Печать

20485

Прага: цивилизационная procházka
Сергей Белкин

Источник: альманах «Развитие и экономика», №16, июнь 2017, стр. 82

Сергей Николаевич Белкин – главный редактор альманаха и портала «Развитие и экономика»

S Belkin photo

Летом 1901 года император Франц Иосиф I приехал в Прагу по случаю открытия нового моста через Влтаву и совершил по нему прогулку. Сие событие было отражено в газетах: размещена фотография, на которой император в сопровождении свиты шествует по мосту. Подпись к фотографии была простой и естественной: «Прогулка по мосту». По-чешски – «Procházka na mostě» [прохазка на мосте]. Чехи народ не только смешливый, но и остроумный. Прохазка – распространенная чешская фамилия, а император – традиционный объект насмешек. А посему получил он устойчивое прозвище: Старик Прогулкин – Starej Procházka.

Нет, Прага вовсе не мистическая, как бы ни старались всё новые и новые поколения душ изломанных напустить туману. Прага – живая, осязаемая, плотская, веселая. Прага вовсе не извивается в сумраках подсознания, не трясется от властного страха в темных полуподвалах, не живет в ожидании ужасов жизни и болезненности смерти. Сегодняшняя Прага – не город Густава Майринка и Франца Кафки, это город Ярослава Гашека и Йозефа Лады, город Рудольфа II Габсбурга и Джузеппе Арчимбольдо, город, где ежедневно выпиваются тысячи тонн пива, поедаются стада свиней, где люди точно знают, что Голем – это не страшно, а выгодно и что в тараканов они сами точно не превратятся, а вот туристам про это можно рассказать вполне серьезно: они от таких историй тащатся. Добродушная Прага всегда рада сделать гостям приятное, а приятно зачастую именно то, что ожидают.

Первый раз я оказался в Праге в мае 1975 года. Десять дней я бродил по первой в моей жизни загранице. В те времена зарубежные поездки не были так доступны, как сейчас. Побывавший за границей становился центром внимания, он воспринимался окружающими как человек особый, к чему-то приобщенный, обладающий знаниями и опытом, которых у окружающих нет и скорее всего не будет. Я был тогда молод, незадолго до этого окончил университет, был «молодым физиком» с оптимистичным взглядом на жизнь и спокойной уверенностью в завтрашнем дне. Политика меня не интересовала, а про «ход истории» мне всё было хорошо известно: на смену рабовладению приходит феодализм, за ним – капитализм, потом – социализм, который, успешно развиваясь, построит коммунизм. Я знал, что живу в стране, идущей впереди планеты всей, строящей коммунизм и несущей свет социализма другим странам и народам. Вот и Чехословакии повезло: мы их не только освободили от фашизма, но и помогаем строить новое общество справедливости, что есть несомненное благо. Разумеется, я знал, что были и есть враги социализма, которые хотят повернуть время вспять, вновь отобрать у народа завоеванные свободы и возродить несправедливость, эксплуатацию человека человеком. Я, конечно, знал, что попытка такого разворота произошла в Праге совсем недавно – в 1968 году. Мои ровесники, служившие в армии, рассказывали, как они наводили порядок в Праге. Я в армии не служил, поскольку учился в университете. Но на военной кафедре нам доступным языком подполковник объяснил, что в «Чехословакии империалистическая шлоебень и сионисты подняли голову и попытались устроить переворот, но мы вместе с другими социалистическими странами обрушили кулак интернациональной помощи чешскому народу». Не стану примитивизировать свое понимание и отношение к произошедшему тогда до такого уровня: и я, и окружавшие меня имели на сей счет более глубокие суждения, но в целом, конечно, поддерживали действия своей страны – Советского Союза – и его союзников. Гуляя по весенней Праге 1975 года, я о событиях 1968 года не думал совсем, а просто наслаждался городом, знакомым мне по любимой книге Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Но неожиданно судьба предоставила возможность ощутить, что мир не так прост и радостен, как тогда казалось, и что в Чехословакии есть люди, готовые наброситься на меня и предъявить счет…

Расскажу об этом ниже, а сейчас поведаю о своей недавней – и снова в мае, но спустя 42 года – поездке в Прагу. За такой срок изменилось в мире многое, изменился и я. Я уже не «молодой физик» и даже не «старый физик». Потому что с физикой «ход истории» потребовал расстаться. Тот же «ход истории» повернул-таки время вспять, и на смену социализму вновь пришел капитализм, Советский Союз распался, а «строительство коммунизма» – смешной мем из какого-то нереального прошлого.

Цивилизации пришли в движение – вернее, их динамика стала очевидной, быстротекущей, и вопрос о «движущих силах истории» вновь обрел не только научную актуальность, но и практическую значимость. Поэтому мои прогулки по Праге помимо моей воли окрашивались в «цивилизационные» цвета и размышления.

Думать о взаимовлиянии культур, гуляя по Праге, вполне уместно.

New 2

Прага всегда была многомерной, многослойной, многоцветной и многоязыкой. Она рождена сплетением культур и смогла из этой скрутки соорудить фундамент своего многовекового бытия.

Даже отдаленно не напоминая «плавильный котел», город рос и развивался как немецкий, как чешский, как еврейский – одновременно! Культуры соприкасались, влияли друг на друга, но границы между ними всегда оставались ясно и непреложно проведенными. Никакой наднациональной имперской общности – австро-венгров или кого-то еще – не создавалось. Неформальная общность если и была, то локально-местническая – пражане.

Лишь один город в мире гордо несет высокое звание «Вечного» – Рим. Но на самом деле городов, которые мы вправе отнести к «вечным», несколько больше. И Прага среди них будет в числе первых. Причем не по признаку особой древности, хотя почти полтора тысячелетия – совсем не малый срок для современного города. А потому что этот город – славянский, прошедший через столетия драматичной истории Европы и утвердивший славянское присутствие в ней со всей убедительностью. Славяне нашли для своего города иной эпитет – Злата Прага: и потому, что красота ее захватывает и берет душу в плен, и потому, что золото – вечно! Сами славяне, наверное, не вечны, ибо не бывает вечных племен и народов: перемешивают их и перемалывают жернова времени, одни народы исчезают, другие нарождаются… Неведомы исход этого коловращения племен и сроки его, но условное начало истории и границы обитания славян могут быть обозначены. У Праги и земель вокруг нее почетные и сложные судьба и миссия: быть на западной границе славянской Ойкумены, сдерживать натиски чуждых племен, удерживать пространство, беречь традиции, обеспечивать продолжение родов славянских. С точки зрения цивилизационной динамики это настоящий передовой фронт, подлинное горнило, цивилизационный узел – все эпитеты уместны.

Самое древнее государство славян – держава Само – возникло именно здесь в VII веке нашей эры. Военный вождь по имени Само создал войско и одержал первую документально подтвержденную победу славян, объединил победившие племена в союз, ставший княжеством, – недолго, впрочем, просуществовавшим.

Славянский мир велик и сложен. Простираясь на тысячи километров с запада на восток и с севера на юг, формируя многие и многие государства, славяне так и не обрели единства. Тысячелетие ушло скорее на разъединение, на утверждение и выращивание отличий, нежели на обретение основы единства. Изначальная языковая близость дробилась на отдельные говоры, различия закреплялись и в письменности – латинской или кириллической. Исходная религиозная – так называемая языческая – общность рухнула под решительным и жестоким натиском христианства, каковое само внутри себя раздиралось на непримиримые, порой смертельно враждующие формирования, вовлекавшие в эту борьбу и охваченные народы. Часть южных и западных славян на долгие столетия подпала под власть чужеродных империй – Римской, Византийской, Германской, Османской, Французской, Австрийской, Австро-Венгерской… Культура и ментальный строй этих народов подверглись глубокому влиянию мощных иноплеменных цивилизаций.

1 KartОдин из ярчайших периодов Прага переживает в XIV веке, во время правления Карла IV Люксембургского (1316–1378). Сын короля Чехии Иоанна Слепого из Люксембургской династии и чешской принцессы Элишки Пржемысловны родился в Праге, при рождении был назван Вацлав (Венцель). Король Иоанн интересовался своим королевством лишь как источником дохода, что вело к его истощению. Когда юному Карлу/Вацлаву/Венцелю исполнилось 17 лет, отец поручил ему управление Чехией и Моравией. Карл оказался великим правителем. Он укрепил королевскую власть, вернул утраченные земли, эффективно развивал экономику. Причем не только Чехия ощутила на себе благотворное влияние этого мудрого короля, ибо был он еще и королем Германии (с 1346 года), а также императором Священной Римской империи (с 1355 года).

Поселившись в Праге, Карл оставил, быть может, самый яркий след в истории и облике города. По указу короля был построен названный впоследствии его именем Карлов мост – один из символов города, при нем был открыт первый в Центральной Европе университет, названный его же именем, в годы его правления отстроились Градчаны, Нове-Место и многое другое. Карл IV хорошо знал чешский язык, чем отличался от многих других правителей. Так что поистине «золотой век» Чехии и Праги связан с именем этого правителя, покинувшего мир в 1378 году и упокоившегося в крипте Собора Святого Вита. Прогуливаясь по современной Праге, часто встречая места и объекты, носящие имя Карла, вспоминайте его с благодарностью. Но и не забывайте, что нет, не было и не будет правителей, сумевших избежать нарастания противоречий исторического развития – ибо такова сама природа движения. Нарастали они и при Карле IV: через три десятилетия после его смерти одно из таких исторических противоречий выразилось в проповедях Яна Гуса, что привело его на костер, а народы – к гуситским войнам.

Староместская площадь – одно из самых главных «тусовочных» мест города. Здесь туристы каждый час образуют толпу, наблюдающую за движением фигурок в знаменитых часах на башне ратуши. На этой же площади стоит и величественный, необычный памятник Яну Гусу. Раз уж мы оказались рядом, поговорим сперва о памятнике, а потом о самом Яне Гусе.

Даже замысел об установке памятника национальному герою вызвал бурную реакцию в обществе: так была накалена атмосфера борьбы за национальное возрождение к концу XIX века. На предложение установить всего лишь мемориальную доску князь Карл Шварценберг в ходе заседания сейма с презрением отозвался о гуситах, назвав их бандой грабителей и поджигателей. Политическое движение младочехов ответило борьбой за установление памятника. Деньги собирали по народной подписке, была учреждена ассоциация для строительства памятника, которую возглавил известный меценат и коллекционер Войтех Напрстек. (В Праге существует музей Напрстека, о котором незадачливые туристы думают как о «музее напёрстков» и недоумевают – зачем туда ходить? В музее же представлена замечательная этнографическая коллекция.) Четверть века ушла на борьбу за памятник, и это время стало самым ярким периодом борьбы чехов за национальное возрождение, ставшей частью той самой цивилизационной динамики, о которой мы размышляем, гуляя по Праге. Памятник работы Ладислава Шалоуна был открыт в 1915 году, в день сожжения Яна Гуса – спустя 500 лет.

Вспомним, за что был жестоко казнен Ян Гус – магистр искусств, декан философского факультета и ректор университета, священник, проповедник, идеолог чешской реформации. В своих проповедях – на чешском языке, что само по себе было вызовом, – Гус критиковал церковь, считая себя искренним и преданным ее членом. Но его взгляды вступали в противоречия с позицией и практикой Католической церкви. Он, в частности, утверждал:

Прошло шестьсот лет… Мысли Яна Гуса, однако, не утратили свежей злободневности.

Со Староместской площади ведет много дорог в разных направлениях. Основной поток туристов отправится по Карловой улице и выйдет к Карловому же мосту. А мы соблазнимся красотой, ухоженностью, богатыми витринами и названием утопающей в зелени (а в мае – и в цветах) каштанов улице Парижской. И попадем в один из самых «раскрученных» районов Праги – Йозефов. Прежде там было еврейское гетто, где жил и работал раввин Иегуда Лёв бен Бецалель, сотворивший Голема, здесь сохранились синагоги, кладбище, действует еврейский музей.

Впервые я попал в этот район еще в свою первую поездку в 1975 году. В один из свободных дней я спросил у девушки за регистрационной стойкой гостиницы: «Куда бы мне сегодня сходить?» И получил ответ, прозвучавший для советского комсомольского уха как нечто запредельно непозволительное: «Сходите в жидовский музей». И дала мне проспект, на котором так и было написано: «Státní židovské muzeum» – «Государственный жидовский музей». Я тогда еще не знал, что из чешского языка (в отличие от русского) некому было на уровне государственной цензуры это слово изъять и перевести его в разряд предельно оскорбительных. Большевики после революции не просто смогли и сделали это, но и за употребление такого варианта названия евреев, распространенного во многих славянских языках, наказывали: сажали в тюрьму и даже расстреливали. Чешский язык в этом отношении остался недоразвитым. В свою последнюю поездку я уже почти спокойно читал на афише: «Perly židovské kultury».

Размышляя о цивилизационной динамике – не только в Праге, но и по всему миру, – нельзя обойтись без рассмотрения роли и влияния евреев. Для признания этого влияния исключительным по мощи и последствиям хватило бы иудаизма и порожденных им авраамических религий. Но евреи оказывали воздействие на мировую историю не только чрез религию, но и через развитие всех прочих сторон жизни почти всех народов мира: финансы и торговля, наука и искусства – повсюду на протяжении столетий возникают и действуют исторически значимые евреи. История пражских евреев длинна – ей, как минимум, тысяча лет – и типична для европейских евреев: их то изгоняли и преследовали, то снова им покровительствовали. В сегодняшнем респектабельном районе Йозефов не найти следов того ужасающего быта, в котором существовало гетто. В середине XIX века евреи были уравнены в правах, гетто упразднено, и большая часть домов снесена. Сохранилось несколько синагог, каждая из которых заслуживает посещения. Особой красотой отделки отличается Испанская синагога, особой древностью и местом рабби Лёва – Староновая синагога. На кладбище есть и могила знаменитого «отца Голема», к которой до сих пор приходят, чтобы загадать желание.

В непрекращающемся столетиями водоразделе пражской жизни на немецкую и чешскую евреи, занимая свою особую – «третью» – позицию, вплетались в немецкую жизнь в большей мере, в том числе и из-за языкового фактора: идиш был близок немецкому и многими считался просто вариантом немецкого языка, жаргоном. Среди чешских писателей еврейского происхождения, писавших на немецком языке, самым знаменитым является Франц Кафка. Были и другие, менее известные авторы – такие, как друг Кафки Макс Брод, публикатор его произведений. Судьба пражских евреев, не покинувших город в период нацистской аннексии, трагична: десятки тысяч были уничтожены в Бухенвальде, Маутхаузене и других лагерях смерти. На внутренние стены Пинхасовой синагоги нанесены имена 77 297 погибших евреев, и список этот непрерывно читается вслух.

Пройдя сквозь еврейский район Праги, грех не зайти в расположенный рядом Анежский монастырь. Его в XIII веке основали Анежка Пршемысловна и ее брат – чешский король Вацлав I, которого не следует путать с другим Вацлавом – князем и святым, жившим на три столетия раньше, считающимся «патроном Чехии», символом национального возрождения. В честь святого Вацлава названа одноименная площадь, его могила в Соборе Святого Вита – место паломничества, а день его гибели 28 сентября 935 или 936 года – День чешской государственности. В Анежском (или св. Агнессы Чешской) монастыре нас ждет великолепная коллекция чешского средневекового искусства, в которой, среди прочего, совершенно неожиданные, невероятные работы «мастера Теодориха» и работы безымянного «мастера Тржебоньского алтаря». Поражают они исключительным мастерством и очевидным предвосхищением будущего Возрождения. Только произойдет это Возрождение не в Чехии, а в Италии, а этот всплеск гениальности затихнет, подавленный атмосферой гуситских войн. Такая вот еще одна «цивилизационная петля»…

Продолжим «цивилизационную прогулку» по Праге и воспользуемся близостью к монастырю площади Республики, на которой мы постоим и мысленно перенесемся в век XIX – век борьбы за чешское национальное возрождение и время взлета панславизма. На самой площади расположен Общественный дом – здание, знаменующее итог борьбы за национальное возрождение: именно здесь в 1918 году была провозглашена независимость Чехословакии, именно поэтому и площадь была переименована: из площади Франца Иосифа стала площадью Республики.

Michail PogodinЗа сотню лет до этого возникло движение «будителей» – тех, кто пробуждает национальное самосознание. Настойчивая германизация, проводимая Габсбургами, не могла не вызвать противодействия со стороны чехов. Интересно привести наблюдения русского писателя, историка, издателя Михаила Погодина, посетившего Прагу в 1835 году.

«Страна плодоносная и богатая всеми произведениями природы. Промышленность процветает. Все города с четвероугольными площадями посредине, как в Силезии, Галиции, Моравии. Славянство, зато чистое, остается только в деревнях. Города тем больше и значительнее, чем менее заключают в себе славянского, и тем сильнее подчиняются началу немецкому. Столичный город Прага есть уже немецкий город. По-чешски говорят одни простолюдины. Дворянство онемечилось совершенно и живет летом в поместьях, а зимой в Вене, где и веселится на привезенные деньги. Оно пренебрегает даже природным языком, носит, по большей части, немецкие имена. Среднее состояние, купечество, глядя на него, также подделывается под немецкий лад, старается закрыть свое происхождение и говорить по-чешски. Притом в городах везде множество немецких поселенцев, купцов и ремесленников, большая часть чиновников – немцы. Только образованный класс, ученое сословие, несколько духовных лиц преданы своему древнему отечеству, своему родному языку. Нечего говорить уже о том, что язык правительственный, судебный есть язык немецкий. В университете все науки преподаются по-немецки. Для чешской литературы одна кафедра, и та всегда в руках посредственностей. В гимназиях также язык немецкий. Даже в самых низших училищах поселяне принуждены учиться по-немецки, несмотря на свое отвращение от совершенно для них чуждого языка. В военной службе нельзя сделаться капралом, не зная по-немецки. Духовные заведения в руках католического духовенства, часто иезуитов, врагов славянской национальности…»

Чешские историки, филологи, некоторые чехи-аристократы стремились сберечь от угасания и забвения чешскую культуру и историю, хотели не дать чешскому языку исчезнуть под давлением германизации. Ими основывались Чешское общество наук, Чешский национальный музей, их озабоченность перерастает в политическую борьбу, приведшую к бунту 1848-1849 годов. Революция 1848 года во Франции накалила атмосферу во всей Европе. В зависимости от конкретных условий в одних странах вспыхнули движения за национальное объединение (Германия, Италия), в других – за национальную самостоятельность (Венгрия, Польша, Чехия). Поводом для бунта в Праге стали события в Вене, когда в сформированном венском парламенте не нашлось места славянам. Венграм удалось из Австрийской империи сделать Австро-Венгерскую, чехам же «стать третьими» не удалось. В знак протеста в Праге 24 мая 1848 года был созван первый Славянский съезд, на котором присутствовали и российские подданные – Михаил Бакунин и инок Алимпий (Афанасий Зверев), объявившие себя «представителями русского народа». После съезда возник Временный правительственный комитет, заявивший о неповиновении венскому правительству. Начались забастовки и митинги, толпы народа собрались на Вацлавской площади в Праге, распевая: «Гей, славяне! Гей, славяне! Будет вам свобода, если только ваше сердце бьется для народа». К взбунтовавшейся Праге подступили войска фельдмаршала Виндишгреца (вспомним песенку Швейка: «Как пан Виндишгрец и прочие паны генералы утром спозаранку войну начинали») и открыли артиллерийский обстрел города. Восставшие капитулировали, участники арестовывались, революционные комитеты разогнаны, печатные органы закрыты. Революция продолжалась недолго, пять дней: с 12 до 17 июня 1848 года. А что неистовый революционер, теоретик анархизма, переводчик на русский «Манифеста» Карла Маркса и прочая, и прочая Михаил Александрович Бакунин? Из Праги ему так или иначе – существуют разные версии – удалось скрыться и продолжить свою яркую жизнь, в которой будут и революции, и осуждение на смертную казнь, и тюремные заключения, и ссылка, и побег из Сибири через Японию и Америку в Лондон, и активная творческая и политическая деятельность.

Памятуя, что наша прогулка по Праге «цивилизационная», приведем одно высказывание Бакунина. В своем «Воззвании к славянам», написанном после пражского восстания, он провозглашает целью европейского революционного движения «учреждение всеобщей федерации европейских республик». Отметим это, наблюдая за нынешним Евросоюзом, и вспомним еще одно рассуждение Михаила Бакунина, в котором он говорит: «Прага – бытие живое. Как душу человеческую нельзя уничтожить, так и Прага бессмертна. Почему? Очень уж крепок фундамент этого города, опутанный, словно коконом, первородными корнями и верой предков-строителей. Именно поэтому Прагу не разрушить ни революциями, ни войнами, ни мелкими бунтами… Она заговорена своей прародительницей Либуше на созидание!.. Разрушители ей не нужны, и она сама избавляется от анархистов-бунтарей!..»

8 Kart

Выдающийся цикл Альфонса Мухи под названием «Славянский эпос» проникнут духом славянского единства, его величественной взаимопереплетенной истории

Прежде чем покинуть площадь Республики, надо обязательно заглянуть в Общественный дом – шедевр чешского модерна. Построенное в начале ХХ века по проекту архитекторов Антонина Бальшанека и Освальда Поливки здание поражает великолепием и красотой декора. Внутри расположено шесть залов и около полутора тысяч прочих помещений, над оформлением трудились лучшие художники того времени и среди них – Альфонс Муха, о котором мы не можем не вспомнить, размышляя о «панславизме».

Его выдающийся цикл – 20 полотен большого (6 на 8 метров) размера – под названием «Славянский эпос» проникнут духом славянского единства, его величественной взаимопереплетенной истории. Профинансировал этот грандиозный проект американский миллионер Чарльз Крейн. Работа продолжалась 20 лет и к 1928 году была окончена, все картины были переданы Праге. После первой выставки картины сперва оказались в депозитарии Национальной галереи, а потом были отвезены в город Моравски-Крумлов, где оставались на протяжении десятилетий. Второй раз в своей истории работы были одновременно представлены пражской публике лишь в 2011 году. Сейчас они снова в ожидании специального помещения, как это и оговаривал художник, передавая картины городу. Вот названия некоторых из полотен: «Славяне на исконной родине», «Проповедь магистра Яна Гуса в Вифлеемской капелле», «После Грюнвальдской битвы», «Отмена крепостного права на Руси»… В общем, этот цикл можно считать художественным памятником, образом панславизма.

А теперь пройдем мимо Пороховой башни, двинемся по Пришкопу в сторону Вацлавской площади, размышляя о том, что наполеоновские войны способствовали развитию и укреплению панславизма. Но в той же мере они поспособствовали и развитию пангерманизма. Пангерманизм, однако, привел к объединению немецкой государственности. Панславизм не смог решить аналогичной исторической задачи.

Чего не хватило? Духа? Или чего-то более приземленного, рационального? Видимо, не было у славян общей цели, каждый славянский народ боролся и мечтал о своем: поляки мечтали избавиться от опеки России, чехи – Австро-Венгрии, южные славяне – от Османов… А славяне российские о чем мечтали? О разном, но в чем-то сходном с мечтами прочих славян: об избавлении от империи. Только те хотели избавиться от чужих, русские же – от своей собственной.

На углу Пришкопа и Панской улицы мы не можем не приостановиться: именно здесь поручик Лукаш выгуливал краденого пинчера, когда его заметил полковник Краус фон Циллергут, который «был редкостный болван. Рассказывая о самых обыденных вещах, он всегда спрашивал, все ли его хорошо поняли, хотя дело шло о примитивнейших понятиях, например: “Вот это, господа, окно. Да вы знаете, что такое окно?” Или: “Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе. Да-с, господа. Знаете ли вы, что такое канава? Канава – это выкопанное значительным числом рабочих углубление. Да-с. Копают канавы при помощи кирок. Известно ли вам, что такое кирка?” Он страдал манией всё объяснять».

Улыбнувшись, вспоминая «Похождения бравого солдата Швейка», пойдем дальше, осознавая, что время – циклично. Во всяком случае, в Праге оно точно циклично: рассматривая дома, улицы и площади, вы будете двигаться по шкале времени то вперед, то назад: Прага, повторю, многомерна и многослойна. И мерой, равно как и слоями, служат ей ни много ни мало разные цивилизационные пространства. А потому – Прага не вмещается в статью или в очерк.

«Не вмещается…»

«При желании можно выклянчить всё: деньги, славу, власть. Но не Родину. Тем более такую, как моя. Россия не вмещается в шляпу, господа нищие, не вмещается!» – из монолога Чарноты, «Бег» Булгакова.

Наша «цивилизационная прогулка» не будет мало-мальски полной, если мы обойдем стороной тему русских в Праге. У этой темы две стороны – светлая и печальная. Светлая – это, например, приезд Чайковского.

Чайковский посетил Прагу в 1888 году. Впоследствии Пётр Ильич вспоминал десять дней, проведенных им в Праге, как «высшую точку земной славы, которую ему суждено было испытать при жизни», как «мгновения абсолютного счастья». Чайковский посетил премьеру балета «Лебединое озеро» в Национальном театре, дал согласие на постановку в Праге «Евгения Онегина». Композитор вспоминал: «Меня встречали здесь как какого-то представителя всей России. Всё мое пребывание здесь было вереницей всяких празднеств, осмотров достопримечательностей, серенад, репетиций, концертов. Меня с утра до вечера угощали, возили, всячески ласкали и баловали. Сами концерты имели колоссальный успех. В Праге я испытал много чудных минут…»

Памятными были пребывание в Праге полководца Александра Суворова или полулегендарный визит Петра Первого. Многие русские посещали Прагу в веке XIX: Тютчев, Хомяков, Вяземский, Достоевский, Майков… Но всё это – путешествия, туризм. Впрочем, порой к этому примешивались и попытки осмыслить текущее, призвать к единению. Вот что писал Фёдор Тютчев чешскому поэту Вацлаву Ганке:

Вековать ли нам в разлуке?
Не пора ль очнуться нам
И подать друг другу руки,
Нашим кровным и друзьям?

Но это – раздумья.

А вот межвоенный период века ХХ – это совсем иное. Это – «бег». Но этому «бегу» предшествовали важные исторические события – приезды в Прагу Ленина.

Ленин побывал в Праге трижды. Два раза совсем коротко, по одному дню, – налаживал конспиративную транспортировку газеты «Искра» и иной революционной литературы в Россию. А в январе (с 5-го по 17-е) 1912 года провел здесь историческую – во всех смыслах – VI (Пражскую) Всероссийскую конференцию РСДРП, после которой появилось фактически две партии – большевиков и меньшевиков. Однако лишь через пять лет в аббревиатуре названия партии появилась маленькая буковка: РСДРП(б). Глубоко и успешно законспирированная конференция прошла здесь на тихой Гибернской улице – неподалеку от Пороховой башни, в здании Народного дома. Потом тут размещался музей Ленина. Сейчас музея нет. Тем не менее: Прага – родина большевизма! Стало быть, в том грандиозном цивилизационном повороте истории, который произошел после Октябрьской революции в России, Прага свою роль сыграла. Сыграла она ее и в судьбе русской эмиграции, возникшей после революции.

В своей памятной поездке 1975 года я регулярно посещал книжные магазины. Странность того советского времени состояла, в частности, не только в дефиците каких-то промышленных товаров, что можно было как-то объяснить и даже оправдать особенностями строительства социализма, но и в дефиците необъяснимом. К таковому относился хронический дефицит советских же книг. Поэтому покупка книг наших советских издательств не в ближайшем к дому магазине, а за рубежом, за драгоценную валюту, имевшуюся в строго ограниченном количестве, была проявлением глубокой сюрреалистичности той эпохи и того общественного строя. Бродя по улицам Праги, я забрел в букинистический магазин и обнаружил на полках просто несметные сокровища книг на русском языке, изданных как до революции, так и в эмиграции. Книги были в свободном доступе на полках. У меня разбежались глаза, я не знал – что взять на имевшиеся у меня жалкие кроны. Чтобы узнать стоимость, я с одной из выбранных книг подошел к продавцу-кассиру, сидевшему у входа. А он мне объяснил, что книги не продаются и что я зашел в библиотеку. Я смутился, огорчился, но еще некоторое время рылся в книгах, обращая теперь внимание на незамеченные сперва формуляры, лежавшие в приклеенных к внутренней стороне обложки кармашках. На формулярах, как это заведено во всем мире, записывалась фамилия читателя и даты: когда книга взята и когда возвращена. На всех были русские фамилии, иногда записанные русскими, иногда латинскими буквами. Последние даты на формулярах относились к концу 30-х годов. Я прикоснулся к истории, к самой ее трагической – для русского человека – странице.

Чехословакия возникла в 1918 году в результате распада Австро-Венгрии. Ее первым президентом стал Томаш Гарриг Масарик (1850–1937). Именно благодаря ему в Праге нашли приют многие русские эмигранты. Организованная им «Русская акция» включала в себя создание системы образования и проведения научных исследований для русских эмигрантов, их материальную поддержку.

Но роль Масарика в судьбе России не ограничивается этим благим делом. Он всегда был и оставался политиком, настроенным антикоммунистически и потому враждебно по отношению к Советской России. До провозглашения независимости Чехословакии профессор Пражского университета Масарик защитил докторскую диссертацию по теме «Самоубийство как социальное явление», читал курсы философии, истории, социологии, издавал журнал «Атенеум», был депутатом австро-венгерского парламента и идейным лидером создания государства чехов и словаков. Когда в России произошла Февральская революция, Масарик озаботился судьбой плененных чехов и словаков. Получив поддержку Временного правительства, он в июле 1917 года приезжает в Россию, где встречается с Борисом Савинковым – боевиком, ставшим в то время заместителем военного министра. Савинков отдал распоряжения о необходимом вооружении и снабжении будущих чехословацких легионов. Масарик едет в Киев и создает филиал Чехословацкого национального комитета, а в октябре 1917 года генерал Духонин – начальник штаба при верховном главнокомандующем Керенском – подписывает приказ о Чехословацком корпусе из трех дивизий. Вплоть до Октябрьской революции части корпуса сражались с германцами на Юго-Западном фронте. В январе 1918 года – еще до официального провозглашения Чехословакии, это произойдет лишь в ноябре, – Масарик объявил, что Чехословацкий корпус является автономной частью чехословацкой армии во Франции. В марте Россия подписывает с Германией Брестский мир и выходит из войны. Франция и Англия заинтересованы в продолжении участия России в войне против Германии и, разумеется, стремятся свергнуть новое революционное правительство России, уклоняющееся от союзнических обязательств. В возникших обстоятельствах Чехословацкий корпус как часть французской армии должен воевать на Западном фронте на стороне Франции. Но как туда добраться? Принимается решение, согласованное с новым советским правительством, о переезде корпуса через Сибирь, Владивосток и далее через США кружным путем в Европу. Масарик в марте 1918 года вновь в России и вновь встречается с Савинковым, который теперь уже борется с большевиками, возглавляя созданный им Союз защиты Родины и свободы. Сохранились дневниковые записи Масарика об этой встрече, из которых становится ясно, что, помимо прочего, обсуждались вопросы вооруженного террора. В частности, Масарик записывает: «Террор: покушение на великого князя Сергея стоило всего лишь 7000 рублей. Плеве – 30 000. Я могу предоставить некоторые финсредства – пишу, чтобы Клецанда дал 200 000 рублей…» Впоследствии, в 1924 году, когда Борис Савинков предстал в качестве обвиняемого на судебном процессе, он рассказал, что двести тысяч предназначались для убийства Ленина. А Клецанда, который должен был дать деньги, – это оперативный офицер связи между корпусом и Чехословацким национальным комитетом.

Cheh legionИстория Чехословацкого корпуса хорошо известна. Отметим здесь лишь роль Масарика, который лично дает указания командирам корпуса – генералам Гайде и Сырове, – информируя их о вполне решительных и воинственных настроениях французского и английского штабов, которые Масарик представляет. В ответ генералы докладывают: «Оружия, которое нам оставили, вполне хватит для того, чтобы разделаться с большевистскими войсками, с которыми мы можем встретиться на пути к Владивостоку», а «хорошо дисциплинированной дивизией можно отвоевать всю железную дорогу до Омска». А потом был «чехословацкий мятеж»: корпус отказался сдавать оружие и по всей линии его движения, от Среднего Поволжья до Сибири, советская власть пала, формировалась новая власть.

Размышляя о причинах Гражданской войны, Антон Деникин писал: «Главный толчок к ней дало выступление чехословаков <…>. Их выступление сыграло чрезвычайно важную роль в истории развития противобольшевистского движения». Подтверждает эту точку зрения и взгляд со стороны большевиков. Вот что писал советский дипломат Иван Майский: «Вмешательство чехов в российскую революцию навсегда останется тяжелым воспоминанием для трудящихся масс Советской республики. Вольно или невольно чешские войска сделали этот шаг, но последствия его оказались для русских рабочих и крестьян поистине роковыми. Не вмешайся Чехословакия в нашу борьбу, не возник бы Комитет членов Учредительного собрания, и на плечах последнего не пришел бы к власти адмирал Колчак. Ибо силы самой русской контрреволюции были совершенно ничтожны. А не укрепись Колчак, не могли бы так широко развернуть свои операции ни Деникин, ни Юденич, ни Миллер. Гражданская война никогда не приняла бы таких ожесточенных форм и таких грандиозных размеров, какими они ознаменовались; возможно даже, что не было бы и Гражданской войны в подлинном смысле этого слова».

Таковы превратности истории: Масарик, ставший одним из лиц, способствовавших возникновению Гражданской войны в России, явился тем добрым ангелом, который оказал помощь одной из жертв этой войны – русской эмиграции. Мы, потомки русского народа, вовлеченного в братоубийственную войну, относимся к этой помощи с искренней благодарностью. Некоторые историки, однако, напоминают, что якобы Чехословацкий корпус вывез из России часть того золотого запаса, который был ему передан свергнутым Колчаком. Существует версия, что вернувшиеся в Чехословакию легионеры основали на эти деньги банк. Не все, однако, считают эту историю достоверной. Как бы то ни было, но только с 1921 по середину 1927 года на поддержку русских эмигрантов правительством Чехословакии (Масариком) было выделено 489 миллионов крон (приблизительно 170 миллионов долларов). Видимо, это значительно большая сумма, чем та, которую легионеры могли вывезти из Сибири даже по самым смелым оценкам.

В 20-е годы русские эмигранты появились в Праге не самозванно, а по приглашению правительства. Вспомним некоторые имена: Марина Цветаева, Владислав Ходасевич, Игорь Северянин, Сергей Булгаков, Пётр Струве, Игорь Сикорский, Иван Бунин, Василий Немирович-Данченко, Ян Станкевич, Константин Бальмонт, Евгений Чириков, Владимир Брандт, Альфред Бем, Пётр Савицкий, Сергей Войцеховский, Николай Лосский, Аркадий Аверченко и многие-многие другие – тысячи русских людей.

О Марине Цветаевой и ее судьбе говорится и пишется немало, часто вспоминается и ее стихотворение, посвященное рыцарю Брунсвику – памятнику, стоящему возле Карлова моста. В своей прогулке мы к нему тоже подойдем и увидим сверкающую на солнце позолоченную шпагу. О других русских эмигрантах вспоминают реже. Чуть-чуть восполним этот пробел, опираясь на сведения из книги Натальи Командоровой «Русская Прага».

Весной 1922 года в Прагу прибыл Никодим Павлович Кондаков (1844–1925) – выдающийся русский ученый, историк искусств, археолог, знаток историко-культурной проблематики искусства, создатель оригинальной методики исследования произведений средневековой восточнохристианской живописи, действительный член Российской академии наук и Академии художеств. Кондаков преподавал в Пражском Карловом университете, воспитал значительное количество учеников. Его учениками и последователями в Праге был создан «Семинарий имени Н.П. Кондакова» (Seminarium Kondakovianum). Для нашей «цивилизационной прохазки» уместно будет высказывание Кондакова о собственном научном творчестве: «Что касается меня, то я всегда был занят исследованием того, как мир античный, греко-римский, преобразовался в мир новый, европейский, и стремился показать, как главная роль в этом процессе принадлежала Византии, восточному центру Европы».

Вспомним Ивана Алексеевича Бунина, для которого Прага стала временным прибежищем – после того, как он написал президенту Масарику в 1921 году: «Ныне я эмигрант, человек, всегда бывший чуждым политике, но принужденный покинуть Родину по причинам, хорошо известным всему культурному миру, находящийся в большой нужде». Не преминул поблагодарить Масарика и Дмитрий Мережковский: «Вечная благодарность русских людей Вам и Вашему народу за то, что Вы осуществили больше всех других славянских народов великую идею нашего братства».

В Праге в 1924 году выходит поэтический сборник Константина Бальмонта «Мое – Ей», посвященный своей далекой родине. Бальмонт не жил в Праге, он лишь посетил ее в 1927 году, однако именно он составил антологию чешской поэзии, переводил чешских поэтов, а в 2001 году в архивах Национальной библиотеки была обнаружена считавшаяся потерянной рукопись Бальмонта «Душа Чехии в слове и в деле».

Хочется хотя бы просто упомянуть таких выдающихся людей, как философ и экономист о. Сергий Булгаков, братья Антоний и о. Георгий Флоровские – историк и философ, лингвист Николай Сергеевич Трубецкой, биолог Михаил Михайлович Новиков, философ Николай Онуфриевич Лосский… Все они и многие другие – гордость и слава русского народа, русской и мировой культуры и науки. То, что они нашли прибежище в Праге, делает этот город дня нас еще ближе и дороже.

Наша прогулка продолжилась. По улице Пришкоп мы вышли к началу Вацлавской площади, увидели всю ее великолепную перспективу, завершающуюся величественным Национальным музеем и конной статуей Вацлава, затем пошли дальше по Народному проспекту, вспоминая, что во времена немецкой оккупации он назывался Викторияштрассе, или улица Победы. Победа немцев была – как распорядилась история во главе с Советским Союзом и Красной армией – временной. Но вся человеческая история – политическая, духовная, моральная и всякая иная – кардинально изменилась после десятилетия нацизма в Европе. Живший в Праге русский историк Николай Андреев в своих воспоминаниях писал: «1934 год заставил меня уже иными глазами посмотреть на Прагу и на всё, что происходило в Чехословакии. Я посмотрел на Прагу – и что же я увидел? Надо заметить, что вся так называемая русская акция в Чехословакии, то есть конкретная финансовая помощь русской молодежи и ученым, всё это проходило под знаком неприятия Советского Союза. Президент Масарик не признавал де-юре советскую власть, а так как тысячи, даже десятки тысяч чехов, так называемых легионеров, проделали путь по взбаламученной революцией России, сами принимая участие в антибольшевистской борьбе на Волге, в Сибири, все они были настроены против Советов. Это и явилось предпосылкой к тому, что подобная акция стала возможна. Легионеры прекрасно понимали: Советы не могут стать друзьями славян. Коммунистическая власть в корне отличается от национальных правительств. Поэтому если Россия и нужна в качестве опоры для других славянских государств, то лучше, чтобы она была антибольшевистской. Поэтому в Чехословакии и проводилась соответствующая политика, а коммунисты, в сущности, являлись гонимым меньшинством. Это был фон. Таким он был повсюду. Вся Восточная Европа, как и Чехословакия, была антибольшевистской».

19 KartТомаш Масарик произнес, однако, пророческие слова: «Все малые народы Востока нуждаются в сильной России, в противном случае они будут предоставлены на милость немцев и австрийцев: союзники должны поддерживать Россию при любых обстоятельствах и всеми средствами. После захвата Востока немцы будут завоевывать Запад». На следующий год после смерти президента Масарика его детища – первая Чехословацкая республика, а вместе с ней и «Русская акция» помощи эмигрантам из России – прекратили свое существование. В 1939 году Чехословакия исчезла как самостоятельное государство, а ее территория была разделена между Третьим рейхом, подконтрольным ему Протекторатом Богемии и Моравии, формально независимой Словацкой республикой, Польшей и Венгрией. В Лондоне было образовано правительство в изгнании под руководством Эдварда Бенеша.

Не все чехи стали покорной фашизму массой, трудолюбиво ковавшей на чешских заводах оружие и транспорт для рейха. В июне 1942 года чешские диверсанты-парашютисты, подготовленные в Лондоне, были сброшены в разные районы вблизи Праги. Действуя в соответствии с разработанным планом операции «Антропоид», они совершили покушение на рейхспротектора Богемии и Моравии Рейнхарда Гейдриха. От полученных ранений он скончался, а за диверсантами началась охота, было введено чрезвычайное положение. Уже в день покушения была окружена деревня Лидице, в которой предположительно жили родственники чешских пилотов, сбежавших в Великобританию. Информация не подтвердилась, но все мужчины в деревне старше 16 лет (172 человека) были расстреляны, женщины угнаны в концлагерь, а деревня сожжена дотла.

После убийства Гейдриха часть бойцов Сопротивления, включая всех парашютистов, укрывались в крипте кафедрального собора святых Кирилла и Мефодия Чешской православной церкви в Праге – к ней мы подойдем в ходе прогулки, свернув с Народного проспекта на улицу Спалену, а затем, после Карловой площади, повернем направо, на Житную. Один из участников Сопротивления стал предателем, и немцы узнали, что парашютисты укрываются в соборе. 18 июня войска провели штурм церкви. Оказавшись в безвыходной ситуации, защитники церкви покончили с собой, позднее были расстреляны и священники, Чешская православная церковь была запрещена, ее имущество конфисковали, духовенство подверглось арестам и заключениям. Поклонившись памяти этих героев, мы выходим на набережную Влтавы – в той ее части, которая носит имя Масарика. Прогуляемся по набережной, восхищаясь красотой города, островами Славянским, Стрелецким и Детским, приблизимся к мосту Легионов и Народному театру.

Перед нами откроется один из самых впечатляющих видов на рукотворный городской пейзаж, какие только есть на белом свете: панорама левого берега Влтавы, увенчанного Пражским Градом. Любоваться им можно из многих мест, но самое, наверное, лучшее – то, к которому мы подошли: с угла моста Легионов и набережной Сметаны. Справа перед нами набережная, завершающаяся Староместской мостовой башней, в середине – Карлов мост, слева – остров Кампа, за ним – Петршинский холм с башней, а позади всех этих и многих неназванных красот вздымаются, возносясь над Малостранскими дворцами, Градчаны, увенчанные Пражским Градом со шпилями Собора Святого Вита, выстроенного на месте капища древнеславянского бога Световида, белее известного у нас под именем Сварога. Долгий и непрямой путь истории, «цивилизационной динамики» прошла Прага и дошла до нас в этой величественной красоте. Уцелел город и в ходе самой разрушительной войны в истории человечества – Второй мировой.

New 21a

В анкете моего покойного тестя – полковника Евгения Бортникова – в графе «Пребывание за границей» указано: «Чехословакия, Прага, май 1945 года». А среди хранимых в семье боевых наград есть и медаль «За освобождение Праги». Пражская наступательная операция 6–11 мая 1945 года – последняя стратегическая операция Красной Армии в Великой Отечественной войне, в ходе которой была уничтожена немецкая группа армий «Центр» и часть сил группы армий «Юг», от немецких войск была освобождена Чехословакия и ее столица Прага.

А потом начался период строительства социализма, на карте города появлялись и новые имена, и новые постройки. В жизнь людей входило новое счастье: многим оно пришлось по душе, но некоторым вовсе не хотелось его принимать. Были и те – и у нас в СССР, и в других странах народной демократии (так их тогда называли), – кто видел и принимал социалистическое счастье и светлое коммунистическое будущее, но считал, что идти туда нужно другим путем, что проживать при этом нужно иную жизнь: более свободную и комфортабельную. На этой почве возникли так называемые диссиденты, взыскующие «социализма с человеческим лицом». Кто-то взаправду хотел именно этого, а кто-то хотел гибели этого чертова социализма и надеялся, что под видом борьбы за его улучшение можно будет социализм-коммунизм угробить.

Так и случилось.

Вспоминается чешский анекдот из 60-х годов прошлого века.

В пражский банк заходит гражданин и спрашивает:

– Могу я положить в ваш банк 20 крон? (Это небольшая сумма: кружка пива стоила около полутора крон.)

– Да, пожалуйста.

– Скажите, а ваш банк не лопнет?

– Ну, что вы, конечно нет. Это же государственный банк.

– А государство не лопнет?

– Разумеется, нет… Оно входит в социалистическое содружество, является членом Варшавского договора.

– Простите, а это содружество не лопнет?

– Ну как же оно может лопнуть, если за ним стоит мощь Советского Союза?

– Извините, а Советский Союз не лопнет?

– Ну, знаете!.. И вам на это 20 крон жалко?

Постоим еще немного на набережной Влтавы. Какие-то из этих роскошных жилых домов постройки начала и первой половины XX века принадлежали семье Гавелов. Первый Вацлав Гавел – дедушка президента – был, как сейчас сказали бы, девелопером. Его активная деятельность относится ко второй половине XIX века и началу века ХХ. Он построил знаменитую «Люцерну» на Вацлавской площади, основал кинокомпанию «Люцернафильм». Его сыновья – тоже Вацлав и Милош – приумножили богатство семьи. В их владении была киностудия «Баррандов», охотничьи угодья – около полутора тысяч гектаров, – рестораны и эти самые доходные дома на берегу Влтавы с потрясающим видом из окон. Дед Гавела по материнской линии, Гуго Вавречка, был редактором «Народной газеты», послом в Венгрии и Австрии, в 1938 году занимал пост министра пропаганды. Третий Вацлав, будущий президент, родился в 1936 году, и его жизнь – жизнь наследника весьма доходных капиталов – представлялась радужно-безоблачной. Но приход к власти коммунистов в 1948 году круто изменил всё: имущество семьи было конфисковано. Началась новая жизнь «с нуля», сформировавшая литератора, из которого естественным путем вырос диссидент, активно боровшийся за «демократию и права человека».

В 1968 году Вацлав Гавел выступил против вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию. В последующие годы он подвергался арестам, в общей сложности за два десятилетия около 5 лет провел в тюрьмах, но не прекращал своей политической борьбы. В апреле 1975 года – за месяц до моего первого приезда в Прагу – Гавел написал «Открытое письмо Густаву Гусаку». Густав Гусак был в то время генеральным секретарем ЦК Компартии Чехословакии, а вскоре после этого письма стал ее первым президентом. Письмо представляет собой весьма объемистый текст, его вполне можно считать, как минимум, брошюрой, в которой изложены озабоченности Гавела и его поколения ходом дел в стране. Соглашаясь с тем, что в экономике дела идут неплохо и люди живут хорошо, Гавел подчеркивал, что консолидированное общество – лишь видимость, что Чехословакия переживает глубокий духовно-нравственный кризис, поражался тому, что власть неспособна извлечь уроки из собственного прошлого, опасался, сколь «бессмысленными, суровыми и долговременными будут последствия, какие будет иметь нынешнее насилие для наших народов».

Майским 1975 года вечером я зашел в одно из пражских молодежных кафе, где звучал музыкальный автомат, танцевали и пили пиво. И я танцевал и пил пиво, чувствуя себя вполне в своей тарелке. Во время паузы между музыкой и танцами ко мне подошел слегка подвыпивший молодой человек, чуть постарше меня. Рядом с ним были его друзья. Они образовали вокруг меня полукруг, создававший ощутимое напряжение. Молодой человек сделал шаг вперед. Выбросил в мою сторону руку и сказал: «Ты Леонид Брежнев! Вот мое чешское сердце, – он прижал к своей груди правую ладонь. – Где твой нож?»

Конфликта не получилось: я никого не боялся, и они это почувствовали. Может, это был Вацлав Гавел? Вряд ли… Тот парень на 39 лет не выглядел…

Продолжает свое царственное существование великолепная европейская Прага, длится европейское цивилизационное путешествие чехов, словаков, поляков, словенцев, сербов, хорватов…

Европейские славяне. А что, есть и другие? Европа – она же «до Урала». А в культурном отношении и «до Владивостока». Мы – русские – европейцы? Евроазиаты? Едины ли европейские славяне, если да, то в каком отношении? Давно ли они перестали друг друга убивать? Давно ли Вацлав Гавел признал оправданными бомбежки Югославии? Не стреляют ли славяне друг в друга сегодня на Донбассе? Что нас объединяет, что может объединить? Религия? Точно не может: внутрихристианская резня существует столько же, сколько христианство во всех его изводах. Объединительной идеологии придумать не удалось. Навязывать друг другу пробовали, да вышло всё совсем плохо: породили широкий спектр взаимных чувств – от недоверия до ненависти. Не то что общеславянские, мы и общерусские ценности нащупать пока не можем.

21 Kart

Кажется, я в тот вечер уже различал некие облики в неведомом грядущем. Я слышал их говор, крики, чуял их запахи. Видел костры на мосту, некогда звавшемся Карловым, видел остовы трамваев, превращенных в ночлежные полости, видел руины того, что было прежде жилищем, с любовью и мастерством украшенным изысканными орнаментами…

Сидя вечером за кружкой пива где-нибудь на берегу Влтавы – например, на Кампе, вблизи моста, за спиной у рыцаря Брунсвика, – можно увидеть будущее… Кажется, я в тот вечер уже различал некие облики в неведомом грядущем. Я слышал их говор, крики, чуял их запахи. Видел костры на мосту, некогда звавшемся Карловым, видел остовы трамваев, превращенных в ночлежные полости, видел руины того, что было прежде жилищем, с любовью и мастерством украшенным изысканными орнаментами… Видел облысевшие холмы, отдавшие свои деревья для обогрева пришельцев…

Но пиво заканчивается, бьют часы, кукарекает петух, и видение исчезает. Нет-нет, я еще раз повторю: Прага вовсе не мистический город!