Альманах РиЭ

Альманах №19

Альманах №18

Альманах №17

Альманах №16

Альманах №15

Семинары ИЦ «Аксиология»

Аксиология и онтология Зла

Манипуляция сознанием

Akashi

Эзотерика вчера и сегодня

Transhumanism

Аксиология трансгуманизма

 

Таким образом, «дух законов» для древнего, средневекового, имперского и советского Русского (евразийского) мира не может не быть един. Причем речь идет именно о Русcком праве, Русском законе. Вадим Кожинов писал: «Ведь все туранские народы, за исключением поволжских, то есть сравнительно многочисленные, вошли в состав Российской империи не более 200 лет назад. И я думаю, что когда мы говорим о евразийской сущности России, то мы должны иметь в виду именно русских людей, вне каких-то других: именно и прежде всего русские – евразийцы».

В целом в истории мы обнаруживаем две основные парадигмы государства и права. Современная теория государства и права условно называет их западной и восточной. Для первой характерен примат собственности над властью, для второй – напротив, власти над собственностью. Но есть и еще одно разделение, как бы «обратно дублирующее» первое, – в самой структуре правовой нормы: «Хорошо бы, если бы…» (в древнем «желательном падеже»), – «дхармическое право», арийская, ведическая структура. И «если…, то…, иначе…» – авраамическое право, «греко-иудейская» (Жак Аттали) цивилизация. Арийская цивилизация – на самом деле Восток, а не Запад. Древнейшее право ариев связано с понятием rita (у славян – рота), означающим то, что возникает при изведении Порядка из Хаоса через перворасчленение Пуруши.

Об исторических Индии, Персии мы здесь не говорим. Нас интересует Русь, Россия и их продолжение – СССР и сегодняшний Русский мир. «Что касается семантики этого термина (rota), – пишет исследователь древнейшей Руси Михаил Серяков, – то различные источники свидетельствуют, что, как и рита в Индии, рота на Руси означала вселенский закон, согласно которому обязаны жить и боги, и люди. Нарушение же роты ставило под угрозу само устройство Космоса и потому обрекало преступника на гибель».

Рота становится законом княжеским и санкционируется великим князем. Так, в тексте договора 971 года читаем: «Азъ Святославъ, князь руский, якоже кляхъся, и утверждаю роту свою». Серяков продолжает: «В тексте договора Игоря 945 года говорится, что мир между Русью и Византией заключается на все лета, “додне же съяеть солнце и весь миръ стоить”. Мир, основанный на роте, заключался на вечные времена и был обязателен для русов-язычников на все время существования Вселенной, а не одной лишь Земли – на это однозначно указывает ссылка на Солнце. И наоборот: договор считался утратившим силу в случае гибели Вселенной или, говоря другими словами, когда мировой космический закон перестанет действовать. В этой связи показательно, что в Индии понятие “путь Солнца” было фактически эквивалентно “пути риты”».

После Крещения Руси слово рота порицается, но суть остается в хожении под крест, заменившем Животворящим древом былое «дерево клятвы». «Законом сокрыт закон». При этом Православное Христианство, не ломая древних архетипов, придает им новый смысл. Автор книги «Государство правды» (1925) Мстислав Шахматов (1888–1943) отмечал: «Но раз право по содержанию вытекает из религиозных предпосылок, то оно может сливаться с правом по форме только в государственном идеале, построенном на религиозных основах, то есть в “государстве правды”. В безрелигиозном “правовом государстве” это невозможно, ибо там нет критерия для установления права по содержанию. Таким образом, право по содержанию определимо только в государстве правды». «Советское государство» – тоже в идее «государство правды», хотя «правды» усеченной до одной лишь «социальной справедливости».

Средиземноморская правовая традиция – с Христианством она полностью сливается, строго говоря, только во времена кодификации Юстиниана, – противоположная по значению и смыслам, по самому «духу законов», возникает как следствие представлений о радикальной инаковости Сущего и тварности («из ничто») человека, между которыми возможны лишь отношения договора (ивр. – brith, что неточно переводится как «Завет»). «Первый договор» метафизически парадоксален: власть над «царями земстими» в обмен на обрезание крайней плоти («если…, то…, иначе…»).

«Из всех древних народов только одни евреи дошли до развенчания государства с точки зрения глубочайших религиозных верований. Можно даже сказать, что такое развенчание божественного авторитета государственной власти было историческим призванием еврейского народа», – писал выдающийся правовед Николай Алексеев (1879–1964). И далее: «И что самое главное, еврейская теократия, с недоверием относившаяся к монархии, в то же время не лишена целого ряда черт, сближающих ее с демократией. В ветхозаветной теократии общественная власть устанавливалась, в сущности говоря, в результате “общественного договора”, сторонами которого являлись Егова, его пророки и народ». Между тем римское право утверждает принцип священности частной собственности. Июдейский и римский принципы оказываются поразительно «комплементарны». А «обрезание» вертикального, метафизического измерения «договора» («обрезание обрезания») привело уже к договорной теории Нового времени – вне Сущего (Томас Гоббс, Джон Локк, Жан-Жак Руссо). Интересно, что современная постсоветская теория права, прежде всего так называемая либертарно-юридическая школа (Владик Нерсесянц, Владимир Четвернин и др.) признает собственно «правовой» только эту традицию.

Главной среди рецепированных правовых идей, безусловно, были «права человека».

Советская правовая система в целом базировалась на идее обязательств человека перед государством и обществом. Сама идея «прав человека» считалась «буржуазной» (что верно, но далеко не исчерпывающе). Так называемые гражданские и политические права граждан оценивались как второстепенные в сравнении с социально-экономическими. Как показали последние десятилетия, и это тоже было верно. Однако идеология марксизма-ленинизма не могла дать этому адекватного объяснения, и когда она рухнула, «права человека» оказались мгновенно возведенными на пьедестал.

Отношение к «правам человека» не может не быть связано с самыми общими представлениями об уделе человеческом. Если жизнь (в самом широком смысле) не ограничена условиями физического существования во времени, то сами эти условия не имеют принципиального значения. Более того, если рассматривать посмертное существование как вечное, то всё здешнее либо не имеет значения вообще, либо имеет его лишь как подготовка к вечности или некое искупление (исправление). Таким образом, сами по себе «права человека» вообще лишаются всякого смысла. Более того, их «утеснение» в своем роде искупительно. Это на самом деле содержится в любой традиции, но в православно-христианской, основанной на аскезе и борьбе с грехом, – сугубо. Формально «ударив по коммунизму», «права человека» еще более «ударили» по России как таковой.

Вопрос стоит только так: есть безсмертие – нет прав человека, нет безсмертия – есть права человека. Это как раз вопрос о «бытоулучшительной партии», о которой говорил Николаю Мотовилову преподобный Серафим Саровский.

Тайну «прав человека» неожиданно приоткрывает переписка Царя Иоанна Грозного с князем Андреем Курбским – одним из первых на Руси «правозащитников». Государь объясняет, что казнь изменника спасает душу последнего для посмертья, искупая временной болью и тугой вечные муки (то есть тем самым выступает как своего рода епитимия). Малая кара избавляет от большой. В случае же наказания невинного «от меня, стропотного царя», пострадавший становится мучеником, а Царь (что дается ему в помазании) – прямым препроводителем к вечному блаженству и славе. Тем самым идее «прав человека» (у князя Курбского – в ея «раннем варианте») противопоставляется учение о сотериологическом (спасающем) значении «царской грозы». Да, для современного позитивистского сознания это может звучать как чуть ли не безумие, но если всерьез отнестись к безсмертию и жизни вечной, всё окажется строго так и только так.

«Права человека» оказываются тем, что лишает его жизни вечной. Что, а точнее, кто за этим?

Ален де Бенуа пишет: «На вопрос, как получилось так, что столь многие представители сравнительно различных идеологий смогли сойтись на понятии “прав человека”, один из членов той комиссии, которая была уполномочена разработать Всеобщую декларацию прав человека, решение о которой было принято ООН в 1948 году, ответил так, что, действительно, согласие вокруг этого понятия существует – при условии, однако, что никто не задает вопрос “почему”».

Выдвигая для России (в ея тогда советской форме) строго вместо категории «прав человека» понятие «правообязанности», Алексеев писал: «В жизни нашей получилось поражающее несоответствие между юридической формой и бытом: усвоив западную юридическую форму, мы, однако, не выработали соответствующей ей техники; в то же время не вполне отрешившись от своих собственных форм, мы теряли постепенно всё то положительное, что им было свойственно. В государстве трудящихся правообязаны все – и властвующие, и подчиненные. И начало правообязанности проникает здесь не только в отношения политические, но и в отношения частные – право собственности, право договоров. Таким образом, диктатура прав угнетенных силою вещей превращается в организм трудовой демотии, построенной на внутреннем сочетании прав и обязанностей всех и каждого. Мы убеждены в том, что в этом направлении – разрешение русского революционного процесса».

Однако советское правоведение этих вопросов не разрешало. Оно умалчивало о преемстве его же основных линий (также, например, представлений о «единстве прав и обязанностей») с дореволюционной русской наукой. Как и другие гуманитарные области, оно, обрубая свои же исторические корни и сводя их к заимствованию лишь одного из западных направлений мысли, само готовило конец СССР. В этом его урок.

Вторая после теории «прав человека» «рецепированная мнимость» – теория «разделения властей», справедливо отвергавшаяся до середины 80-х годов прошлого века. В таких основополагающих работах, как «Теория государства и права» Андрея Денисова (1948 год) и «Сущность права» Николая Александрова (1950 год) принцип «разделения властей» характеризовался как «буржуазный» и в принципе неприемлемый. Эти представления господствовали до начала перестройки. Однако, к сожалению, в критике этой действительной химеры советскими правоведами, как это часто было в то время, отсутствовало конкретное содержание.

При этом надо иметь в виду, что теорию «разделения властей» до 1917 года отрицали не только «консерваторы» или «славянофилы», но и русские либералы. Так, Борис Чичерин в «Курсе Государственной науки» указывал, что «Верховная власть едина, постоянна, непрерывна, державна, священна, ненарушима, безответственна, везде присуща и есть источник всякой государственной власти. Это полновластие неразлучно с самым существом государства». И далее: «Всякие ея ограничения могут быть только нравственные, а не юридические». Еще в большей степени либеральный Максим Ковалевский подчеркивал, что «теория разделения властей сводится на деле к разделению суверенитета». Именно это последнее было неприемлемо для русской правовой науки, и даже кадетские историки и юристы избегали этой темы. Русский суверенитет был предметом общего согласия.

Вообще под идеей «разделения властей» подразумевается то, что будто бы государственная власть должна быть разделена между независимыми друг от друга (но при необходимости контролирующими друг друга) ветвями – законодатель­ной, исполнительной и судебной. Впервые эта идея была предложе­на Джоном Локком, а сам термин введен Монтескье.

Наиболее подробную и обоснованную критику теории «разделения властей» – и не только в России и для России – предложил на рубеже прошлого и позапрошлого веков Лев Тихомиров. И хотя развернут этот сюжет в его «Монархической государственности» (1907 год), он далеко выходит за пределы собственно темы монархии и касается природы власти вообще. При этом Тихомиров исходил как из учения Аристотеля о трех типах власти «правильных» (монархия, аристократия, полития) и трех «неправильных» (тирания, олигархия, демократия (охлократия)), так и из православного учения о том, что народ не создает власть, а молится о ней и получает от Бога просимое в свою меру. Власть – или есть, или ее нет. Поэтому она по своей природе монадична и не может быть разделена. Разделяться может только управление.

Узнаваемая классика

Burj Al Arab 370+

Музыка русских и зарубежных композиторов XIX и XX веков

Burj Al Arab 370+

Произведения Бетховена

Burj Al Arab 370+

Музыка разных столетий: от XVIII до XX

Burj Al Arab 370+

Балетная музыка Чайковского, Адана, Минкуса, Петрова

Календарь РиЭ.
26 октября

События

1815 – Основано литературное общество «Арзамас».

1824 – В Москве официально открылось здание Малого театра.

1930 – В Ленинграде состоялась премьера балета Дмитрия Шостаковича «Золотой век».

В этот день родились:

Доменико Скарлатти (1685–1757) – итальянский композитор и клавесинист.

Василий Васильевич Верещагин (1842–1904) – выдающийся русский живописец и литератор.

Андрей Белый (1880–1934) – русский писатель, поэт, критик.

Дмитрий Михайлович Карбышев (1880–1945) – российский и советский фортификатор, военный инженер.

Николай Леонидович Духов (1904–1964) – советский конструктор бронетехники, ядерного и термоядерного оружия.

 next

@2023 Развитие и экономика. Все права защищены
Свидетельство о регистрации ЭЛ № ФС 77 – 45891 от 15 июля 2011 года.

HELIX_NO_MODULE_OFFCANVAS