В идеале МТК «Север–Юг» должен стать проходящим через Сингапур, Индию, Иран и Россию сквозным водно-сухопутным путем, соединяющим страны Азии и Европы. Уникальна его потенциальная пространственная характеристика. Маршруты МТК в случае его дальнейшего развития охватят транспортно-коммуникационное пространство Южной и Юго-Восточной Азии, Среднего и Ближнего Востока, России (в полосе коридора находится 14 субъектов федерации), стран СНГ, Балтии, Центральной и Восточной Европы. МТК «Север–
Юг» отвечает требованиям системности (обладает интегрирующим воздействием на все процессы в регионах, которые он связывает), мультипликативности (проект в целом имеет качественно иной характер по отношению к любой своей ветви) и целостности (модульный принцип реализации).
Всего к 2007 г. свою заинтересованность в реализации проекта выразили (с учетом стран-участниц) Россия, Индия, Иран, Азербайджан, Армения, Белоруссия, Казахстан, Таджикистан, Украина, Бахрейн, Египет, Ирак, Катар, Кувейт, ОАЭ, Оман, Саудовская Аравия, Сирия, Турция, Пакистан, Шри-Ланка, Республика Корея, Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд, Латвия, Литва, Финляндия, Болгария, Польша, Сербия, Германия. Таким образом, международный диалог о создании и эксплуатации транспортно-коммуникационной инфраструктуры МТК «Север–Юг» включает три уровня принятия решений – межгосударственный, региональный и глобальный (или евразийский).
По оценкам специалистов министерств транспорта России, Индии и Ирана, уже в 2010 г. объемы контейнерных перевозок по МТК «Север–Юг» могли возрасти до 5–7 миллионов тонн в год и до 40 миллионов тонн с учетом наливных грузов, перевозимых в бассейне Каспия. Совокупные доходы от реализации возможностей МТК оценивались ориентировочно в 5–6 миллиардов долларов США ежегодно. За контейнерными и контрейлерными перевозками – будущее МТК «Север–Юг». Этот путь позволяет сократить срок доставки товаров из Европы в Азию на 10–12 дней – в сравнении с 35 днями следования грузов маршрутом через Средиземное море и Суэцкий канал. Однако до сих пор в системе международных грузоперевозок Азия–Европа (по оси Токио–Франкфурт-на-Майне) МТК «Север–Юг» не входит в семь основных, чаще других упоминаемых маршрутов (Суэц, Китай–Турция, ТРАСЕКА, Транссиб-1 и Транссиб-2, Северный морской путь и Китай–Россия).
Это связано не только с незавершенностью выработки общей стратегии функционирования МТК, но и с проблемой развития линейного судоходства на Каспии в интересах наращивания транзита. Актуальной задачей здесь является создание специализированной российско-иранской судоходной компании. В ближайших планах Ирана – строительство судоходного канала, призванного соединить Каспийское море и Персидский залив. Согласно разработанному технико-экономическому обоснованию проекта, канал должен будет пройти по северо-западу Ирана до озера Урмия и далее – до реки Шатт-эль-Араб (Карун), где расположены крупнейшие иранские порты Хорремшехр и Абадан. Это кратчайший путь из бассейна Каспия в бассейн Индийского океана, что одновременно решает проблему исключительной привязки морских торговых маршрутов к контролируемым Турцией черноморским проливам.
Хотя сейчас «вертикаль» МТК «Север–Юг» фактически заморожена, в глобальной повестке дня для стран Европы и Азии стоят проблемы формирования единого интегрированного евразийского пространства. Участие России в возможных стратегических евразийских проектах во многом определит формат складывающейся евразийской интеграции.
Кризис баланса сил в регионе Персидского залива
Сложившаяся среда евразийской политики весьма инерционна, в том числе и в силу накопленного странами континента военного потенциала. Поэтому в борьбе за евразийское наследство, особенно в Азии, неизбежно потребуется использовать геополитический инструментарий.
В начале 1990-х годов в зоне Персидского залива произошло событие, которое во многом предопределило круг возможных сценариев и дальнейшую логику развития событий вокруг ИРИ, хотя формально оно и не имело к этому никакого отношения. 17 января 1991 г. началась боевая операция по освобождению Кувейта от иракской оккупации «Буря в пустыне». Она успешно завершилась 24 февраля 1991 г. Менее чем через год состоялось рождение монополярного мира с доминирующей державой – США, что стало возможным после подписания 8 декабря 1991 г. Беловежских соглашений и ликвидации СССР. Масштаб этого события многократно усилил эффект американского успеха в Кувейте. В итоге в 1990-х годах в регионе сложилась система международных отношений, основанная на принципе баланса сил. В этой системе США присутствовали со стороны поддерживаемых ими арабских государств Персидского залива.
В начале XXI века система международных отношений в регионе Персидского залива оставалась неизменной, пока ситуация не стала меняться после успешно проведенной США даже без санкции ООН военной операции по свержению режима Саддама Хусейна в Ираке (2003 г.). Первоначально эти изменения не были заметны на фоне кардинального слома государственной системы и армии Ирака. Тем более что созданный США и НАТО военный «навес» в Ираке и в Афганистане (с 2001 г.) до какого-то момента нивелировал возникший в регионе дисбаланс сил. Но рано или поздно геополитическое давление от присутствия США должно было сказаться.
Прежде всего на фоне ослабевшего Ирака стало заметным не просто относительное – как Эмиратов и других стран региона, – а в разы усиление веса Ирана, который превратился в регионального гегемона. По сути, противостоящий глобальному гегемону, Иран получил своего рода геополитическую накачку от вовсе не желавших этого США. Далее на фоне просевшего Ирака и относительно слабых в военном отношении арабских государств Персидского залива Иран начал выступать в роли единственного легитимного регионального лидера. И даже более – регионального лидера глобального масштаба, поскольку Иран в процессе развертывания вокруг него в западных СМИ истерии атомного скандала неожиданно сам приобрел статус глобального игрока.
Широко практикуемый США геополитический подход был воспринят Тегераном, однако полноценного диалога не получилось. Вынужденный говорить с американцами на языке геополитики, исламский Иран остался в своем смысловом поле. К сожалению, в какой-то момент Тегеран попал в плен в общем-то вынужденной геополитической риторики, возникшей иллюзии собственной глобальности. В целом военно-политическое присутствие США (с 1990-х годов) не только изменило лицо региона, но и неожиданно для многих аналитиков стало новой питательной средой для конфликта интересов в зоне Персидского залива, придав ему глобальное измерение. Значимость происходящего для всех вовлеченных сторон была очень высока. Ведь фактически речь шла о позиции США как лидера на «Большом Ближнем Востоке». Однако после свержения шахского режима в Иране и вхождения исламского фактора в мировую политику эта позиция была поколеблена. Новая ситуация выдвинула на повестку дня задачу создания новой региональной системы безопасности. Как отмечали Вали Наср и Рей Такей, главной целью ближневосточной политики Соединенных Штатов (с 2007 г.) стало сдерживание Ирана, его изоляция – «путем проведения линии от Ливана до Омана». Вашингтон должен был сделать выбор между навязыванием нового баланса сил или региональным соглашением, одобренным всеми заинтересованными странами.
Сценарии для Ирана
Неудивительно, что и Тегеран начал рассматривать региональные риски в широком стратегическом контексте. Ирану требовалось найти новую парадигму выстраивания международных отношений не только на Среднем Востоке, но и со странами Евразии, с Россией. И Тегеран, судя по утвержденным ориентирам и планам развития, понимал, что находится между Китаем и Европой, между Америкой и Россией. Кроме лоббируемого Тегераном с начала XXI века проекта Иран–ШОС, сложились еще два мессианских в своей основе проекта, которые можно обозначить как «Иран – лидер мира ислама» и «Иран – лидер мира шиизма». Анализ положенной в основание государственного курса ИРИ концепции исламской власти Рухоллы Хомейни показывает, что имам предложил исламский путь объединения мира, где место глобального государства (Pax Americana, Pax Britannica и др.) занимает община мусульман – Pax Umma Islamica. Шиитский мир первым (от имени ислама) решился на подобный проект мирового уровня, что говорит об его огромном потенциале.
22 августа 2010 г. в обращении к меджлису (парламенту) и правительству Ахмадинежад отметил: «Иран установил особые отношения как минимум с 40 странами мира в банковской и страховой сферах, импорте и экспорте. И второй его шаг состоит в том, чтобы правительство воспользовалось ситуацией для создания нового международного порядка для выхода из-под господства капиталистического строя». Первым шагом на этом пути должна стать экономическая самообеспеченность. Тегеран предложил создать союз стран Юго-Западной Азии, включающий центральноазиатские государства как мир-экономики мира ислама. Действительно, страны региона с населением около 300 миллионов человек позволяют создать современный полнокровный рынок, но как быть с технологиями?
