Но высотная граница сюжета – обустройство математических территорий трансфинитной хрематистической практики как источника второго дыхания финансовой системы. Принципиальное значение имеет появление нелимитированного физическими барьерами распределенного множества платежеспособных виртуальных потребителей/
производителей, подобно шредеру уничтожающих прежние ограничения и обязательства.
«Война уничтожает самое прекрасное создание Бога – она уничтожает человека. <…> Даже сегодня, после двух мировых войн, можно говорить о третьей войне, которая явлена нам в локальных конфликтах, массовых убийствах, уничтожении людей и других преступлениях агрессоров и террористов» (папа Франциск).
На пороге века появились организации для изучения комплексных процессов и сопряженных проблем военных операций, в частности Группа по изучению действий в условиях неопределенности, Центр по исследованию сложных операций при Пентагоне и Университете национальной обороны США. Уже лет двадцать постулаты нелинейной динамики взяты на вооружение Корпусом морских пехотинцев… Методы рефлексивного управления, а также иные инновационные воздействия были, к примеру, с успехом использованы при планировании и проведении военных акций на Ближнем Востоке. Кстати, если бы в свое время Сталин обладал хотя бы частью подобного инструментария, последствия венчурного мышления стратегических оппонентов СССР не застали бы страну врасплох.
Последнее замечание связано с переоценкой роли «объективных» факторов, что ограничивает понимание природы венчурных операций и соответствующей ментальности. Это обстоятельство, к примеру, позволило Гитлеру не только достичь тактической внезапности, но еще и выиграть стратегически значимый отрезок времени из-за внушенной Сталину оценки старта восточной кампании как результата «заговора генералов» в Германии. Схожим образом в ходе операции «Щит пустыни» был спровоцирован отвод Саддамом Хусейном республиканской гвардии из Кувейта из-за навязанного предположения о движении американского контингента непосредственно к Багдаду, то есть о персональной угрозе субъекту воздействия.
Операции, осуществленные в Афганистане, Ираке, других горячих точках, в определенном смысле и независимо от ввода/вывода контингента не имеют временной границы. Скорее, они вписываются в стратегический дизайн, представляя звенья, опорные площадки гибкой системы управления, преследующей цели:
- поддержания высокой боеготовности войск, находящихся в условиях практически перманентной мобильности или боевых действий низкой интенсивности;
- непосредственного контроля над ключевыми/критическими зонами, оперативного контроля над окружающей их средой, сохранения быстрого доступа в горячие точки;
- выстраивания синкретических коалиций, отлаживания устойчивой коммуникации и комплексного, динамичного взаимодействия различных сил и агентств в агрессивной среде;
- апробации инновационных методов проведения боевых, разведывательных и логистических операций, включая нетрадиционные, испытания новых видов техники и вооружений;
- использования частных военных корпораций, создания конъюнктурных оперативно-тактических союзов и венчурных, гибридных коалиций.
При этом прежняя стратегия сдерживания заменяется доктриной упреждающих ударов. В пределе, видимо, важна не «полная и окончательная» победа в том или ином конфликте, а нечто иное: перехват и удержание стратегической инициативы, создание эффективной схемы управления в подвижной, децентрализованной среде.
«В XXI веке наметилась тенденция к стиранию границ между миром и войной. Войны уже не объявляются официально и больше не следуют установленным правилам» (Валерий Герасимов, начальник Генштаба Вооруженных сил России). Сегодня горячая тема – это гибридные, сетецентрические, нелинейные, ползучие войны, мятеж-войны, прокси-войны, дисперсные паравойны с участием обезличенных войск, криптоармий, частных армий, комбатантов, инсургентов, эскадронов смерти, разведывательных/интеллектуальных корпораций. «Вместо отдельных врагов, использующих разные методы войны – традиционные, нерегулярные или террористические, – мы можем столкнуться с противником, который будет применять все формы и тактики войны одновременно» (Фрэнк Хоффман).
Другая актуальная паравоенная тема – экспансия террористического интернационала, культуры смерти и системного терроризма, активно использующего преимущества распределенной организации и сетевого управления (Undernet), что значительно повышает его адаптивность и эволюционные возможности. «В условиях начавшейся войны всех против всех следует ожидать возникновения многослойной всепланетарной системы, состоящей из национальных и религиозных, классовых и возрастных структур уничтожения людей. В наше время неприменима прежняя классификация войн: мировая, региональная, локальная и вооруженный конфликт. Война теперь другая, для уничтожения противника широко используются непрямые действия, информационное противоборство, участие наряду с регулярными также нерегулярных вооруженных формирований» (Евгений Месснер).
Актуальность преадаптации к динамичной реальности и ее негативным аспектам подтверждается возникающими на планете ситуациями. Сумма тестовых площадок новой реальности вполне может оказаться полигоном универсального конфликта – столкновения разнообразных венчурных инициатив и охранительных намерений. В результате появляется призрак диффузной среды, в которой конфессии замещаются культами, сектами, орденами, политика пронизывается операциями политтехнологов, спецслужб и террористов, экономика все менее успешно конкурирует с хрематистикой, а культура вытесняется индустрией развлечений, электронных и химических грез.
Мир-XXI рождает уходящие в неизвестность сценарии, упрощение которых чревато внезапным контрапунктом ожидаемого сюжета.
Постглобализм
История не завершилась в конце XX века, судя по всему, она просто меняет русло.
То, что мы наблюдаем сегодня, является большой паузой, сменой декораций, симбиозом разнородных, на скорую нитку сшитых деятельных пространств и судьбоносных решений. Порой, как и всякая химера, весьма причудливого свойства.
Противоречивой и пока гипотетичной перспективой обозначена одна из вероятных траекторий событий, ведущая к обрушению цивилизации, по крайней мере в привычном для нас смысле. Импульсы деструкции эпизодически возникали в прошлом, причем в различных обличьях. В минувшем столетии – на волне избыточного, то есть не покрываемого платежеспособным спросом, производства, когда запылали костры экономически обоснованного, но социально нелепого уничтожения результатов человеческого труда. Позднее технологичная деструкция воплотилась в высокоиндустриальных войнах и гиперпотреблении.
Вторая мировая война оставила на теле цивилизации стигматы лагерей смерти, оснащенных технологиями массового уничтожения. Завершение века было отмечено гекатомбами Камбоджи, Южного Судана, Великой африканской войной – массовой резней в регионе африканских Великих озер. А террористы-самоубийцы, ведомые различными мотивациями, становятся приметой времени, проводя акции подчас на высокотехнологичном уровне.
Сегодня на планете имеются места, где градус страданий за последние десятилетия не понижался, а повышался, порождая трухлявую государственность, не способную, да и не стремящуюся обеспечить благосостояние, безопасность граждан, не говоря уже о случаях откровенного, свирепого геноцида. Проникая мысленным взором за пределы оптимистичной прогностики, приходится лицезреть не светлое будущее, но обретающего плоть и кровь его темного близнеца.
Феномен нового терроризма – симптом глубоких перемен. Движущей силой постисторического процесса выступают малые динамичные общности, с пользой для себя впитавшие достижения индустриальной/проектной культуры XX века и приступившие к масштабной реконструкции, переиначивающие смысловые пространства уходящего мира. В постсовременном космосе пучки амбиций, когерентно взаимодействуя, совмещаются на путях к сфокусированной цели. Соборный персонаж социальной практики вглядывается в смутно различимые, если вообще видимые для конвенционального зрения, конструкции, опознавая пути колонизации будущего.
Здесь было бы уместно вспомнить многих провидцев, естественно, с определенными оговорками. «Можно ли выйти из ада? Иногда да, но никогда в одиночку. <…> Необходимо присоединиться к той или иной общественной организации <…> или создать таковую – с ее собственными законами, то есть контробщество» (Фернан Бродель). Нынешнее агентство перемен, действуя поверх общественных барьеров, пребывает в плаценте собственного социокосмоса. Подвергаясь обвинениям в произвольном толковании законов, прямом небрежении ими, в гегемонизме и терроризме, амбициозные корпорации не столько подавляют, сколько игнорируют институты публичной политики, утрачивающие прежнее значение.
Пересекая горизонт
Культурный шок от столкновения с новой реальностью – шанс на радикальную терапию проблем, не решаемых в привычной системе координат. Разрушение цивилизационной оболочки происходит в результате либо деятельного разнообразия и непомерного спектра возможностей, либо культурной капитуляции и смыслового коллапса.
Для многих обитателей Земли жизнь и карьера – почти синонимы, признанной целью являются комфорт, статус, безопасность, все, что укладывается в конструктивные, хотя и незатейливые, формы существования. Но в культуре, отвергающей житейский флер, вершиной карьеры может оказаться акт гибели, причем с последствиями, в сравнении с которыми гекатомбы прошлого показались бы осколками елочных игрушек. И порой это не пустая геростратова амбиция – темное дерзновение скреплено иными чувствами, не требующими ярмарочного признания.
Если общественная страсть, лежавшая в основании цивилизации, – бессознательное влечение к социальному творчеству, преодолению несовершенств естества, «симфонии для всех жителей планеты» – покинула тело цивилизации, если духи рынка превращают ее в корыто всеядного потребления, «райский хутор» коммерческого расчета, это не означает, что страстность per se оставила землю. Пройдя регресс и перерождение, она обретает иные формы. Новая земля творится не ангелами, и сумерки творения исходят из очагов хаоса, глубин отчуждения, познанных человеком.
Для человечества чувства гнева, боли, незащищенности неуникальны, порой они – удел стран и народов. Страданиями и горечью наполнены не только те или иные регионы Черной Африки или Большого Ближнего Востока, иные конфликтные территории, не контролируемые законной властью. «Золотые земли» различных пропорций возрождают во плоти память о пиратских республиках и гнездах ассасинов, из перманентной отверженности, ненужности, отчаяния возникают анклавы помеченной трупными пятнами земли.
