Члены этнической общности опирались главным образом на унаследованный ими социальный опыт предков. Повторение опыта предыдущих поколений последующими являлось доминирующим способом существования людей в горах. Разумеется, и при этом исторический опыт не оставался неизменным, он в определенной степени корректировался, совершенствовался, шлифовался, обновлялся. Эти изменения происходили медленно, постепенно, эволюционно и почти незаметно для самосознания людей, что способствовало стабильности их жизни. Человеку не приходилось заниматься реорганизацией, переделыванием исторически сложившегося уклада жизни, ему были чужды идеи социальной креативности, конструирования, реформирования, революции. Даже тогда, когда происходили такие качественные изменения (добывание огня, неолитическая революция, промышленный переворот и др.), они занимали длительное время и совершались незаметно для общественного сознания.
В соответствии с этим опытом воспринималось и время, течение которого измерялось главным образом по природным явлениям. Поскольку эти явления осознавались как повторяющиеся по круговороту, то в соответствии с этим осмысливалось и течение времени – как повторяющееся, циклическое, а не как линейное. Не только настоящее, но и будущее время представлялось как повторение прошлого.
При этом в силу определяющей роли опыта предков в жизни действующего поколения лучшее время оказывалось в прошлом. Прошлое воспринималось как нечто идеальное, совершенное, сакральное, с которым соизмерялось и на фоне которого оценивалось настоящее. Это прошлое изображалось в возвышенных образах как предмет гордости и эталон для подражания. Критическое отношение к нему, к опыту предков, не допускалось. Люди стремились быть похожими на своих предков, они ими гордились. Этим было обусловлено и особое, подчеркнуто почтительное отношение к старшим, и существование культа старца как живого носителя мудрости прошлого.
Исходя из прошлого, люди ориентировались в жизни и формировали свое будущее. Социальное конструирование здесь сводилось к выстраиванию будущего по образу и подобию прошлого, о котором в их памяти хранились достаточно ясные и зримые представления. То есть социальный идеал – как платоновский «золотой век» – оказывался в прошлом.
Единство этнокультурного разнообразия
Освоение территории Кавказа происходило, как уже отмечалось, немногочисленными и разрозненными группами. Это во многом и предопределило формирование различных этнических общностей как наиболее эффективной и жизнеспособной формы кооперации людей в горных условиях.
Такая концентрация этнического разнообразия региона часто воспринималась и еще воспринимается сегодня как некая культурная конгломерация, лишенная внутреннего единства. Само понятие «кавказская культура» используется в литературе, как правило, в собирательном смысле. В основе такого понимания социокультурных реалий Кавказа лежит, как нетрудно заметить, абсолютизированный лингвистический подход.
Однако при других подходах (ценностном, системном и др.) обнаруживается нечто общее, присущее каждому этносу. Территориальное разделение этнических общностей не означало их полной изолированности друг от друга. При всех трудностях горных условий они всегда поддерживали между собой определенные связи. Эти связи играли, видимо, не последнюю роль при формировании единой модели социальной организации этнических общностей на Кавказе. Следы такой модели наблюдаются еще в наше время. Правомерно говорить о существовании здесь в прошлом единого ценностно-смыслового пространства. Об этом свидетельствуют, в частности, особенности самосознания человека. При самоидентификации он может отнести себя к своей личности, к личности своего отца, к роду, общине, субэтносу, этносу и «суперэтносу» (по определению Льва Гумилева). Каждый кавказский этнос и сегодня осознает свою принадлежность к общекавказской культурной общности, но не относит себя ни к западной, ни к восточной, ни к северной, ни к южной мегакультурной агломерации.
О существовании в прошлом на Кавказе единого культурного пространства свидетельствует и сама логика, по которой различные этносы могли сосуществовать и взаимодействовать. Такая логика предполагала соответствие социального порядка, устанавливавшегося каждым этносом для себя, нормам жизни, принятым в непосредственном окружении. То есть в основе этнического разнообразия лежала единая система структурной организации и ценностной ориентации. А различия между этносами не мешали им сосуществовать и взаимодействовать в интересах каждого из них в отдельности.
Таким образом, в прошлом на Кавказе был накоплен уникальный культурно-исторический опыт: на сравнительно небольшом географическом пространстве сконцентрировалось большое количество различных, хотя и небольших по численности, этнических общностей, которые в процессе освоения горной территории и взаимодействия друг с другом образовали единый суперэтнос (мегаобщность). При этом этносы не смешивались, не растворялись друг в друге, как это происходило на равнине. Сохраняя себя, каждый из них способствовал сохранению этнического разнообразия Кавказа.
Внутреннее социальное устройство этноса
Как уже отмечалось, этнос представлял хорошо организованную и четко упорядоченную социальную организацию. Порядки, правила, нормы и другие условия жизни людей были жестко регламентированы и систематически воспроизводились. Внутри такой организации люди были тесно связаны, и каждый из них хорошо осознавал свою включенность в систему определенных социальных отношений. Чтобы поддерживать эту взаимосвязь, в обществе функционировала целая сеть различных институтов (семейных, патронимических, родовых, общинных и др.).
Формообразующим началом любого сообщества людей, в том числе и этнического, является, как известно, отдельный человек. Но он не может существовать изолированно. Ему приходится объединяться с другими. Прежде объединение людей происходило как по кровнородственному (семья, патронимия, род и др.), так и по территориальному принципу (община, субэтнос и др.). Наиболее эффективными микроформами кооперации людей в условиях гор были семья и община. Личность, семья и община оказывались в тесной взаимосвязи, они формировали друг друга, и одна без другой не могла существовать.
Одна из особенностей горного этноса состояла в том, что он опирался на сбалансированное сочетание личностного и коллективистского начал. Каждое из этих начал играло свою роль в жизни этноса. Здесь личность не была подавлена или растворена в коллективе. Напротив, коллектив нуждался в одаренной личности, способной отличиться не только своими героическими деяниями, но и умом. Вся информация, которою располагала и пользовалась общность, хранилась и передавалась из поколения в поколение через живую память людей. Потому здесь сформировалась прослойка сказителей исторических преданий – своеобразная каста жрецов-мудрецов, игравших важную роль в жизни общества. Формирование таких личностей происходило через семью и общину.
Семья и семейные отношения были также строго регламентированы и во многом сакрализованы. Ролевые функции членов семьи четко распределялись традицией: мужчина отвечал за безопасность и выполнял более трудоемкую хозяйственную работу, а женщина вела домашнее хозяйство и занималась воспитанием детей. Фактически в семье человек проходил полный курс социализации, после чего он мог стать полноправным членом общины и этноса в целом.
Вступая в общину, человек оказывался в зависимости от нее. Добиться в ней желаемого положения каким-то спекулятивным путем он не мог. У него была единственная возможность удовлетворить свои субъективные интересы и амбиции – строго следовать принятым в общине правилам и нормам совместной жизни. Нарушение их могло иметь непоправимые последствия. Община выносила окончательный вердикт, оценивая своего члена. И это решение не могло быть оспорено. Но в то же время община предоставляла каждому члену возможность отличиться своими деяниями и добиться от нее желаемой оценки его личностного «Я».
Объединение людей внутри этноса происходило не только по кровнородственному и территориальному признакам. Этнос структурировался и по социальным слоям, главными из которых были князья, дворяне и свободные крестьяне. Взаимоотношения между ними выстраивались по определенной иерархии: по своему социальному статусу князья занимали самое высокое положение, чуть ниже находились дворяне, еще ниже – свободные крестьяне. Они находились не только в вертикальной соподчиненности одних другим, но и в определенной взаимозависимости, что способствовало сохранению социальной стабильности и укреплению единства общества. Все три слоя были «стражами» (в соответствии с известной классификацией Платона) общества и оберегали его безопасность. Невоенный не мог быть уважаемым и занимать высокое положение в этом обществе.
Наряду с этим каждый из слоев выполнял свои специфические функции: князья управляли, дворяне выступали своеобразными духовными наставниками общества, свободные крестьяне производили материальные блага. Различия в их социальном статусе регулировались функционировавшими институтами и не доводились до открытого противостояния между ними. Жизнь внутри этноса была хорошо налажена, стабильна и упорядочена. Люди четко знали правила и нормы совместной жизни и старательно их соблюдали. Они сами могли следить за своими действиями, держать себя в рамках принятых в обществе норм, наказывать тех, которые их нарушали, и умели управлять собой. Среди них не было чиновников-управленцев, надзирателей и других лиц, поставленных следить за ними и за порядком в обществе. В связи с этим уместно вспомнить слова Джеймса Белла, знавшего Кавказ не понаслышке: «Что же должно быть показателем совершенства системы общественного устройства? – безопасность граждан, степень их благополучия, не так ли? На Кавказе такие порядки, система управления, какие не встретишь нигде в мире. Население не обременено налогами, у них нет ни регулярной армии, ни судей, ни прокуроров, ни заключенных. Полиция и тюрьмы тоже отсутствуют. Образ жизни этих людей в общественных местах безупречен, они сами определяют границы своей свободы».
Социальные отношения или игры?
Отношения между людьми внутри этноса были так же строго регламентированы и формализованы. Здесь каждый стремился выразить прежде всего свое уважительное отношение к другому. Демонстрация подобного отношения к ближнему входила в обязанность каждого. Внешнему наблюдателю порой могло показаться, что человек в этом обществе живет не столько для себя, сколько для оказания внимания другому. И напротив, невнимательность к другому (родственнику, соседу и др.) или неумение оказывать ему внимание здесь порицались.
Причем сама процедура оказания внимания другому, ритуал, соблюдавшийся при этом, требовал от человека изысканного умения, тонкого понимания и оценки ситуации. Поэтому каждый старался выполнить это нормативное предписание лучше другого. Тем самым члены общины и этнической общности в целом оказывались участниками своеобразного театрализованного представления, состязания, в котором каждый старался лучше другого уделить внимание своему социальному партнеру. Что же побуждало их уделять друг другу такое пристальное внимание?
