Триггером вселенского цунами может стать серьезное потрясение: террористическая акция с применением средств массового поражения либо удар цивилизации с использованием ядерных устройств, военные действия между гарантами глобальной безопасности, острый кризис финансовой системы, универсальная пандемия.

Ускорение интеллектуальной и политической трансформации явилось во многом следствием нового – глобального – статуса человечества. Впервые в истории люди получили возможность уничтожения собственного рода.

Карибский кризис продемонстрировал реальность этой терминальной угрозы. Рост ядерных арсеналов в условиях биполярного противостояния заставил размышлять о путях и способах контроля над оружием массового поражения и перестройке мирового порядка.

Обсуждение проблемы проходило, в частности, во влиятельном Совете по международным отношениям, а практические шаги сделал Линдон Джонсон, заявивший осенью 1966 года о намерении приложить усилия к долгосрочному укреплению взаимосвязей – строительству моста между Западом и Востоком: «Наша задача достичь примирения с Востоком – перейдя от узкой концепции сосуществования к более широкому подходу мирного сотрудничества. <…> Мы хотим, чтобы Советский Союз и нации Восточной Европы знали, что мы и наши союзники будем вместе с ними продвигаться шаг за шагом настолько далеко, насколько они готовы идти. Итак, давайте вместе, американцы и европейцы, сконцентрируем, усилим, ускорим целенаправленные действия, чтобы убедиться, что, действуя подобным образом, а также многими иными способами, можно упрочить связи между Востоком, Соединенными Штатами и другими нациями Атлантики». Фактически это и было инициацией политики разрядки.

Вскоре последовали инициированная президентом поездка Макджорджа Банди – на тот момент президента Фонда Форда – по пяти европейским странам, включая СССР, и затем – встреча американского президента с советским премьером Алексеем Косыгиным (большей частью с глазу на глаз) летом 1967 года на полпути между Нью-Йорком и Вашингтоном – в местечке Гласборо.

Так было положено начало переговорному процессу по разрядке международной напряженности, ограничению и сокращению стратегических вооружений, выстраиванию инфраструктуры взаимоотношений между двумя странами-системами. Следующая – но так и не состоявшаяся – встреча намечалась на август 1968 года. Тем не менее процесс был запущен.

Летом 1968 года Генеральной ассамблеей ООН был одобрен и открыт для подписания Договор о нераспространении ядерного оружия. В Хельсинки стартовали переговоры между СССР и США с целью ограничить взаимную ядерную гонку (1969), и вскоре был заключен Договор по ограничению стратегических вооружений (1972).

Видение невидимого

Интерес к теме деятельного прогнозирования возрастал: Организация экономического сотрудничества и развития провела исследование вопроса, а Белый дом и Совет по международным отношениям инициировали серию дискуссий по дальней границе американской политики и мировой истории.

Были созданы переговорные площадки, учреждены международные и национальные организации, занятые пасификацией, намечены контуры систем регионального и глобального контроля. Возникли неправительственные институты (Международный институт системного анализа, Римский клуб, Институт перспективных исследований), в которых велась концептуальная разведка, обсуждалась мировая динамика, происходила кадровая ротация, исследовалась глобальная проблематика, развивался междисциплинарный подход с акцентом на активное представление будущего, что, конечно, влияло на механику новейшей истории.

Представление о гибкой трансформации миропорядка обретало форму плановой задачи, сформулированной в соответствии с общей теорией систем, но реализовывалось оно также посредством иных подходов, что, в свою очередь, вело к усложнению профессиональной рефлексии, ощутившей вкус междисциплинарности, долгосрочности, глобального гештальта. И одновременно развивалось нормативное прогнозирование, при котором вычерчивается карта проблемных зон, определяется желаемый облик будущего, а затем осуществляется пошаговое сближение с ним.

Нормативный подход меняет взгляд на будущее, которое рассматривается как последовательность возникающих проблем, а задача прогнозирования видится главным образом в их опознании и поиске путей разрешения.

Эскиз нового мироустройства набросал Збигнев Бжезинский, сформулировавший тезис о стратегической цели Запада:

• создание системы глобального планирования и долгосрочного перераспределения мировых ресурсов, базирующейся на трансформации политической культуры в направлении господства элиты;
• формирование региональной и наднациональной власти путем сплочения развитых стран, образование сообщества ведущих государств мира.

В 1973 году создается Трехсторонняя комиссия, объединившая влиятельных персон, в том числе ведущих интеллектуалов США, Европы, Японии. Летом того же года в Хельсинки открывается Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, Заключительный акт которого был подписан спустя два года. И в том же году возникает новый мировой регулирующий орган – G7 (на тот момент G6).

В 70–80-е годы выходят прогностические доклады Римскому клубу (начиная со знаменитых «Пределов роста»), определяющие проблемные поля будущего века. Международный валютный фонд и Всемирный банк разрабатывают и начинают применять на практике программы структурной адаптации / финансовой стабилизации, регулирующие финансово-экономическую политику в развивающихся странах и сыгравшие заметную роль в разрешении банковского кризиса на пороге 80-х.

Драматичные события рубежа 80-х и 90-х годов отразили общий кризис миропорядка, а крах СССР ознаменовал поражение футуризма коммунистической программы и финал формулы биполярности. Все это предопределило дебаты о глобальной революции и конце истории, понимаемом как торжество либеральных идей и североатлантического мира.

Тем временем в глобальном казино обнаружились другие влиятельные игроки – Китай, совокупность исламских стран. Возникли новые неурядицы, актуализировалась тема конфликта культур и цивилизаций.

Реабилитированная история обретала затейливый маршрут.

Игры новых людей

Констатация глобальной трансформации за последнюю четверть века стала едва ли не тривиальностью, однако общие места утверждают контекст интеллектуальной активности, формируют категориальный язык.

Венчурность нелинейной грамматики распространяет логику казино-экономики, а ментальность инновационных менеджеров напоминает стиль опытных шахматистов, соединенный с психологией игроков в покер.

Растет число исследований, в которых анализируется трансгрессия цивилизации, толкуются перемены в политэкономическом и правовом устройстве, предлагаются концепты и рецепты, способные, по мнению авторов, интегрировать расфокусированное социальное зрение, прояснив маршрут истории.