– Это очень сильное заявление, его нельзя оставлять без внимания и уточняющих вопросов. Можно ли в связи с этим говорить, что проект – я буду пока упрощенно именовать его так – претендует на изменение хода глобализации?

– Думаю, что речь идет о большем.

– Что же может быть больше глобализации?

– Больше глобализации как некоего материального процесса перемещения и переподчинения ресурсных потоков является изменение способа мышления участников этого процесса. Предстоит не просто отказаться по каким-то причинам от участия в краткосрочной выгоде от удачной биржевой сделки и вложить свои деньги в невыгодный, но социально значимый проект, а увидеть в нем гораздо боˆль­шую, фундаментальную, долгосрочную выгоду, превосходящую какую угодно маржу от мгновенной купли-продажи. Предстоит перейти от глобализации свободно движущихся в зону максимальной спекулятивной прибыли частных финансов к выявлению комплексного, учитывающего интересы многих сторон и факторов, перспективного интереса. Важно указать, что интерес этот еще предстоит научиться измерять, что может быть достигнуто на основе научно-технологического, управленческого, промышленного, финансового сотрудничества. Для того чтобы решиться на подобный шаг, необходимо выйти за рамки либеральной парадигмы в экономике с ее представлением о государственных институтах как ночном стороже, отказаться от ориентации на краткосрочные спекулятивные сделки под влиянием хаотически меняющихся цен. Государство обязано взять на себя ответственность за общество, интересы которого оно представляет. Оно, по нашему мнению, обязано не только обеспечить возможность дискуссии о целях и этапах развития, но и взять на себя ответственное решение по формированию – хотя бы в форме целей и сроков – стратегических планов развития своей страны. Ответственное решение по реализации этих планов путем создания рычагов – возможно, вполне рыночных – по содействию реализации этих планов и по борьбе с противодействием им.

– Следует ли понимать так, что предлагаемое «инвестиционное пространство нового типа» будет обладать подобными привлекательными свойствами?

– Да, в этом пространстве предполагается связать друг с другом разделенные в настоящий момент блоки интересов, потенциалов действия, капиталов и создать операционный механизм интеграции разных типов деятельности, разных институциональных структур, разных международных агентов для нового направления движения. Как мы говорили, мир утратил ясные ориентиры – куда двигаться, за кем двигаться, к чему стремится, как привести в гармонию имеющиеся противоречия? Поэтому мы и говорим об «инвестиционном пространстве нового типа», имея в виду, что в «старом типе» вопрос об объединении усилий инвесторов либо имел очевидную цель совместной выгоды, либо совместных инвестиций не возникало.

– Можно ли в связи с этим говорить, что речь идет о поиске альтернативы тотальному либерализму в экономике, диктату финансономики?

– Несомненно. Однако при выходе за рамки либеральной парадигмы в области управления финансами с ее идеалом краткосрочности спекулятивных финансовых сделок возникает много вопросов, нуждающихся в глубоком осмыслении. Осознанный отказ от либеральных рецептов в экономике подводит нас к границе своеобразной terra incognita с точки зрения новых подходов к инвестициям, институциональным механизмам международного сотрудничества, формам планирования совместной деятельности. Пока еще остается непонятным, какая страна и какая модель, какой континент могут стать «мотором» вытаскивания мировой экономики из застоя. Замедлит ли свои обороты «двигатель» Китая, двинется ли навстречу новым прорывным созидательным задачам Америка с грузом финансиализированной экономики?

– Отсюда появилась тема номера!

– Да, именно отсюда. Очевидно, что необходима консолидация усилий для движения в некотором едином направлении. Но как определить это направление, как очертить его границы, как выставить флажки, разделяющие опасные и притягательные зоны? Вопрос является совершенно открытым и с точки зрения постановки проблем, и тем более с точки зрения намечаемых решений. Мы говорим о необходимости формирования нового инвестиционного пространства, а не просто проекта, сулящего выгоду его участникам. Смысл формирования подобного инвестиционного пространства сегодня состоит в том, чтобы создать на обширной территории, включающей Западную и Восточную Сибирь и Дальний Восток, Центральную Азию, то есть земли и России, и Казахстана, очаг генерирования общественного богатства совместно с Западной Европой – с ее финансовыми и технологическими группами. И все это – на основе дружест­венных, добрососедских, взаимовыгодных обменов со странами Юго-Восточной Азии и прежде всего с Китаем. Фактически речь идет о том, чтобы появился еще один полюс на территории Евразии – дополнительный к Китаю. Формирование этого нового полюса на территории Евразии совершенно необходимо. Без появления нового самостоятельного очага производства общественного богатства трудно говорить о формировании многополярного мира. Полюса влияний, не основанные на экономической мощи, являются неустойчивыми несамостоятельными институтами намерений и геостратегических претензий.

– Проект Трансъевразийского пояса базируется все-таки на предположении о длительной конкурентоспособной востребованности путей доставки грузов между Европой – в частности, Италией – и странами Азии – в частности, Китаем и Кореей – по территории России и Казахстана или по Евразийскому союзу в целом. Сам по себе этот факт неочевиден, но в любом случае было бы, наверное, понятным и оправданным стремление к конкурентоспособности транспортного маршрута, увеличению его пропускной способности, удешевлению грузоперевозок, расширению и стабилизации его присутствия в мировом рынке перевозок. Если эти параметры коридора не будут достигнуты, а средства по их достижению и удержанию не обеспечены, то все остальное, проговоренное языком гадалки, может стать даже не маниловщиной, а чем-то более опасным.

– Давай уточним термины. Обращаю внимание: я не говорю – транспортный коридор. Это известное понятие и модель, описываемая именно теми характеристиками, которые ты упомянул. И оно-то как раз не имеет ничего общего с тем проектом, которым мы с нашими итальянскими коллегами занимаемся. Речь идет о поясе развития, который является трансъевразийским, то есть охватывающим весь наш континент и становящимся фактически планетарной задачей. Именно задачей – практической, уже сегодняшней, актуальной, а не какой-то предпосылкой к высокому теоретизированию. Уже сегодня мы можем говорить как специалисты об очень конкретных точках развития в рамках Трансъ­евразийского пояса. Это вполне реальные бизнес-задачи, вполне насущные технологические и промышленные проблемы, вполне прагматичные подходы к созданию групп по трансферту технологий, заселению, переселению, по медицине и образованию. Вместо «языка гадалки» получается профессиональное деловое и социогуманитарное проектирование.

– То есть речь идет о довольно широкой социогуманитарной сфере, где находится место даже медицинским и образовательным проектам?

– Да, и неспроста миланская встреча в ноябре проходила именно в университетских стенах – в Университете Боккони. То, каким будет будущее образование наших детей – не только русских, а детей всего евразийского пространства, – тоже очень важно. Эта тема даст нам устойчивый вектор либо для пути вниз, либо для пути вверх. Нами был принят документ – «Миланский меморандум». Его полный текст будет  опубликован в этом номере альманаха. В нем, в частности, говорится о том, что речь идет о переходе к новому технопромышленному и социокультурному укладу через механизмы пилотных проектов и отдельных соглашений на том континентально-евразийском пространстве, которое включает Италию, континентальную Россию, Казахстан с выходом на тихоокеанское побережье.