Альманах РиЭ

Альманах №19

Альманах №18

Альманах №17

Альманах №16

Альманах №15

Семинары ИЦ «Аксиология»

Аксиология и онтология Зла

Манипуляция сознанием

Akashi

Эзотерика вчера и сегодня

Transhumanism

Аксиология трансгуманизма

Русская мечта

Следует, как это часто приходится делать, уточнить, что в понятии «Русская мечта» под «русским» понимается не этнический и тем более не религиозный компонент, а обобщенное наименование населения Российской империи, СССР, России. В последнее время для уточнения этого аспекта используют понятие «россияне» и даже англицизм «рашнз».

Разговор о Русской мечте можно начать с утверждения: её нет. А раз так, то, казалось бы, рассуждать и писать не о чем. Однако «блистательное отсутствие» Русской мечты столь многозначительно, что дает серьезный повод для размышлений.

Если бы Русская мечта существовала, то это означало бы существование некой социально значимой, принимаемой большинством доминанты ожиданий, если говорить языком психологии, или образа будущего, если говорить языком политики. Доминанта и образ не являются простой суммой личных планов и целей каждого. Этот социальный продукт должен быть создан преднамеренно, он должен быть предложен народу и воспринят им – как это имело место в случае с Американской или Китайской мечтами.

Так что Русская мечта – это вовсе не то, чем народ всегда обладает. Бывают периоды, когда народ продолжают существовать, не имея объединяющей его мечты. Именно этот период сейчас переживает Россия. Такое состояние страны я считаю противоестественным и опасным.

Кто-то из читателей, быть может, уже вспомнил про Русскую идею? Кто-то, возможно, полагает, что эти концепты – Русская мечта и Русская идея – близки настолько, что к ним можно относиться если не как к синонимам, то как к модификациям чего-то глубинно совпадающего?

Нет, это не так. Это две совершенно разные, принципиально – в самых главных основаниях! – не совпадающие концепции.

Русская идея (копирайт Фёдора Достоевского) – это «замысел Божий о русском народе», который нам неведом, но нам даны право и возможность пытаться его постигать хотя бы фрагментарно, хотя бы в отдельных ипостасях и сторонах жизни. Говоря об этом иным языком: Русская идея – это некий код, программа возникновения, развития и жизни народа как целого. Размышляя о Русской идее Достоевского, Фёдор Степун так описал метафору, через которую можно ее раскрыть: это «Божественное семя, брошенное на землю и из которого вырастает Божий сад». Важным аспектом Русской идеи, как подчеркивает Степун, является ощущение, признак тайны. Тайна – важное свойство Русской идеи в понимании Достоевского и таких русских философов, как Соловьев, Бердяев, Ильин. Размышляя о своеобразии русского пути, обусловленного метафизическими, внешними по отношению к нему причинами, они не наделяли народ субъектностью в той части, которая остается тайной. А историческая миссия как раз там, по их мнению, и находится. Иной взгляд на исторический процесс налагает на самого человека и обязанность творить историю, и ответственность за это, наделяя человека полным комплектом необходимых возможностей и ресурсов. Подобный подход – его можно увидеть, скажем, у марксистов, протестантов и иных «прагматиков» – уводит в сторону от мистической идеи, предлагая конкретные цели и пути их достижения. Именно в этом промежутке – между мистической идеей и политической программой – обитает мечта, способная превратиться в Мечту, обретя качества политического конструкта, не теряющего при этом эмоционального наполнения.

Прежде чем вернуться к вопросу о Русской мечте, подчеркнем еще одно обстоятельство, касающееся Русской идеи: ни в одном из аспектов, ни в одном из толкований Русская идея не концептуализирована как политическое действие. Это концепт философско-религиозный, а не политический, и оперировать им в политическом дискурсе следует, не забывая об этом. В то же время концепт мечты, благодаря прежде всего осуществленному опыту формирования Американской мечты как общественно-политического конструкта, как действия, бытует именно как концепт политический. Поэтому Русская мечта может быть инструментом практической политики, а Русская идея на протяжении полутора веков своего сущест­вования и развития остается лишь философско-религиозным фоном, на котором и в привязке к которому возникают и действуют инструменты практической политики.

Поэтому Русская – и всякая иная – мечта не есть только лишь комплекс неких таинственных мироощущений народа, идеалов, к которым он готов устремиться и которые надо как-то распознать. В рассматриваемом контексте мечта – прежде всего политическая программа, выраженная в эмоционально чувственной образной форме и направленная на реализацию той части мироощущения народа, которую мы называем чаяниями.

Существовала ли когда-либо прежде Русская мечта – как духовно-материальный комплексный идеал народа? Да, существовала – со многими оговорками, но – существовала.

В нашей истории были периоды, когда народ охватывало некое общее стремление, которое мы, с оговорками, можем называть Русской меч­той. Оговорки будут относиться прежде всего к масштабу, к широте охвата народа той или иной мечтой. Так, например, в первые полтора десятилетия XX века «прогрессивная» часть русского общества страстно желала конституции, ограничения прав монарха. Для какой-то части общества это было мечтой, но не для огромного крестьянского большинства. Вскользь здесь упомянем одних из самых влиятельных «мечтателей» мира – масонов. Именно мечта лежит в основе масонского движения, причем мечта социально-политическая. Влияние масонов, в частности, на свержение монархии в России было, по-видимому, существенным, и в этом проявилось влияние их – масонской – мечты. Но вряд ли кто-то станет называть эту мечту общерусской.

Уже после свержения монархии, в горниле бушевавших тогда страстей и конкурировавших идей, программ, личностей удалось нащупать чаяния народа. Действительно, массовый отклик обрели самые первые лозунги большевиков, бывших тогда в союзе с левыми эсерами: «Земля – крестьянам, мир – народам, хлеб – голодным!» Такие призывы, несомненно, оказывали такое же эмоциональное воздействие, как Мечта, а поэтому и «четвертый член» большевистского призыва – «Власть – Советам!» – находил отклик.

Почему?

Фундаментальной, сакральной мечтой русского народа была и остается мечта о справедливом обществе. На протяжении всей истории России любые трансформации ее политического устройства можно рассматривать как поиск, как попытки создания общества справедливости. Этот процесс подчинялся нескольким мотивациям: длительному, «вечному» стремлению к справедливости, к «правде» и ситуативным откликам на текущие исторические вызовы, на смену укладов, происходившую под влиянием научно-технического прогресса, на изменение социальной структуры общества, отражавшее динамику исторического процесса. Стремление к справедливости несет в себе признаки национальной мечты – и по степени устойчивости, и по уровню эмоционального накала, и по мифологичности самого образа справедливости. В каких конкретных формах может существовать такое общество, какой в нем должен быть установлен порядок, какими должны быть его социальная структура, уровень материального благосостояния и технического развития – вопросы, воспринимающиеся общественным подсознанием как вторичные. Рациональный ум вопиет: они не могут быть вторичными, это и есть либо справедливые, либо несправедливые компоненты, определяющие всю суть общества! Нельзя раскрыть понятие справедливости, не раскрыв, не сконструировав важнейшие аспекты организации жизни. Но иррациональная, метафизическая часть общест­венного (и личного) сознания тихим голосом, на бессловесном уровне несет в себе устойчивое ощущение и даже понимание того – что «по справедливости», «по правде», «по совести», а что – нет.

Вопрос о том, как те или иные идеи либо выживают, становятся долгоживущими, влиятельными доктринами, религиозными учениями, идеологиями и пр., а другие «уходят в отвал», – давно, со времен сомнений в существовании «единственно верного учения», перестал казаться простым. Например, развивающееся в последнее время направление, называющееся меметикой, предлагает новый взгляд на «борьбу идей», рассматривая ее с точки зрения естественного отбора, протекающего среди самих идей, сродни тому, что имеет место в живом мире, обеспечивая его эволюционное развитие. Попытка в рамках этой статьи хотя бы на самом поверхностном уровне изложить основы меметики – а без этого оперировать ее инструментарием невозможно, поскольку это новое направление еще не стало общеизвестным, – приведет к недопустимому увеличению объема статьи и надолго уведет нас в сторону от главного, того, ради чего статья писалась. Вместо «введения в меметику» упомянем две книги, в которых эти вопросы изложены: «Эгоистичный ген» Ричарда Докинза (1993), основателя меметики, и «Мастера иллюзий. Как идеи превращают нас в рабов» Ильи Носырёва (2013). Первый автор – ученый-эволюционист, широко известный как воинствующий атеист. Вторая книга является одновременно популярным введением в меметику и исследованием процесса конкуренции и борьбы за выживание религиозных систем.

Исследований, в которых становление, борьба и эволюция идей, лежащих в основе того, что мы называем Мечтой, пока нет. Указав на это, мы высказываем надежду, что такое исследование появится и его результаты выявят что-то новое и важное в отношении связи между «глубинными чаяниями народа», в частности – его стремлением к «справедливости», и теми конкретными рациональными формами – идеями, идеологиями, религиями, политическими программами и лозунгами, – которые народ воспринимает как реализацию своих надежд. А пока мы приведем здесь один из важных выводов, сделанных в результате анализа «естественного отбора в мире идей»: не все идеи (доктрины), которые люди считают правильными и полезными для жизни хотя бы и на протяжении многих столетий, являются безусловно таковыми – правильными и полезными – для выживания и развития человечества. Возвращаясь к теме статьи, скажем: Мечта (ставшая политическим конструктом, культурной единицей – мемом) может быть полезной для выживания и развития, может быть индифферентной по отношению к этим процессам, а может быть и вредной, вести к депопуляции и вырождению. Причем критерия, позволяющего в режиме реального времени с необходимой точностью определить, «вредна» или «полезна» мечта-идея, охватившая народ, – нет. Для оценки влияния на такие медленные и длительные процессы, как «выживание» и «развитие», нужны порой столетия. Результат действия мечты-идеи, воспринимаемый как успех на каком-то отрезке истории, может обернуться трагедией в будущем. Об этом надо хотя бы пытаться размышлять, стараясь на уровне предположений предвидеть возможные исходы очарованностью мечтами. Что мы, конечно, и стараемся делать и без всякой меметики, чей статус – «наука – не наука» – в стадии обсуждения. Но, возможно, новые подходы окажутся в чем-то полезными.

В Новейшее время Россия пережила два «прорыва к справедливости», охвативших всю страну. Первый вошел в историю как Революция 1917 года, второй – как перестройка.

Дважды в течение XX века Россия кардинально изменила свое государственное устройство, жестоким, революционным путем сломав все предшествующие основы государства и насадив не просто новые, а сущностно противоположные. Революция 1917 года «оседлала» то самое вечное стремление народа к справедливости, дала народу явственные, материально ощутимые результаты в виде земли и мира, в виде подлинного равенства – отказа от сословий. Произведенная в ходе Октябрьской революции «экспроприация» – изменение базового принципа собственности «по Марксу» – не была вековечной мечтой. Это была доктринальная ценность, которую внедряли осознанно, целенаправленно, жестоко и – несправедливо. Маркс и его последователи верно определили тот комплекс проблем, который, по их мнению, мог быть разрешен с помощью отмены частной собственности. Эти проблемы действительно удалось решить! Национализация позволила создать весьма эффективную социально-политическую модель, в которой, однако, возникли собственные проблемы, приведшие ее к преждевременной гибели.

Но мечта о справедливом обществе, охватившая широкие слои населения, – была. И во многом принимала форму мечты о коммунизме. Важно отличать политические цели и задачи марксизма-ленинизма как идеологии, программы КПСС и прочих им подобные доктрин от собственно Мечты – эмоционального комплекса ожиданий, который, несомненно, существовал. Причем «коммунистическая мечта» – это Русская (общероссийская) мечта! И ничья более, потому что у Маркса и прочих марксистов не мечта – а цель, выводы из теории.

Русская мечта в виде мечты о коммунизме жила недолго, но ярко. Во времена, в которые она была действенной силой, достигнуты высокие результаты в науке и технике, в образовании, здравоохранении, искусстве. Но как это ни парадоксально, в период наивысшего взлета и развития мечта стала угасать. Этот вопрос не был исследован с достаточной глубиной и тщательностью, каковых он, несомненно, заслуживает. Детальный анализ того, как именно мечта перестала «работать», еще предстоит провести. Можно лишь утверждать, что последовательность фундаментальных ошибок советского руководства привела к кризису 80-х и к гибели государства со всеми «народными чаяниями» в 90-х, когда был осуществлен второй акт падения в чудовищную несправедливость.

Перестройка и последовавшие за ней катастрофы – путь бесконечной, каждодневной лжи, обмана, преступлений, грабежа, соглашательства и массового предательства народом идеалов – собственных и отеческих. Несправедливо отнятая в Революцию собственность, за семь десятилетий превращенная в общенародную, ставшая худо-бедно, но служить людям и новыми поколениями уже воспринимавшаяся как справедливая, была обманным путем захвачена новыми циничными «революционерами».

Перестроечные и постперестроечные массовое предательство, разрушение и разграбление не выдвинули ни одного лозунга, ни одного призыва, который хоть как-то напоминал бы Мечту, который нашел бы отклик в том вечном стремлении к справедливости, которое всё еще живет в народе. Ни «социализм с человеческим лицом», «ни больше демократии, больше социализма», ни «ускорение и гласность» не являются ни мечтами, ни даже самыми примитивными целями. Это манипулятивный процесс насильственного воздействия на сознание, это не «оседлание волны народных чаяний», а одурманивание народа мошенниками. Лозунги 90-х еще страшнее и циничнее, они еще дальше от стремления к справедливости и уж совсем не похожи на народную мечту: «альтернативы рынку нет», «борьба с привилегиями» и «партократами» и т.п.

«Коммунистическая мечта» отвечала требованиям, которые можно предъявить к политическому концепту, она действительно работала как инструмент реальной политики, и ее идеалы воспринимало и разделяло большинство населения. Разумеется, не все поголовно – как не все поголовно граждане США разделяют идеалы Американской мечты. Никакого иного полноценного примера Русской мечты в нашей истории не было и нет. Подчеркнем еще раз, что мы призываем воспринимать концепт Мечты исключительно как политический – иначе мы не можем рассматривать его как инструмент политики и не можем сравнивать между собой те четыре мечты – Американскую, Европейскую, Китайскую и Русскую, – о которых идет речь в статье.

В связи с этим не следует считать Русской мечтой ни архаичные представления о «лучшей жизни», закрепленные в фольклоре («молочные реки – кисельные берега»), ни спекулятивные построения, основанные на разного рода оценках потребностей населения, представленных в социологических исследованиях. Потребности – не мечта. Цели – включая «планы пятилеток», «планы реформ» и прочие способы их достижения – тоже не мечта.

В качестве примера социологического исследования, в котором произведена подмена понятия потребности (цели, стремления, желания) на понятие Мечты, можно привести аналитический доклад 2012 года, подготовленный Институтом социологии РАН «О чем мечтают россияне». В нем содержится много весьма интересных и полезных данных, однако их интерпретация, особенно с использованием словосочетания «Русская мечта», в свете сказанного выше – ошибочна.

Мечта – это комплекс духовно-материальных идеалов, разделяемых большинством населения, стремление к реализации которых в реальной жизни ощущается как надлежащая норма. Отдельные аспекты Мечты в процессе стремления к их достижению становятся целями, подкрепленными теми или иными путями их осуществления. Мечта, будучи комплексом идеалов, выражается в образно-эмо­циональной форме и остается – в отличие от целей – расплывчатой, изменчивой, не поддающейся слишком точным определениям. Тем не менее именно на образно-эмоциональном уровне Мечта и объединяет, и увлекает огромные массы людей, с ее помощью – как инструмента политики – люди оказываются способными к восприятию общих целей, вдохновляются, воодушевляются на совместные действия по их воплощению в жизнь. Мечта – это образ цели, которую ты сам можешь достигать, добиваться. Это действие. Мечта – это непременно оптимистическое ожидание. Пессимистическая мечта – оксюморон, нечто невозможное. Это патология, торжество Танатоса.

Откуда берется общенациональная мечта? Как мы видели из приведенных в предыдущих главах примеров, ее осознают и формулируют политические лидеры, «угадывая», «улавливая» состояния общественного сознания и чаяния народа. Иногда на это уходят столетия, как в Америке: основные идеи и принципы были заложены в Декларации независимости и Билле о правах в XVIII веке, а концепт – как образная система идеалов – возник лишь в 30-х годах XX века. Иногда – десятилетия, как это произошло с формированием «коммунистической мечты» в СССР, основанной, однако, на столетиях и даже тысячелетиях генезиса социальных утопий. Эффективность «коммунистической мечты», ее качество как политического инструмента оказалось невысоким. Был период, когда она, выраженная в форме «научного коммунизма» и широкого спектра произведений литературы, искусства, публицистики и многого другого, не просто существовала, но оказывала реальное влияние, причем не только на советское общество, но и на весь мир. Но «коммунистическая мечта» умерла, вернее, ее незримое присутствие в душах людей ослабло еще до того, как ликвидировалась государственная форма, оболочка, под защитой которой она существовала. Потом мечта ушла и из реальной политики. И произошло это, по всей видимости, потому, что общая мечта живет и действует, если она, во-первых, адекватно отражает реалии, настроения, чаяния отдельных людей, во-вторых, ее поддерживают в живом, активном состоянии, а не превращают в примитивные догматические лозунги, ну и, в-третьих, если сама политическая власть не начинает эту мечту дискредитировать и уничтожать. В СССР действовали все эти негативные факторы.

В последние десятилетия влияние «коммунистической мечты» не равно нулю – коммунистическая идея является одной из фундаментальных социальных доктрин, сохраняющих свою привлекательность веками, – но столь незначительно, по крайней мере в нашей стране, что говорить о ней как об общенациональной доминанте не приходится. Важно пояснить, что фиксируемые социологическими исследованиями «просоветские» настроения, ностальгия по СССР, высокие рейтинги некоторых коммунистических лидеров, гордость за победы советского народа в войне и мирном труде – не являются современной Русской мечтой, хотя эти предпочтения и являются доминантой: те или иные аспекты «ностальгии по СССР» разделяет от «более половины» до «более восьмидесяти процентов» населения России. Этот факт может и должен быть базисом для формирования новой Русской мечты, но пока этого не делает никто. Политические партии коммунистического толка опираются на лозунги ушедших лет, а все прочие строят свои программы и псевдоидеологии на критике или на идеализации фантомов прошлого. Либо на апелляции к чужой мечте – Американской или Европейской – или на прямом их заимствовании, предлагая их в качестве пригодных для России. Но действенная современная Русская мечта вряд ли сможет стать эффективным инструментом, если она будет обращена только в прошлое – неважно какое: коммунистическое или дореволюционное. Она не сможет стать им и в том случае, если она будет оторвана от прошлого – и советского, и имперского, и еще более древнего. Мечта должна органично вырастать из прошлого народа, причем – позитивного прошлого.

Трагедия современного разрушенного общественного сознания, неспособного к формированию Мечты, состоит в том, что политики и пропагандисты опрокинули его не в достижения прошлого, а в выгребную яму русской истории. А в выгребной яме Мечта не живет.

Общенациональная мечта – психологический феномен. А в психологии – и личностной, и социальной – известно, что «уйти от прошлого», отталкиваясь от него, – невозможно. «Прийти к будущему» можно, только погружаясь в него, в будущее. А из прошлого должен доноситься лишь ветер собственной силы и гордости. Упрощенно говоря, чтобы бросить курить, надо думать о себе не с сигаретой в зубах и даже не о вреде курения, а о себе некурящем, о пользе здорового образа жизни, формировать новый позитивный образ себя в будущем, отыскивая примеры собственного успеха, проявления своей силы воли – в прошлом. Примеры и память о своих достижениях придадут силы, в то время как цепляние за свои слабости, несовершенства – ослабляет, лишает воли.

Вот почему политические силы, желающие дальнейшей разборки России, с утра до ночи твердят про «ГУЛАГ», про «преступления коммунистического режима», про «Сталин хуже Гитлера»… Их задача – не дать Русской мечте сформироваться, их цель – не выпускать нас из выгребной ямы. Их предшественники – большевистские пропагандисты – делали то же самое, формируя образ «России – тюрьмы народов», сводя взаимоотношения людей к аспекту «эксплуататор–эксплуатируемый», а поиск ответов на метафизические вопросы – к «опиуму для народа». Но при этом рисовали образ «светлого будущего». Получалось: позади – черным-черно, сегодня – трудно, но завтра – светлым-светло. Однако, как показывает практика, отбрасывание позитива из предшествующего прошлого, гипертрофия бывших в нем проблем ради формирования негативного образа сломанной системы общественного устройства – метод, лишающий общество способности к формированию действенной продуктивной мечты. В этом смысле стоит внимательно присмотреться к базису Европейской мечты. В ней присутствует элемент того, что может ее разрушить: она построена не на памяти о великих победах и достижениях, а на мысли о том, что «прошлое не должно повториться». И что же мы имеем на сегодняшний день? Мы имеем возрождение фашизма в центре Европы – фашизма, уже принявшего форму вооруженных действий, убийства людей.

Мечта – как эмоциональное ожидание – живет и ждет. Мечта – как мобилизующий инструмент – не существует. Ужас 90-х сменился напряжением «нулевых», а ныне мы переживаем неопределенность «десятых». Политическая жизнь – та, в которой мечты рождаются, – отсутствует. Она даже не профанируется – как в приснопамятный период перестройки. И это единственный плюс от полной заморозки политической жизни: лучше временный анабиоз, чем смертельный гнилостный процесс. Все-таки надежда на реанимацию сохраняется.

Русской мечты нет. Однако мечта – мечтой, но есть пределы возможного в реальной политике. И Мечта – как политический конструкт – должна это учитывать. У нее должна быть и терапевтическая, и витальная функция. Надо смягчать уже сложившуюся конфигурацию катастрофы, безвыходности.

Факторы катастрофы внутри России многочисленны, но, слава богу, конечны. Прежде всего должна быть отброшена, уничтожена доминирующая в политической и экономической элите система взглядов на предназначение государства и смысл жизни, разъевшая как раковая опухоль всю страну. Ложь про «план и рынок», про «права и свободы» – как высшие ценности – должна быть названа ложью, отброшена и утилизована в наборе инструментов для достижения подлинных целей и смыслов. Дегенеративная финансовая система, созданная для обслуживания системы воровства и вывоза капитала, уже не может делать даже этого. А должна обеспечивать промышленное и сельскохозяйственное развитие. Не бла-бла-бла, не «импортозамещение», не «модернизацию», не весь прочий «бырдырмыр» – а промышленное и сельскохозяйственное развитие. Именно это – а не «инвестклимат» – часть Мечты. Не менее срочной мерой и центральной частью новой Мечты должно стать возрождение образования – как системы воспитания, выращивания человека этой самой новой Мечты. Не «реформирование», не «повышение эффективности», а выращивание нового человека – Мечта. Политическая жизнь в стране должна возникнуть, выйти из заморозки, политическая дискуссия и конкуренция обязаны давать свои плоды, свой урожай новых идей и решений. Карфаген системы принятия стратегических решений должен быть разрушен – напомню, что я говорю о Мечте, а не пишу инструкцию по изменению политического строя, поэтому ответа на вопрос: а как же это сделать – в этой статье не будет.

Факторы катастрофы вне России: конфронтация с Западом и значительной частью не-Запада, прямая и косвенная зависимость российского истеблишмента от внешнего управления, кошмар Украины, политические и экономические санкции. Как быть с этим? Как Русская мечта может эти факторы если не устранить, то хотя бы смягчить? Новая Русская мечта должна предстать в новом обличье, она должна быть нацелена на поиск выгодных для нас компромиссов, а не на «победную конфронтацию». И на компромисс не с тем миром, который мы видим сейчас, а с тем, который уже нарождается, чью структуру сейчас уже можно угадывать. Политическая структура российского общества тоже должна измениться настолько, чтобы в ней возникли и укрепились диалогоспособные политические партии и движения. Такие, с какими и Запад, и Восток – меняющиеся на наших глазах – захотят иметь дело и какие при этом о России думают как о Родине-матери.

И вот тогда… Тогда, ощущая Мечту как цель, образ будущего – как самое лучшее, самое надежное, самое сильное, самое привлекательное во всех отношениях общество и государство, – охваченные объединяющей Мечтой, ведомые светлыми политическими лидерами к светлому будущему, мы, граждане России, проявим все свои самые лучшие качества, реализуем все свои потенциалы, достигнем личного и общего успеха.

Когда – «тогда»? Когда гнев от бесконечной и всеохватной несправедливости выведет толпы на улицы? Это весьма вероятно. Не успеешь воодушевить Мечтой – получишь гнев. В том числе и на голову того, кто был должен, мог – но не сделал. Но гнев – это не Мечта. И результат гнева – разрушение. А нам нужны: не гнев – а воодушевление, не разрушение – а развитие.

Узнаваемая классика

Burj Al Arab 370+

Музыка русских и зарубежных композиторов XIX и XX веков

Burj Al Arab 370+

Произведения Бетховена

Burj Al Arab 370+

Музыка разных столетий: от XVIII до XX

Burj Al Arab 370+

Балетная музыка Чайковского, Адана, Минкуса, Петрова

Календарь РиЭ.
26 октября

События

1815 – Основано литературное общество «Арзамас».

1824 – В Москве официально открылось здание Малого театра.

1930 – В Ленинграде состоялась премьера балета Дмитрия Шостаковича «Золотой век».

В этот день родились:

Доменико Скарлатти (1685–1757) – итальянский композитор и клавесинист.

Василий Васильевич Верещагин (1842–1904) – выдающийся русский живописец и литератор.

Андрей Белый (1880–1934) – русский писатель, поэт, критик.

Дмитрий Михайлович Карбышев (1880–1945) – российский и советский фортификатор, военный инженер.

Николай Леонидович Духов (1904–1964) – советский конструктор бронетехники, ядерного и термоядерного оружия.

 next

@2023 Развитие и экономика. Все права защищены
Свидетельство о регистрации ЭЛ № ФС 77 – 45891 от 15 июля 2011 года.

HELIX_NO_MODULE_OFFCANVAS