставший сначала просто Сталиным – одним из вождей большевизма, затем и великим Сталиным – единовластным вождем СССР, а после Великой Победы над фашизмом уже генералиссимусом Сталиным – вождем всех народов… то ли только народов СССР и его пламенных сателлитов, то ли… и впрямь народов (не элит, конечно!) всего мира!
Макиавеллизм Сталина был поначалу революционно-антиимперский (антигосударственный, следственно), а потом – по приходу к власти – и вполне уже, так сказать, флорентийско-римским, хотя, нужно особо заметить, каким-то очень уж своим макиавеллизмом – этаким сверх-, пере-, ультрамакиавеллизмом, вполне и вышедшим за рамки собственно флорентийско-римского макиавеллизма (очень уж сталинский макиавеллизм оказался во многих проявлениях отрицательным, причем масштабно отрицательным, настолько, что его легче обозначать уже не макиавеллизмом, а попросту… сталинизмом). И тем не менее только Сталину удалось стать истинным государем – великим государем, государем-верховником, государем-державником, причем уникальным не только для российской, но и мировой истории, вершителем судеб народов и всего мира, создателем особой цивилизации со специфической идеологией-«религией», пусть и не только им придуманной и разработанной, но им все-таки реально воплощенной.
Да, невиданное по масштабам очищающее, заставляющее и гнобящее насилие – страдательное, жертвенное, кровавое, но при этом и еще более масштабный энтузиазм народных масс и интеллектуальных элит; не только почти мгновенная индустриализация страны со всеобщим образованием, но и большая наука с обновленной большой, пусть в основном и не слишком утонченной большой культурой; пусть и терпевшая поражения, но в конце концов большая и эффективная победоносная армия – Армия; пусть еще во многом отсталое сельское хозяйство, но зато созданное в кратчайшие срок ракетно-ядерное оружие, прорыв в космос и первый в мире космонавт на околоземной орбите. Сталин оказался очень неплохим учеником славного флорентинца, причем пошедшим даже далее ренессансного учителя, хотя во многом и в антиучительском направлении. Сталин – бесспорный ученик Макиавелли, но вовсе не прямой и однозначный его последователь: Сталин – сам себе Макиавелли, и его – сталинский макиавеллизм – совсем не «отучительский», – для кого-то, наверняка, восхитительный, для кого-то совершенно ужасный, но… увы… состоявшийся!
