Пайа Йованович. Великое переселение сербов

Балканы как зона (дез)интеграции
Елена Пономарева

Источник: альманах «Развитие и экономика», №5, март 2013, стр. 82

Елена Георгиевна Пономарева – доктор политических наук, профессор МГИМО-Университета

Балканы в сознании современного человека вызывают сложный ассоциативный ряд, связанный прежде всего с войнами, разрушениями, национальными и государственными конфликтами и международными кризисами. Балканский полуостров на протяжении веков был и остается ареной столкновения цивилизаций, борьбы великих держав. Как в свое время провидчески заметил мудрый и жесткий политик Отто фон Бисмарк, «если в Европе начнется война, то из-за какой-нибудь глупости на Балканах».

Потенциальная конфликтность региона определена чересполосным проживанием народов с разными историческими судьбами, объединенными в сущности одной общей судьбой, имя которой – балканизация. События последнего двадцатилетия и главным образом последствия разрушения социалистической Югославии показывают, что рок балканизации как перманентной войны всех против всех преследует регион и в ХХI веке.

В то же время Балканский полуостров как зона продолжающегося конфликта мировых центров силы оказывается реперной точкой интеграционных/дезинтеграционных процессов не только в Европе, но и в Евразии в целом. Балканы являются частью дуги нестабильности, которая через Малую Азию, Ближний Восток, Кавказ и Центральную Азию доходит до современных границ России. Поэтому необходимо заниматься поиском путей стабилизации, замирения региона, способов его включения в устойчивые интеграционные объединения – хотя бы в прагматических целях защиты национальных интересов России.

Историко-культурные факторы (дез)интеграции Балкан

Развитие народов Балкан шло близкими, но все-таки разными путями, что и предопределило их специфические взаимоотношения. Существует жестокая притча о ненависти между родственными народами полуострова. Одному балканцу обещали: все то, что он пожелает для себя, удвоится для других. Он сразу спросил: «Распространяется ли это на моего брата?» Получив утвердительный ответ, балканец без колебаний сделал заказ: «Выколите мне один глаз!» Как писал по этому поводу болгарский историк Георгий Марков, «балканский синдром зла скорее братоубийственен, чем направлен на другие народы. Поговорка: “Лучший друг – это сосед моего соседа”, – отражает отношения, когда родным и соседям есть что делить».

Включение в разные исторические периоды в орбиту империй наложило серьезный отпечаток на культуру и традиции населения региона. Здесь устанавливали свои порядки Византия, Османская Турция и Австро-Венгрия. Российская империя, не имея на полуострове собственных владений, с первой половины ХIХ века оказывала непосредственное влияние на политическое и культурное развитие православных народов – прежде всего болгар, греков и сербов.

Для понимания происходящих в регионе процессов важно помнить, что принятие христианства из разных центров – Рима и Константинополя – не только повлияло на развитие духовной культуры, но и определило цивилизационный выбор народов. Не менее – а возможно, даже более – серьезные последствия оказало принятие ислама в ходе завоевания балканских земель Османской империей.

Последствия владычества турок, активно проводивших политику исламизации и оту­речивания, особенно ярко проявились в Боснии и Герцеговине, Косове и Метохии. Масштабы массового перехода крестьян в ислам в ХVI–ХVII веках можно объяснить умелой ненасильственной политикой Стамбула по созданию лояльного большинства на завоеванных территориях из бедных слоев населения. Принятие ислама открывало перед крестьянином возможность восходящей социальной мобильности, которой он был полностью лишен в прежнем сословно-конфессиональном обществе. Параллельно с процессами отуречивания проходила массовая эмиг­рация славянского населения на запад и север, за реки Дунай и Саву. Эта эмиграция продолжалась вплоть до XIX столетия.

Славяновед Инна Лещиловская четко сформулировала квинтэссенцию цивилизационного различия балканских народов: «Пос­ле турецкого завоевания Балканского полуострова хорваты стали юго-восточным форпостом католицизма в Европе, сербы составили юго-западный бастион православного мира, мусульмане славянского происхождения оказались на северо-западной границе устойчивого исламского проникновения в Европу. <…> Балканы как мост между Западом и Востоком, один из перекрестков мировых цивилизаций являются регионом геополитического разлома. Происходившие здесь со­бытия, явления и действия различных лиц то разъединяли между собой, то сплачива­ли населявшие его народы».

Многовековое нахождение под властью венгерской и австрийской корон одних (словенцы, хорваты), попытки приспособиться к требованиям турок-османов других (албанцы, боснийские сербы) и постоянная, на протяжении столетий борьба за сохранение своей идентичности третьих (греки, болгары, сербы) не могли не отразиться на отношениях народов, на формировании их мировоззрения, на цивилизационном выборе. В результате на пространстве Балкан сформировались три культурные общности – западная (католическая), православная и исламская.

Несмотря на наличие «общих черт объективного порядка» (Сэмюэль Хантингтон), к которым относятся язык, история, религия, обычаи, институты, самоидентификация и которые определяют формирование самостоятельных наций, идеи собрать все территории южных славян под одной крышей развивались на протяжении всего ХIХ века. В частности, в недрах литературно-политического движения иллиризма, идейным вдохновителем которого был хорват Людевит Гай, в 30–40-е годы XIX столетия родилась идея общности судеб сербов, хорватов и словенцев, получившая позднее название югославизма. Одна из идей югославизма заключалась в обосновании единой общности «сербско-хорватский народ» и внедрении этнонима «югославяне». На роль лидера в национально-объединительном движении претен­довали и Загреб, и Белград, и Подгорица, не забывая при этом о планах создания собственных национальных государств.

 

С 1830 г. центром антиосманского движения на Балканах становится Сербское княжество. Состав­ленная премьер-министром и министром иностранных дел Илиёй Гарашаниным внешнеполитическая программа «Начертания» (1844) предполагала, что сербская полития во главе с династией Обреновичей должна возглавить борьбу против турок за создание Балканского союза, в состав которого войдут Босния и Герцеговина, Черногория, Македония, а также Хорватия в случае распада Австро-Венгрии.

В Хорватии наряду с идеями иллиризма и югославизма также развивалась великохорватская идея, суть которой, как и великосербской, заключалась в собирании всего населения этой национальности в одном государстве. Молодой юрист Анте Старчевич в начале 50-х годов ХIХ века основал новое направление в национальной хорватской идеологии, согласно которому единственным государством, способным объединить все славянские народы, могла быть только Великая Хорватия. Фактически к началу ХХ века сформировалось два интеграционных проекта – великосербский и великохорватский. Их главное отличие заключалось в том, чья столица будет центром нового объединения – Загреб или Белград.

Формирование национальной идеологии среди народов Боснии и Герцеговины в XIX столетии проходило под большим влиянием белградских политиков и интеллектуалов. В этой провинции Османской империи проживали представители трех вероисповеданий, говорившие на одном – сербохорватском – языке. В XIX веке славяне-мусульмане, которые составляли около 50 процентов населения Боснии и Герцеговины, осознавали четкую разделительную грань между собой и мусульма­нами-турками, ощущали себя особой этнической общностью по отношению как к иноверцам, так и к прочим мусульманам. Поэтому они охотно откликались на идеи духовного и территориального объединения всего сербского народа вокруг Белграда. Загреб в свою очередь рассматривал возможность объединения территорий, населенных хорватами. В гораздо меньшей степени объединительные идеи присутствовали в Болгарии и Греции.

Албанцы же наоборот никогда не рассматривали возможность объединения со славянскими народами. Более того, с момента создания националистической организации Призренской лиги в 1878 г. и провозглашения независимости от Турции в 1912 г. они активно развивали идеи албанизма – объединения всех территорий проживания албанцев – Великой Албании. Что же касается планов объединения Югославии и Албании после Второй мировой войны, то известный политик и близкий соратник Тито Милован Джилас писал в своих воспоминаниях об этом так: «Правительства наших стран в конце войны в принципе стояли на точке зрения, что Албания должна объединиться с Югославией. <…> Это покончило бы с традиционной нетерпимостью и конфликтами между сербами и албанцами. И – что <…> особенно важно – это дало бы возможность присоединить значительное и компактное ал­банское меньшинство к Албании как отдельной республике в югославско-албанской федерации». Как известно, этого объединения не произошло, однако с 2008 г. существует второе албанское государство – Республика Косово. Но вернемся в начало ХХ века.

Итоги Первой мировой войны (а именно, крушение сразу трех империй – Австро-Венгрии, Османской Турции и России), а также мощное революционное движение, затронувшее периферию капитализма, стали сильнейшими внешними катализаторами центростремительных тенденций. Великие державы (Англия, Франция и США) поддержали идею югославского государства. 1 декабря 1918 г. было провозглашено создание Государства сербов, хорватов и словенцев (СХС). Впоследствии оно было переименовано в Королевство СХС, а с 1929 г. – в Королевство Югославию.

Разные народы по-разному видели воплощение идеи югославизма. Сербы выс­тупали за единое и унитарное государство с областным самоуправлением, хорваты и словенцы – за создание федерации. Главными внешними игроками, определявшими вектор развития региона, стали США, Великобритания и Франция. Россия в силу естественных причин (революция, гражданская война) на определенное время выпала из региона. Причем доктрина Вильсона, провозглашавшая «ничем не ограниченную возможность самостоятельного развития» народов полуострова, расходилась с позицией Ллойд Джорджа и Жоржа Клемансо, выступавших за жесткую политику в отношении проигравших в мировой войне.

В результате длительных согласований договорились, как писал историк Юрий Писарев, что «Государство сербов, хорватов и словенцев, то есть страна южных славян, или Югосла­вия, будет свободным, независимым королевством с единой территорией и единым граж­данством. Оно будет конституционной, демократической парламентской монархией с династией Карагеоргиевичей во главе».

Вся аргументация в пользу общего государства не могла скрыть его искусственного, сегментарного характера. Кроме некой общности исторических судеб в период раннего Средневековья славянские народы не обладали ни равным уровнем экономического развития, ни едиными политическими и правовыми системами. При этом имевшая место религиозная конфронтация и разные цивилизационные задачи делали невозможным выработку общих целей развития и соответственно формирования устойчивого государства.

Как справедливо отметил Эрик Хобсбаум, с «основанием Югославского королевства сразу же обнаружилось, что его жители вовсе не обладают общим “югославским” самосознанием, которое пионеры иллирийской идеи постулировали еще в начале XIX века. И что на них гораздо сильнее действуют иные лозунги, апеллирующие не к “югославам”, а к хорватам, сербам или словенцам и достаточно влиятельные для того, чтобы довести дело до бойни. В частности, массовое хорватское самосознание развилось лишь после возникновения Югославии, и направлено оно было как раз против нового королевства – точнее, против (реального или мнимого) господства в нем сербов».

Просуществовала «первая Югославия» недолго. 6 апреля 1941 г. она была оккупирована и расчленена странами оси. Часть ее территории вошла в состав Великой Албании под протекторатом итальянского короля Виктора-Эммануила III. Фашистское Независимое государство Хорватия получило часть территорий Боснии и Герцеговины. В историю эти протектораты вошли как пример почти животной ненависти к сербам. По последним данным, в результате геноцида погибли 800 тысяч сербов. Около 200 тысяч сербов были насильно обращены в католичество, 400 тысяч вынуждены были бежать в Сербию. Главным итогом деятельности фашистских режимов в Албании и НГХ стало изменение этнической карты региона и закрепление ненависти между соседними народами.

Тем не менее именно в это время в регионе активно распространяются социалистические идеи, в частности, идеи нового интеграционного проекта – построения югославского государства, основанного на принципе права наций на самоопределение. Безу­словным прообразом такого «светлого будущего» был Советский Союз, федеративная модель которого легла в основу государственного устройства «второй Югославии».

Социалистическая Югославия как неудавшийся интеграционный проект

«Вторая Югославия» была продуктом Ялтинских соглашений. Как вспоминал Милован Джилас, Сталин в апреле 1944 г. в разговоре с Тито сказал: «В этой войне не так, как в прошлой, а кто занимает территорию, насаждает там, куда приходит его армия, свою социальную систему. Иначе и быть не может». Следует уточнить, что в Югославии «иначе и быть не могло» не только потому, что к концу войны почти всю территорию контролировала Народно-освободительная армия во главе с Иосипом Брозом Тито, но и потому, что эта территория входила в зону интересов СССР.

Созданная изначально в соответствии с базовыми принципами советского федерализма, не учитывавшая естественные границы проживания народов (а возможно, сознательно сужавшая сербское пространство) социалистическая Югославия прожила красивую, но недолгую жизнь. Реализация принципа права наций на самоопределение привела не к возникновению жизнеспособной целостности, а к формированию агрессивной этнократии и попранию принципа историзма. Дело в том, что идеологическим и политическим фундаментом республик ФНРЮ/СФРЮ стала именно этническая идентификация.

По конституции 1946 г. Югославия была разделена на шесть национальных республик – Словению, Хорватию, Сербию, Черногорию, Македонию, Боснию и Герцеговину. Причем в Сербии были выделены два автономные края – Косово и Метохия и Воеводина, а в состав Хорватии и Боснии и Герцеговины были включены исконно сербские территории. В результате сербы оказались разделенными не только республиканскими, но и краевыми границами. Кроме того, после Второй мировой войны было запрещено возвращение сербских беженцев в Косово и Метохию и в северные районы Македонии.

 

Создание республики Босния и Герцеговина заложило еще одну мину под сербов. Ее территория была образована по историко-географическому принципу. Именно поэтому боснийские сербы до сих пор считают Боснию и Герцеговину не государством, а географическим названием. В границах республики были объединены представители трех разных народов – сербов, хорватов и мусульман (сербы, принявшие ислам при турецком господстве), не считая национальных меньшинств. Понятие «мусульманин» в СФРЮ появилось впервые по данным переписи 1961 г. как определение не религиозной, а этнической принадлежности. Например, в анкетах жители Боснии и Герцеговины писали: «Вероисповедание – атеист, национальность – мусульманин». После переписи 1971 г. слово «мусульмане» стало синонимом народности.

Анализ имеющихся данных дает основание утверждать, что в Боснии и Герцеговине политическим руководством СФРЮ сознательно формировалась новая нация. Так, вся система образования и религиозного воспитания в социалистический период была направлена на формирование у отуреченных сербов устойчивой идентификации себя как несербов, как мусульман. В течение 1980-х годов отмечался настоящий строительный бум мечетей по территории всей республики. Ежегодно высшее исламское образование на Среднем и Ближнем Востоке получали 250 молодых боснийцев, которые возвращались на родину зачастую с радикальными и фундаменталистскими взглядами и в результате в конце 1980-х выступили в роли главных разрушителей общего государства.

Параллельно культивировался и поощрялся национализм в Словении и Хорватии – как самых богатых республиках, которые не хотят больше «кормить» отсталые территории. Албанское большинство Косова и Метохии требовало статуса республики. Фактически югославское государство не представляло собой нечто целое уже по конституции 1974 г. То есть Югославия к концу 1980-х представляла хорошо подготовленную горючую смесь. Спичкой, которая разожгла пожар межнациональных войн, оказалось не столько провозглашение независимости республик, сколько признание новых государств в существующих границах международным сообществом.

Глобализация и крушение биполярной мировой системы создали объективные предпосылки для формирования новых механизмов борьбы за влияние в регионе. Одним из них стала дезинтеграция югославского пространства, которая никогда бы не выразилась в кровопролитных межэтнических войнах, если бы не интересы внешних игроков. Признание бывших республик Югославии в границах, не отвечавших историческим реалиям, привело к серии меж­этнических войн и внешней интервенции. Последствия этих событий до сих пор не преодолены, да и вряд ли в ближайшее время это произойдет. Исключительная поддержка Западом всех участников конфликтов, где бы они ни проходили, кроме сербов, свидетельствует лишь о стремлении окончательно уничтожить Сербию как главного психоисторического союзника России.

Необходимо подчеркнуть, что развал Югославии вызван не тем, что этот проект был изначально нежизнеспособен, ущербен. Просто он был нужен в биполярной системе как некая буферная зона – зона неприсоединения. Недаром Белград играл важнейшую роль в Движении неприсоединения. А вот в системе глобальной гегемонии, которая сложилась после 1991 г., никакие противовесы не нужны. Однако сербы этого не поняли, сразу не смирились, надеялись на поддержку России. Она же в результате политики Бориса Ельцина, Андрея Козырева, Виктора Черномырдина фактически без сопротивления сдала все свои интересы в регионе, открыв тем самым дорогу евро-атлантической интеграции.

Евро-атлантический вектор интеграции Балкан как угроза национальным интересам России

Продолжающаяся после распада биполярной системы трансформация международных отношений и глобальные геополитические изменения самым непосредственным образом отразились на ситуации в регионе. Узко прагматичные цели (как правило, меркантильного характера) определили бескомпромис­сное стремление политического руководства балканских государств, включенных до 1991 г. в орбиту советского влияния, встроиться в такие наднациональные структуры, как НАТО и ЕС. Это не может не вызывать обеспокоенности России, так как на наших границах формируется мощнейшая и агрессивная военно-политическая структура.

При всех противоречиях, существующих между странами и народами полуострова, к новому веку окончательно обозначился общий для них вектор развития – евро-атлантическая интеграция. Реализация этого интеграционного проекта обычно начинается с вступления страны в НАТО, а лишь затем, после длительного согласования стандартов и процедур, существенных внутриполитических реформ, фактически лишающих государства национального суверенитета, готовится членство в Европейском союзе. Из балканских стран до 1991 г. лишь Греция была членом НАТО и ЕС. Афины вступили в НАТО в 1952 г., причем в период с 1973 по 1981 годы не состояли в организации. Членом ЕС (на тот момент – ЕЭС) Греция является с 1981 г.

Первой из посткоммунистических стран Балканского региона оказалась включенной в евро-атлантические структуры Болгария. Членом НАТО она стала 29 марта 2004 г., а членом ЕС – 1 января 2007 г. В том же году Болгария подписала Шенгенское соглашение об отмене паспортного и таможенного контроля для граждан ЕС.

Албания и Хорватия были приняты в альянс 1 апреля 2009 г., составив так называемое шестое расширение блока, и рассчитывают на вступление в ЕС до 2014 г. Остальные страны либо уже являются членами Плана действия по членству (Македония – условно, из-за позиции Греции, а скорее всего из-за возможности развала страны) и ведут ускоренный диалог о вступлении в альянс, либо имеют индивидуальный партнерский план (Сербия – с мая 2008 г.).

Вступление в НАТО требует от балканских стран выполнения целого ряда общих для членов альянса требований. Наиболее принципиальные из них обычно формулируются на стадии подписания рамочных документов Партнерства ради мира. Это – прозрачность в области национального военного планирования и формирования военного бюджета, обеспечение «демократического» – а фактически внешнего – контроля над вооруженными силами и спецслужбами, развитие военного сотрудничества с НАТО в целях совместного планирования боевой подготовки и учений. Все эти требования означают лишь одно – передачу суверенных прерогатив стран наднациональным структурам.

При существующих общих стандартах процедуры вступления в НАТО каждая страна проходит свой особый путь к членству. Например, для Хорватии этот процесс оказался довольно трудным и долгим в силу сложнейшей внутриполитической ситуации, связанной с сербо-хорватским вооруженным конфликтом и его последствиями. Лишь после избрания в 2000 г. президентом республики Стипе Месича руководству страны удалось изменить систему управления вооруженными силами и перейти на натовские стандарты вооружений и системы организации армии. Поэтому, хотя переговоры о вступлении Хорватии в НАТО велись уже давно, осуществлено это было только 1 апреля 2009 г.

По вопросу вступления в НАТО полного национального единства в балканских странах нет. Идея вступления в альянс всегда пользуется меньшей поддержкой, чем идея вступление в ЕС. Так, согласно опро­сам общественного мнения в марте 2008 г., вступление Хорватии в ЕС поддерживали около 80 процентов респондентов, а в НАТО – чуть больше 50 процентов. В Черногории более 75 процентов респондентов поддерживают интеграцию в Европейский союз, а вступление в НАТО – около 30 процентов. В Сербии около 45 процентов опрошенных высказываются за вступление в ЕС, и лишь 15 процентов поддерживают вступление в НАТО, в то время как 64 процента ратуют за военный нейтралитет. Тем не менее, вне зависимости от царящих в балканских обществах настроений, политическое руководство ангажировано именно на вступление в альянс, видя в этой структуре гарантию нерушимости границ, общей безопасности и замораживания потенциальных конфликтов с соседями. Об этом, в частности, свидетельствует опыт Македонии.

Бывшая югославская республика Македония, несмотря на довольно мирное расставание с социалистическим прошлым, превратилась в еще одну проблемную зону региона. В марте 2001 г. албанская Освободительная национальная армия (ОНА) под руководством Али Ахмети начала боевые действия против регулярной армии Македонии на севере и западе страны. Вмешательство НАТО не только не заморозило конфликт, но и привело к серьезным изменениям формата государственности Македонии.

 

Давление на президента республики Бориса Трайковского со стороны ЕС, НАТО и ООН вынудило македонские власти пойти на уступки албанской оппозиции. 13 августа 2001 г. в Охриде македонским правительством и представителями албанских партий (ОНА в этой процедуре не участвовала) было подписано рамочное соглашение. Составной частью этого соглашения была новая конституция республики, подготовленная Робертом Бадинтером.

Положения этого документа, ратифицированного в ноябре 2001 г. македонским парламентом, серьезным образом трансформировали основы македонского государства, приблизив перспективу федерализации страны. Права албанского меньшинства были существенно расширены. В частности, албанский язык получил статус официального. Значительно увеличилась численность полицейских албанской национальности в областях с албанским населением, вводилось избрание местных руководителей полиции советом общины. Кроме того, в преамбуле кон­ституции вместо упоминания этнических и нацио­нальных групп было введено понятие «гражданин Македонии», а поправ­ки в конституцию изъяли из ее текста понятие «национальность» и заменили его на понятие «община». Македонцы согласились даже на беспрецедентный шаг – использование албанских нацио­нальных символов. В довершение к этому боевикам ОНА была гарантирована амнистия, которую они получили в марте 2002 г., даже не выполнив требований полного разоружения.

26 февраля 2004 г. президент Македонии Трайковский погиб в авиакатастрофе – по официальной версии трагедия произошла из-за плохой видимости.

Справедливости ради следует отметить, что помимо НАТО значительное влияние на политические процессы в странах региона оказывают такие институты ЕС, как миссия ОБСЕ, Силы Европейского союза (СЕС) и некоторые другие. Например, поддерживать хрупкое перемирие между «общинами» Македонии призваны силы СЕС, развернутые в 2003 г. вместо сил НАТО, которые тем не менее и сегодня остаются в стране.

Что же касается Греции, то эта страна 1 января 2000 г. стала первой и пока единственной из стран Балканского региона участницей Шенгенского соглашения, а с 1 января 2001 г. – двенадцатым полноправным членом Еврозоны. Афины всегда активно поддерживали расширение ЕС (за исключением членства Турции и Македонии). Однако с 2008 г. ситуация в самой Греции находится под пристальным вниманием мирового сообщества. Мировой экономический кризис самым болезненным образом отразился на внутриполитической и социально-экономической ситуации в этой стране. Ее экономика за последние годы уже не раз оказывалась на грани дефолта, а к концу 2012 г. обстановка там настольно обострилась, что речь о возможности выхода Греции из еврозоны фактически перешла в практическое русло.

Евро-атлантическая интеграция Боснии и Герцеговины заслуживает особого внимания в силу специфики формирования и функционирования этого государства. Современная Босния, представляющая так называемую мягкую конфедерацию, состоящую из двух образований, или этнитетов (Федерация Босния и Герцеговина и Республика Сербска), и особого района Брчко, фактически управляется международными институтами – Советом по выполнению мирного соглашения, Силами по выполнению дейтонского соглашения – НАТО и Силами Европейского союза (СЕС или ЕВРОФОР).

Исключительную роль в Боснии и Герцеговине играет институт Высокого представителя, который в соответствии с мирным соглашением имеет широкие властные полномочия – вплоть до введения в действие на временной основе законов и снятия с постов лю­бых должностных лиц за обструкцию имплементации мирного соглашения. Высокого представителя назначает СБ ООН. С 14 марта 2009 г. этот пост занимает бывший посол Австрии в Словении Валентин Инцко.

Серьезное влияние на политический процесс в Боснии и Герцеговине оказывают также структуры СЕС и НАТО, являющиеся правопреемниками Сил по стабилизации. С 2003 г. это 13 тысяч военнослужащих, находящихся под общим руководством НАТО. Кроме того, СЕС продолжают обеспечивать присутствие в Боснии и Герцеговине боеспособных вооруженных сил численностью около 2,5 тысяч военнослужащих и сохранять потенциал развертывания резервных сил стратегического назначения. СЕС имеют свой штаб в Сараево, а также группы связи и наблюдения на всей территории страны и способны в сжатые сроки развернуть войска на ее территории.

В 2009 г. Босния и Герцеговина подала в Брюссель официальную заявку на предоставление Плана действий по членству в НАТО (ПДЧ) и 23 апреля 2010 г. получила его, став тем самым официальным кандидатом на вступление в альянс. Накануне саммита НАТО в Таллине, где было принято решение о ПДЧ Боснии, посол РФ в Боснии и Герцеговине Александр Боцан-Харченко заявил, что «мы не хотим вмешиваться во внутренние дела Боснии и Герцеговины, но мы полностью убеждены в том, что расширение НАТО не способствует укреплению стабильности в Европе». Очевидно, что экспансия альянса создает новые разделительные линии в Европе и, вступая в НАТО, страны принимают на себя определенные обязательства, выполнение которых противоречит интересам России.

Вектор евро-атлантической интеграции балканских стран в ряде случаев подтвердил принцип: «Чтобы объединиться – сначала нужно разъединиться». На месте Союзной республики Югославии (СРЮ) возникло три новых государства, которые с разной скоростью и желанием двигаются в сторону НАТО и ЕС. Успех первой «цветной» революции в сентябре 2000 г. в Белграде означал не только отстранение Слободана Милошевича от власти, но и кардинальное изменение политической карты региона.

Уже 14 марта 2002 г. под руководством Хавьера Соланы было подписано соглашение об основах переустройства отношений между Сербией и Черногорией. Согласно подготовленной в ЕС конституционной хартии, новое го­сударственное объединение состояло из двух равноправных членов – Черногории и Сербии с двумя автономными краями (Косово и Воеводина). Документ фиксировал трехлетний мораторий на проведение референдума о самостоятельности государственных единиц Союза. В случае выхода Черногории из общего государства до истечения срока моратория Сербия должна была бы стать правопреемницей единого государства, в том числе и в отношении резолюции СБ ООН № 1244, которой определялся статус Косова и Метохии как единицы СРЮ. Черногория сроков хартии не нарушила, поэтому, согласно резолюции № 1244, Косово не рассматривалось международным сообществом как часть территории Сербии. Новообразование Государственный Союз Сербии и Черногории просуществовало с 4 февраля 2003 г. по 5 июня 2006 г.

Решение о выходе Черногории из Союза было принято 21 мая 2006 г. на референдуме. Черногорское общество по вопросу об отделении от Сербии раскололось почти пополам: за отделение – 55,4 процента, против – 44,6 процента. Меньше чем через полтора года – в октябре 2007 г. – Черногория подписала договор о стабилизации и ассоциации с ЕС, а 16 декабря 2008 г. представила заявление на членство в ЕС. В настоящий момент Черногория имеет статус кандидата в ЕС (наравне с Македонией и Хорватией), хотя ни Скопье, ни Подгорица еще не начали переговоры по присоединению.

Особые отношения связывают это государство с НАТО. Еще будучи членом Союза, 14 февраля 2006 г., Черногория присоединилась к Партнерству ради мира. Руководство республики настолько активно стремится в альянс, что 9 октября 2008 г. признало независимость Косова. Словно в награду, уже через год НАТО предоставило Подгорице ПДЧ.

Сербия, единственная из всех стран полуострова, не стремилась к той независимости, которую в результате имеет. Следование вектору евро-атлантической интеграции не просто потребовало от Белграда политических уступок и репутационных издержек (выдачи Гаагскому трибуналу экс-президента Сербии и СРЮ Слободана Милошевича, лидеров боснийских сербов Радована Караджича и Ратко Младича, а также одного из лидеров краинских сербов Горана Хаджича). Это также привело к потери части исторической родины – автономного края Косова и Метохии. Показательно, что соглашение с ЕС было подписано спустя два месяца после провозглашения независимости Косова – 29 апреля 2008 г. В декабре 2009 г. Белград подал заявление на членство, и лишь в марте 2012 г. Европейский совет предоставил Сербии статус кандидата в ЕС. Процедура вступления Сербии в ЕС осложняется ситуацией в Косове в связи с положением сербов, проживающих в северной части края, и его признанием.

Косовский вопрос остается одним из самых сложных не только в рамках региональной интеграции, но и в системе международных отношений в целом. Казус Косова уникален прежде всего тем, что это первый, но возможно не последний в Европе случай провозглашения при непосредственной поддержке Брюсселя и Вашингтона еще одного национального государства албанцев при наличии у них признанной мировым сообществом национальной государственности – Албании.

 

Вопрос признания Косова фактически стал показателем лояльности признающей стороны по отношению к политике США и ЕС. На начало декабря 2012 г. Косово признали 97 государств и 13 готовы сделать это в ближайшее время. Причем весьма показательным выглядит тот факт, что первым признал Косово Афганистан. Из балканских стран, кроме Сербии, независимость Косова не признают Босния и Герцеговина и Греция. Россия также воздерживается от признания, заявляя, что в этом вопросе будет солидаризироваться с Белградом. Однако Сербия уже фактически согласилась на полное вхождение северных сербских территорий (Лепосавич, Звечан и Зубин-Поток), имеющих общую границу с Сербией, в албанскую республику, оставив для отвода глаз некую «финансовую автономию», что свидетельствует о постепенном развороте сербского руководства к США и НАТО. В связи с этим следует помнить, что помимо сил КФОР на территории Косова размещены две крупнейшие военные базы США – Кэмп Бондстил (Урошевац) и Кэмп Филм Сити (Приштина).

За всем происходящим в Косове с особым вниманием следят из Албании, которая всегда поддерживала стремление к независимости косовских албанцев. В середине апреля 1999 г. Тирана разорвала дипломатические отношения с Белградом, которые были восстановлены только в январе 2001 г. По мнению албанской стороны, косовская проблема постепенно утрачивает свою остроту, особенно с учетом перспективы европейской интеграции, включая Сербию и Косово. В то же время официальные албанские лица подчеркивают, что идеи Великой Албании не являются элементом современной политической повестки дня. Тем не менее слова албанского гимна звучат так: «Сам Господь сказал, что наций на земле не будет, но Албания будет жить, за нее, за Албанию, ведем мы войну».

В сравнении с государствами пространства бывшей Югославии встраивание Болгарии в новый мировой порядок выглядит очень мирно. Отсутствие серьезных территориальных и этноконфессиональных проблем позволяет Софии довольно успешно реализовывать свою внешнеполитическую ориентацию на евро-атлантические структуры. Однако некоторые проблемы возникают у Болгарии в связи с ее крепкими экономическими и культурно-историческими связями с Россией. Серьезные разногласия в парламенте и нарекания со стороны западных коллег вызывали такие проекты, как строительство АЭС «Белене» за счет российского кредита и на российском ядерном топливе, а также «дорожная карта» по строительству «Южного потока».

Несмотря на противодействие российским инициативам со стороны западных политических структур и ТНК, 15 ноября 2012 г. между «Газпромом» и «Болгарским энергетическим холдингом» был подписан протокол об окончательном инвестиционном решении по сооружению газопровода «Южный поток» на территории Болгарии. За участие в этом проекте София будет получать по 2,5 миллиарда евро в год за транзит газа в другие страны Европы.

«Южный поток» как фактор интеграции

В условиях военно-политического прессинга НАТО–ЕС на страны региона у России остается только один шанс сохранить свое влияние на Балканах – это энергетическая дипломатия. «Южный поток», будучи серьезным и выгодным экономическим проектом, закономерно вызывает раздражение у западных партнеров. Его успешная реализация не только означает экономическое возвращение России в Европу, но и будет способствовать серьезным геополитическим изменениям в регионе.

Еще в 1990 г. Иосиф Бродский – человек, далекий от большой политики и большой экономики, но тонко чувствовавший грядущие битвы за власть и ресурсы, – провидчески писал: «Подлинным эквивалентом Третьей мировой войны представляется перспектива войны экономической <…> где все средства хороши и где смысл победы – доминирующее положение. Битвы этой войны будут носить сверхнациональный характер, но торжество всегда будет националь­ным, то есть по месту прописки победителя».

Россия, будучи крупнейшей энергетической державой, не только естественным образом оказывается включенной в это противостояние, но и имеет уникальные возможности предлагать и реализовывать интеграционные проекты, отвечающие ее национальным интересам. Возрастающая конкуренция – как за региональные энергетические рынки, так и за мировой энергетический рынок – в целом требует от нашей страны серьезных усилий, поиска эффективных методов внешнеполитической деятельности, диверсификации транспортных коммуникаций, установления надежных партнерских связей с производителями и потребителями энергоресурсов. Продвижение национальных интересов России сегодня во многом зависит от реализации проекта «Южный поток», который пройдет по дну Черного моря – от компрессорной станции «Русская» на российском побережье до побережья Болгарии. Далее две его ветки пройдут через Балканский полуостров в Европу. Общая протяженность черноморского участка составит около 900 километров, максимальная глубина залегания – более двух километров, а проектная мощность – 63 миллиарда кубометров.

Строительство «Южного потока» без преувеличения можно назвать балканским прорывом энергетической дипломатии России, которая в свою очередь создает стартовые возможности для более широких интеграционных проектов. В течение долгих шести лет с момента заключения предварительных соглашений между «Газпромом» и компанией «Сербиягаз» в декабре 2006 г. российская сторона не раз сталкивалась с множеством трудностей, вызванных давлением со стороны некоторых западных стран и конкурирующих ТНК. И наконец, осенью 2012 г. были подписаны окончательные инвестиционные решения по строительству венгерского, словенского и болгарского участков трубопровода. Определяющими для проекта оказались встречи президента РФ Владимира Путина с главами Сербии и Республики Сербской в сентябре прошлого года. В результате ранее обещанные сроки старта «Южного потока» были выдержаны – 7 декабря в Анапе в присутствии президента России состоялась символическая сварка первой трубы газопровода.

Геополитическое, геостратегическое и геоэкономическое значение Балкан не только для России, но для мировой системы в целом переоценить сложно.

Во-первых, Балканы являются уникальной для Европы природной кладовой ресурсов практически всех видов.

Во-вторых, этот регион – удобный плацдарм для размещения военных баз НАТО в целях контроля Малой Азии и сдерживания непредсказуемого постсоветского пространства. Поэтому экономическое присутствие России в регионе, которое предполагает и политическое влияние (как говорил классик, «политика есть самое концентрированное выражение экономики»), крайне невыгодно нашим евро-атлантическим визави.

В-третьих, Балканы – срединная зона энерготрафика. Поэтому, отталкиваясь от концепции известного геополитика Хэлфорда Джона Маккиндера, можно утверждать, что тот, кто будет контролировать Балканы, станет не только управлять энергетическими потоками, но и определять политику зависимых от энергоресурсов стран. Балканы для современной Европы – своего рода Хартленд. Если контролировать этот Хартленд, то можно не только управлять дугой Западная Европа – Аравия – Индокитай, но и командовать миром.

В-четвертых, Балканы – последний европейский рубеж психоисторической войны Запада против России. Утрата Россией позиций и влияния в этом регионе будет означать окончательное выдавливание ее из Европы и лишение потенциальных союзников.

При таком значении Балкан исключительную роль для российской политики в этом регионе играли и играют территории, на которых проживает традиционно русофильский народ – сербы. «Наши чувства, даже когда мы поглядываем в сторону Европы, всегда на стороне России» – одна из любимых поговорок сербов.

Однако в современном прагматичном мире защита национальных интересов выстраивается прежде всего в плоскости экономической. В этом смысле «Южный поток» и более широкое экономическое сотрудничество с Россией становятся едва ли не единственными возможностями выхода из кризиса сербских территорий, а для нас – существенно расширяют зону влияния. Российские вложения в экономику Сербии только за 2012 г. превысили один миллиард долларов, что больше суммарного объема российских инвестиций в сербскую экономику за предыдущие девять лет. Кроме того, именно российские компании «Лукойл» и дочка «Газпрома» являются крупнейшими налогоплательщиками в Сербии. При этом чистая прибыль «Нефтяной компании Сербии» («НИС»), контрольный пакет акций которой принадлежит «Газпром нефти», достигла в первом полугодии 2012 г. 230 миллионов долларов, а инвестиции «НИС» в производство за этот период – 179 миллионов долларов.

«Южный поток» позволил также укрепить и расширить российское влияние в Республике Сербской. 21 сентября 2012 г. ее президент Милорад Додик в ходе своего визита в Сочи подписал меморандум о взаимопонимании с «Газпромом», который предусматривает строительство ответвления трубопровода «Южный поток» на территории Республики Сербской. Незадолго до этого, 26 июня 2012 г., правительство Республики Сербской придало программе подключения своей страны к газопроводу «Южный поток» статус «национального проекта».

Энергетическая дипломатия серьезным образом активизирует и гуманитарные аспекты сотрудничества между народами стран региона и Россией. В этом направлении активно работают Российский совет по международным делам, Российское историческое и Российское географическое общества, Россотрудничество, Фонд поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова, фонд «Русский мир», целый ряд обществ дружбы, созданных как в России, так и в балканских странах, другие неправительственные организации. Все вместе они формируют совершенно новый – интеграционный – климат.

В заключение подчеркну, что экономические проекты, предлагаемые Россией, являются шансом сохранить самодостаточность и независимость балканских народов, не раствориться в евро-атлантическом космополитизме, сберечь свою самобытность, культуру, историю, не превратиться в глубокую периферию глобального капитализма – а значит, обеспечить себе будущее.

Сегодня отношения между Россией и странами региона вступили в качественно новую эпоху – эпоху расширения интеграционных горизонтов. Однако успех на этом пути требует не только огромных усилий и политической воли, но и знаний сложнейших перипетий экономических и политических войн, а также понимания особой природы феномена, имя которому – Балканы.