Двойное гражданство по зову сердца
Оксана Солопова

Источник: альманах «Развитие и экономика», №5, март 2013, стр. 98

Оксана Вячеславовна Солопова – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории стран ближнего зарубежья исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

Распад СССР вывел на повестку дня вопросы, которые прежде, до конца 80-х – начала 90-х годов XX века могли показаться просто абсурдными. Например, о национальных диаспорах одних народов, имеющих собственную титульную государственность, но живущих на территориях других стран – и все это в рамках некой единой интегрии, в целом повторяющей очертания бывшей державы. Или о соотношении титульных и нетитульных этносов – уже в формате новой России. Наконец о том, насколько вероятно сохранить этнокультурную идентичность наций, проживающих за пределами своего государства, и не входит ли такая потребность в конфликт с национальными ценностями идентичности той страны, на территории которой эти самые народы проживают. Правомерным оказался и вопрос о том, какой должна быть этноидентичность в многонациональной стране и как из подобного разнообразия сложить общенациональную идентичность.

Все эти и многие другие проблемы пришлось в пожарном порядке разрешать в 90-е. Многое из того, что тогда было придумано, не выдерживает никакой критики и уже забыто. Кое-что осталось и выполняет свое предназначение в режиме времянки – пока руки не дойдут до чего-то более основательного. Ну, а что-то работает, причем очень даже эффективно. К этому последнему можно с полным основанием отнести принятый 17 июня 1996 года Федеральный закон «О национально-культурной автономии». Закон был призван создать «правовые условия взаимодействия государства и общества для защиты национальных интересов граждан <…> в процессе выбора ими путей и форм своего национально-культурного развития». В данном случае речь шла не о спускаемой сверху установке, которую, осмыслив и впитав в кровь и плоть, следует соблюдать под страхом неотвратимости прописанных санкций. Напротив, закон подхватывал и кодифицировал те процессы, которые уже несколько лет спонтанно, но в то же время неуклонно протекали в обществе. Девяностые годы минувшего века были отмечены в России не только экономической нестабильностью, политическим хаосом и ренессансом религиозного мироощущения, но и бурным возрождением этнического самосознания ее многочисленных народов. Наиболее социально-активные представители этих народов не удовлетворялись пассивной ролью потенциальных носителей национальной специфики – в стране повсеместно стали появляться самопровозглашаемые объединения, общества, землячества с широчайшим диапазоном декларируемых целей. Таким образом, появившийся закон убивал одним выстрелом полдюжины зайцев.

Во-первых, он проводил жирную черту между теми организациями, которые не несли в себе деструктивного начала, и угрожающими целостности государства объединениями – экстремистскими, сепаратистскими и прочими подобными «-истскими», предоставляя первым возможность легализоваться и маргинализируя других.

Во-вторых, закон очень аккуратно, почти незаметно, но целенаправленно переводил решение вопросов национального развития, этнокультурного самоопределения, языковых потребностей народов в оптимальные рамки – из территориально-административной в национальную плоскость. И сегодня для тех народов Российской Федерации, которые не имеют своих национально-государственных и национально-территори­альных образований в границах ее территории, основным инструментом, создающим условия для самоорганизации части этноса и удовлетворения его насущных этнокультурных потребностей, стал отлаженный механизм под названием «националь­но-куль­турная автономия».

В-третьих, закон определил пространство для маневров тем ярким, инициативным национальным лидерам, которые уже выдвинулись к моменту его принятия или пребывали в состоянии тревожного ожидания. Так, люди с выраженными способностями к социально-политической активности получили возможность реализовывать их, но жестко в соответствии с конкретными правилами и без каких бы то ни было политических амбиций. Дальновидный шаг, хотя, подозреваю, казуистической продуманности здесь не было – случайно получилось.

В-четвертых, закон действительно предоставил разным этносам возможность для самоорганизации и саморазвития. Это стало реально осуществляемой частью тогда еще только формулировавшейся государственной национальной политики. В 90-е годы на фоне гибели, ломки и осмеяния исторической, социальной и интернациональной общности «советский народ» обнаружилось, что эта общность вовсе не помешала сохраниться достаточно высокому национальному потенциалу народов России. Выявилось и то, что народы эти способны в новых исторических условиях быстро и четко сформулировать собственные культурные и языковые потребности, заявить о своих желаниях и стремлениях к сплочению во имя сохранения народной культуры, обычаев, традиций. Честь и хвала государству, которое не стало в таких условиях навязывать этносам какие-либо рекомендации или указания на этом непростом пути, а создало доступные и понятные правовые условия для надтерриториального развития этнокультурной самобытности всем заинтересованным в этом народами России. Подобный посыл не только изначально и очевидно имел все шансы стать оптимальной формой этнического саморазвития, но и способствовал дальнейшему укреплению добросо­седского, дружеского взаимодействия народов, живущих в России.

В-пятых, в результате появления закона во второй половине 1990-х годов спонтанные процессы этнокультурной самоидентификации отдельных народов, проживающих в российской столице и других крупных городах страны, привели к формированию крупных национально-культурных структур. Эти структуры лучше или хуже, но все же помогли амортизировать межэтническую напряженность, а в отдельных случаях и вовсе свести ее на нет. Понятно, что сама по себе проблема увязывания интересов отдельных этноидентичностей с идентичностью государственной не может быть решена всего за несколько лет. В тех государствах, у которых имеются позитивные наработки в данной сфере, на подобные процессы уходили десятилетия и даже века. Но в целом благодаря закону удалось хотя бы отвести текущую ситуацию в сторону от возможных новых межэт­нических противостояний – страшной российской реалии того периода.

В-шестых, закон укреплял и выстраивал связи между гражданами России и новыми государствами постсоветского пространства. Он создавал предпосылки для сохранения на территории бывшего СССР нормальных и естественных человеческих отношений. Россия заявляла о своей готовности удовлетворять и поддерживать национально-культурные потребности тех россиян, национально-культурная идентичность которых обрела после 1991 года формат государственности. Это был широкий жест в отношении бывших советских республик. Широкий хотя бы уже потому, что внутри самой Российской Федерации аналогичная проблема этносов, проживающих внутри страны и не имеющих своей заграничной государственности, также требовала самого серьезного подхода. Еще свежи в памяти доходившие до конфликтов споры о пределах суверенитета национальных республик в составе РФ, о приведении конституций этих республик в соответствие с Основным законом государства и о прочих, сегодня уже во многом подзабытых вещах – вплоть до дополнительных страниц в федеральном паспорте с местной символикой и записями на национальном языке.

 

В этом смысле народы, разделенные новыми постсоветскими границами, оказались даже в более выигрышном положении, ибо РФ сама, по своей воле формировала на собственной территории общественные объединения российских граждан, не скрывающих особой заинтересованности в судьбах своей малой родины. Той самой малой родины, которая оказалась отделенной государственными границами и стала независимой и самостоятельной. Предсказать поведение, оценки, реакции этих людей в тех условиях вряд ли кто-либо готов был взяться. И вряд ли в тот момент оценивались риски их вовлечения в особые, специфические интересы новых государств и их спецслужб, риски появления на базе подобных объединений внутри России влиятельных финансовых или политических этнических лобби… В том, что процесс опосредованной поддержки национально-культурных автономий стал важным направлением для внутренней и показательной установкой для внешней политики Российской Федерации, не было ничего, кроме доброй воли и понимания ситуативной правильности таких действий.

Но одно дело – заявить, что закон в полной мере отвечал и отвечает вызовам времени и насущным потребностям народов России, что он стал наиболее действенным способом укрепления межнационального согласия и стимулировал формирование гражданского общества в РФ на федеральном и региональном уровнях. А совсем другое дело – доказать, что это так и есть.

Обратимся к конкретике. Да, разумеется, попытки прописать национальные черты любого народа всегда обречены на выведение неких мало что говорящих упрощений. Но тем не менее вряд ли кто станет оспаривать, что среди многонациональной семьи народов Советского Союза одним из самых бесконфликтных, покладистых, терпеливых, спокойных этносов были белорусы. Это не к тому, чтобы лишний раз белорусов похвалить (хотя почему бы и нет?), а чтобы еще раз подчеркнуть – конец XX века воззвал к этничности, и на этот зов ответили практически все народы бывшего СССР. И пример этнокультурной активности белорусов в тот период становится особенно показательным в свете бесспорно присущей им умеренности.

Общественно-политическая жизнь российской белорусской диаспоры стала заметной с конца 80-х годов, когда в Москве сформировался круг активной белорусской научной и творческой интеллигенции, которая продемонстрировала устойчивую национальную идентичность и общественную организованность, объединяясь и создавая обязательную в таких случаях инфраструктуру. Возникли самые разные объединения и землячества на московском и федеральном уровнях. Декларируемые ими цели в принципе приблизительно одни и те же – удовлетворять интерес и потребности в национальной культуре и языке, укреплять контакты с исторической родиной, обеспечивать коммуникации с другими диаспорами. Правда, надо заметить, что явная тяга белорусов к формированию национально ориентированных белорусских землячеств проявилась еще на рубеже 70–80-х годов. Но этнический подтекст тогда был скорее маркером «свой–чужой», предметным же полем, объединившим вышедших из БССР чиновников и представителей интеллигенции, стало так называемое кухонное постоянно-периодическое обсуждение положения дел в республике, тех ее проблем, которые виделись им из Москвы. В дальнейшем именно на основе одного из таких протокружков было сформировано и стало первым зарегистрированным объединением белорусов России Белорусское землячество Москвы, которое, в свою очередь, явилось соучредителем Региональной национально-культурной автономии (РНКА) «Белорусы Москвы».

Еще одним крупным объединением белорусов стала Федеральная национально-культурная автономия (ФНКА) «Белорусы России», зарегистрированная в 1999 году. По воспоминаниям одного из организаторов и первого председателя Совета ФНКА Франтишека Ковриго, появление в РФ в конце минувшего века этой головной федеральной белорусской автономии было простимулировано тогдашним министром национальной политики РФ Рамазаном Абдулатиповым. Руководители департаментов и начальники управлений этого министерства занимались в 90-е подобной практической работой системно. Они не только подталкивали оставшихся в России активных и авторитетных представителей бывших советских национальных республик к созданию национальных общественных объединений, но и участвовали в укреплении их связей с новыми постсоветскими государствами, выстраивании контактов на самом высоком уровне. И встречали в новых государствах полное взаимопонимание в этом вопросе.

Первые лица новых государств осознавали значимость подобных процессов и откликались на них, стимулировали по мере возможности. Например, именно тогда представители белорусской диаспоры России были приглашены в Республику Беларусь для встречи с ее главой Александром Лукашенко. Шел первый год его президентства, но откладывать налаживание и укрепление связей между белорусами РБ и белорусами РФ было нельзя – казалось, этот ресурс может оказаться эффективным и полезным. И действительно, значение таких контактов трудно переоценить. Представители национальной интеллигенции и номенклатурные работники, выдвинутые в советское время с республиканского уровня на союзный, не растеряли личного авторитета. Они сохранили сложившиеся в советское время связи и в новые времена, в новых геополитических условиях, особенно в своей этнической среде. Именно поэтому потенциальный ресурс активно формировавшихся на волне национального энтузиазма диаспор был очевиден руководителям России и Беларуси. Это была не характерная для того времени закулисная игра, которую тогда еще во многом слабому федеральному центру приходилось вести с территориальными российскими автономиями, чтобы если и не искоренить полностью сепаратистские настроения, открыто пропагандировавшиеся местной административной элитой, то уж хотя бы удерживать их в подконтрольном состоянии. Нет, белорусы России жили рассеянно, дисперсно, автономистских амбиций у них никогда не было, и подобные посулы были бы ими встречены, как минимум, с недоумением.

Главным чаянием белорусов России на долгое время стал проект Союзного государства Беларуси и России. Став гражданами РФ и автоматически утратив при этом гражданство РБ, они подсознательно стремились к этому декларируемому государственному объединению, которое позволило бы им компенсировать геополитические издержи и потери, коснувшиеся их лично. А в ожидании этого события наиболее активная часть белорусской интеллигенции – ученые-гуманитарии, деятели искусства, литераторы, композиторы – объединили свои усилия по популяризации среди диаспоры белорусской истории, белорусских традиций, языка, культуры, по сохранению и стимулированию их белорусской этнокультурной идентичности. Интересно, что их деятельность должна была осуществляться не только и не столько среди других народов РФ вообще, сколько непосредственно среди самих российских белорусов.

Диапазон деятельности институализированных объединений белорусов был широк. Остается он таким и сегодня, концентрируясь преимущественно вокруг культурно-просветительской деятельности. Здесь важно обратить внимание на один нюанс: главной задачей диаспоры стало поддержание и восстановление элементов национальной культуры и языка, а не адаптация к местной среде. Ведь белорусы и так свободно владеют русским языком и обладают навыками стереотипного поведения жителей мегаполиса, комфортно себя чувствуют в России и ее столице.

Можно сказать, что белорусскими организациями разработана независимо друг от друга некая программа сохранения белорусской диаспоры. Каждое общество работает в своей социальной, возрастной, гуманитарной нише. И благодаря их организационному ресурсу за последние 20 лет сформировалась институциональная основа, которая вовлекает белорусов в процесс восстановления и воспроизводства национальных традиций. Деятельность всех современных белорусских объединений РФ – независимо от того, насколько они близки к политике или далеки от нее, соблюдают или не соблюдают принцип невмешательства во внутренние дела Беларуси, – направлена на объединение белорусов.

Во многом специфика деятельности того или иного общества определяется еще и тем, кто входит в число его наиболее активных членов. Профессиональная деятельность и профессиональные связи таких активистов становятся ресурсом диаспоры. Например, наличие в диаспорах квалифицированных специалистов из разных сфер гуманитарной деятельности предопределило активную издательскую деятельность белорусских объединений. С начала 90-х ими были выпущены многие издания, из которых последним по времени выхода стал опубликованный уже в текущем году сборник «Сын белорусского народа Петр Машеров. К 95-летию со дня рождения. Воспоминания и статьи».

Благодаря деятельности белорусской диаспоры формируется реальное гуманитарное пространство, которое действительно влияет на налаживание научных, культурных, предпринимательских связей и традиций между РФ и РБ. Например, после того как Совет РНКА «Белорусы Москвы» возглавил Сергей Кандыбович, установилось ее прочное и эффективное сотрудничество не только с профильным Московским домом национальностей, но и с учебными и научными центрами. Среди таких центров – исторический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова, Российский государственный гуманитарный университет, Национальная академия наук Беларуси, Институт истории Национальной академии наук Беларуси, Азербайджанский институт учителей. Благодаря такому сотрудничеству были реализованы совместные научные и научно-популярные проекты, расширились и укрепились связи и контакты между российскими и белорусскими учеными. Интересным представляется и новый формат взаимоотношений диаспор России. Так, «Белорусы Москвы» подписали соглашение о сотрудничестве с Общероссийской общественной организацией «Союз армян России», взаимодействуют с представителями казахстанской, азербайджанской и других диаспор. Все это представляется не только объектом исследования будущих историков, но и сегодняшним потенциалом для поступательного, конструктивного развития России. А также для опосредованного, через граждан РФ – представителей белорусского этноса, – формирования позитивных образов обоих государств и, как следствие, укрепления российско-белорусских связей.

В обязанности членов разных белорусских обществ России входит забота о национальном престиже, под которым понимается престиж собственно белорусской культуры. Организации занимаются устройством белорусских культурных центров, подготовкой и проведением разнообразных мероприятий (от фестивалей до научных конференций), сбором информации, связанной с историей и культурой белорусов. Ими отвергается сотрудничество с группами и организациями, практикующими или пропагандирующими социальную, национальную, религиозную нетерпимость, политическую ангажированность. Общероссийской надэтнической национальной идеи в этом социально активном неполитическом поле не прослеживается. Что показательно и, увы, не радует.

Практические наработки белорусской диаспоры были учтены московским правительством и Московским домом национальностей при разработке комплекса мер по предупреждению национальных конфликтов, формированию социально-экономических основ межнационального согласия, оптимизации миграционной политики органов государственной власти РФ.

Сегодня те российские белорусы, для которых этническая принадлежность – значимая составляющая самоидентификации и формально заявленной общественной позиции, в полной мере чувствуют ответственность не только за себя и не столько за Россию, сколько за Беларусь. Оставаясь гражданами другого государства, они продолжают ощущать себя частью того народа, который строит отдельное независимое Белорусское государство, испытывают любовь и уважение к этой своей родине и стремятся поддерживать и укреплять ее историческую память. Причем понимают это практически, реализуя данную мысль через свою национально-культурную общест­венную работу, воспринимая ее как неотъемлемую часть своей профессиональной деятельности и частной жизни. И любые выступления против РБ в российской прессе или недружественные телодвижения российской власти в адрес РБ воспринимаются ими как личная обида. И воспринимаются не пассивно, а активно – интенсифицируются контакты и переписка между территориально далекими друг от друга обществами, пишутся открытые письма, подаются заявления в прокуратуру. Надо сказать, без лишней ажитации, но последовательно и решительно. Так было, например, летом 2012 года, когда в одном из интернет-изданий появилась статья «неправильно понятого журналиста» Дмитрия Соколова-Митрича «Эти отвратительные белорусы». В ней автор попытался показать, насколько легко отыгрывать этническую карту, если цель – спровоцировать недовольство народа. И показал! Белорусы не захотели понять казуистическую тонкость подачи материала и восприняли его буквально – как оскорбление и разжигание ксенофобских настроений. Вот когда стал очевидным тот факт, что белорусская диаспора – не удел отдельных носителей этноса, а реальная социальная сила.

Таким образом, белорусская национально-культурная автономия сегодня способна реально формулировать и удовлетворять этнокультурные потребности, в ней отражаются те процессы, те положительные и отрицательные реакции на происходящие события, которые характерны для всех белорусов России. А деятельность многочисленных активных представительных и влиятельных белорусских организаций позволяет увидеть процессы, характерные в целом для этнокультурной жизни белорусов России. Тех белорусов, которых сегодня в России немногим более полумиллиона человек. В численном выражении это немного, но статистика в данном случае ничего не значит. В основном это люди, востребованные в своей профессиональной среде, представители интеллигенции, специалисты, авторитет и влияние которых в регионах проживания традиционно высок. Показательно и то, что по данным двух переписей населения, проведенных уже в новом веке, численность белорусского населения России сократилась за несколько лет почти на 300 тысяч человек. Этот факт воспринимается в диаспоре сегодня как реальная проблема и делает для белорусских организаций особо значимой работу по сохранению языковой и национально-культурной самобытности.

Выше уже говорилось о том, что активная часть диаспоры бескорыстно и по собственному почину сделала свой профессиональный ресурс ресурсом национально-культурной автономии. Вместе с тем совершенно естественным образом к отдельным активистам и рядовым членам постепенно пришло понимание, что и диаспора, и членство в структурах автономий, а особенно – ключевые посты в них, – это серьезный ресурс. Оказалось, что можно сделать собственную национальность своей профессий и получать с этого неплохие дивиденды. Если государство отступит от однажды выбранного и последовательно хранимого пути, прописанного в законе 1996 года и его многочисленных, но адекватных поправках, беды не миновать. Такого уже чуть было не случилось в недавнем прошлом, когда отдельные политические силы стали проявлять к институализированным группам белорусов повышенное внимание и интерес. Это заставило членов белорусских организаций сразу и резко вспомнить о собственных политических пристрастиях, которые оказались весьма разнообразными, и открыто заявить о своем неприятии происходящего. В аполитичную и гармоничную атмосферу, царившую до того в белорусской общине России, был внесен неожиданный политический диссонанс. Это заставило опомниться и отступить инициаторов политических прививок, правильно просчитавших соотношение ситуативных побед и репутационных издержек. Последних оказалось бы неизмеримо больше.

Семнадцать лет назад, получив в руки механизм Федерального закона, часть граждан России самопроизвольно, но в рамках правового поля объединилась на основе принципа этнической принадлежности. У разных национально-культурных автономий это получилось по-разному – у российских белорусов, по-видимому, очень удачно. Все это время они находили для себя интересным и существенным безустанно, целенаправленно и безвозмездно воспроизводить выбранный ими формат жизни. И сегодня они – мост между Беларусью и Россией. Хорошо, пусть не мост – мостик, но именно на нем сосредотачиваются, воспроизводятся, инициируются трансграничные межгосударственные связи. Здесь варится и кипит то, что называется российским гражданским обществом, социальная активность членов которого порой очевидна, порой зашкаливает, но не увидеть ее можно, только приложив специальные усилия. Здесь коренится основа меж­эт­нического мира и согласия России, каким бы шаблоном эти слова ни казались.