Опорные столпы этого стиля – церковь Вознесения в Коломенском, собор Василия Блаженного, Новодевичий и Ново-Иерусалимский монастырь, церковь Григория Неокесарийского на Полянке, произведения нарышкинского и голицынского барокко, ярославская и костромская икона, школа Оружейной палаты… Этот стиль проявился во всех ремеслах и искусствах: в храмах, дворцах и теремах, в иконах и парсунах, в дорогом оружии и посуде, украшениях, в платье русской знати и русской армии, в книжном оформлении и т.д.
Характерная особенность этого периода – яркий восточный (а никак не западный!) колорит, который, как выясняется, глубоко соприроден истинно русской душе. Неслучайно профессиональный путешественник, европеец до мозга костей маркиз Астольф де Кюстин при виде храма Василия Блаженного не сдержался: «Страна, где подобное сооружение называется домом молитвы, – это Индия, Персия, Китай, и люди, которые приходят поклоняться Богу в эту банку с вареньем, вовсе не христиане». Восточные эстетические принципы доминируют в русской культуре этого периода слишком явно, во всем. Это выражается прежде всего в предпочтении русскими людьми вполне определенных эталонов вкуса: русские цари восседали на тронах, изготовленных в Турции, Персии, Индии, русская знать и иерархи церкви предпочитали одеваться в индийские, турецкие, персидские, арабские ткани, пользоваться сирийским, турецким, персидским оружием и ювелирными украшениями, использовать персидские изразцы в отделке храмов и домов и т.д., и т.п. По этим образцам старались работать и русские мастера. Желающие могут сами в том убедиться, посетив хотя бы Оружейную палату.
Вместе с тем для русских людей всегда было очевидно и несомненно, что именно культура данного периода есть подлинно русская культура, выражающая все глубины и извивы русской души. А петровская вестернизация была лишь временным отступлением от этой культуры, калечащим русскую душу. Поэтому когда в правление царя Александра III, самого русского из всех послепетровских Романовых, в России расцветает стиль так называемого историзма, архитекторы и художники обращаются к образцам именно тех лет – от Ивана Грозного до Петра I, – чтобы воскресить для современников исконно русское начало в эстетике, возродить истинно русский дух. Архитектурными памятниками этого стиля стали храм Спаса на крови в Петербурге, Никольский собор в Ницце, здания Исторического музея и Московской думы, дом купца Игумнова на Якиманке (ныне французское посольство) и др. А художники-иллюстраторы, работавшие над русскими сказками и русской исторической темой? Они тоже обратились именно к этому периоду (Билибин и др.). Как и русский театр, опера («Хованщина», «Царь Федор Иоаннович» и др.). Как и ювелиры – Хлебников, Овчинников, Сазиков и др. И даже императорский двор затеял и осуществил знаменитый придворный бал 1903 года, на который вся царская родня и избранная публика собралась в костюмах XVI-XVII веков. Это был точно рассчитанный политический ход, он должен был вновь приблизить двор к народу (фотографии широко распространялись), преодолев разрыв «двух культур».
Почему я посчитал нужным рассказать обо всем этом?
Потому что, коль скоро мы ставим задачу сосредоточиться на русских культурных началах, на русских истоках и корнях, да притом еще в актуальном контексте этической и эстетической расстыковки с Европой, то более благодатного материала, чтобы сделать это, просто и вообразить себе невозможно. Этот козырь нам сдала сама история. Грамотно разыграв его, мы на абсолютно научном фундаменте воскресим в русской душе дремлющие архетипы – и добьемся своего.
Пусть недалекий западник, сгоряча вообразивший, что русские и европейцы суть одно и то же, мысленно поставит всего два-три здания «со стороны» Запада. Допустим, Нотр-Дам де Пари, Вестминстерское аббатство и Страсбургский собор. А рядом – два-три здания «со стороны» Руси. Скажем, церковь Вознесения в Коломенском, храм Василия Блаженного и Воскресенский собор Ново-Иерусалимского монастыря. И тогда колоссальная духовная пропасть, обозначающая наши врожденные и неизбывные ментальные различия, станет совершенно очевидна даже слепорожденному.
Быть европеоидом еще не значит быть европейцем! Мы – не европейцы, европейцы – не мы. Я мог бы очень много еще аргументов привести в пользу этого тезиса (некоторые из них найдутся в моей книге «Битва цивилизаций: секрет победы»), но ограничусь пока этим, наиболее наглядным.
Оппозиция 4. «О двух нациях в каждой нации и двух национальных культурах в каждой национальной культуре». Вернемся к ленинскому тезису, но… с неожиданной для вождя мирового пролетариата стороны.
Нельзя не признать, что все лучшие, хрестоматийные достижения культуры начиная с эпохи рабовладения и до Первой мировой войны принадлежат именно классу господ. По крайней мере как заказчику, если не всегда как исполнителю. Так сложилось исторически, и нам следует склониться перед той высшей закономерностью человеческого общества, что культура долгое время следует за деньгами и властью, прежде чем власть и деньги начинают проникаться и мотивироваться культурой. Без высокопоставленных, богатых и просвещенных заказчиков и меценатов имели бы люди то мощное культурное наследие, что имеют ныне? Конечно, нет.
Сегодня Россия переживает очень трудный в этом смысле период. Мне легко судить об этом, поскольку я еще застал самый расцвет советского коллекционерства (с 1988 года имею членский билет Клуба коллекционеров Советского фонда культуры) и хорошо помню, что собою представляла элита этого замкнутого мира. Там были в основном интеллигенты, не обладавшие какими-то большими деньгами, но имевшие огромные познания в избранных отраслях искусства и страстно влюбленные в предмет своего собирательства. За счет чего и составляли коллекции – порой феноменальные, мирового уровня.
Эти люди почти все поумирали на моих глазах, некоторые покинули Россию, остались считанные единицы, такие как Илья Глазунов, Михаил Перченко, Валерий Дудаков и некоторые другие. Коллекционеры как небольшое численно, но отборное сообщество неподражаемых личностей, посвятивших жизнь обожанию искусства, почти исчезли, антикварный рынок в замешательстве влачит существование. В наши дни подобный набор человеческих качеств практически не встречается, произошло расслоение: деньги на одном полюсе, знания и страсть на другом. Сегодня, чтобы стать коллекционером, собрать выдающийся комплект произведений искусства, достаточно просто иметь много денег, чтобы нанять комплектатора-эксперта – человека со вкусом и специальными познаниями. Некоторые банкиры и просто богатые люди так и делают, и мы их тоже знаем (впрочем, сообществом, сословием их не назовешь).
Но для того чтобы не просто собрать коллекцию старого искусства, а послужить локомотивом развития нового, мало иметь деньги. Чтобы стать Третьяковым наших дней, чтобы угадать – а лучше сформировать! – художественный мейнстрим будущих дней, надо воспитать в себе великий вкус и понимание. А уж если мы говорим о создании будущего национального русского искусства, то меценат должен, согласитесь, и сам быть глубоко русским человеком. Что-то пока таких у нас маловато.
Эта тема отчасти затрагивалась в первом пункте. И теперь мне хотелось бы сказать, что воспитание русского духа (в чем самым серьезным образом должна быть задействована вся наша будущая элита – как со стороны заказчика культуры, так и со стороны ее творца) начинается с младых ногтей. Понятно, что ни к будущим меценатам, ни к будущим художникам не приставишь к каждому свою Арину Родионовну с русскими сказками, песнями и былинами. Но эту роль обязана принять на себя школа, в которой к числу наиболее важных дисциплин должны быть причислены пение и рисование, ибо именно на них держится национальная традиция, они закладывают национальную матрицу в душу ребенка. Или не закладывают – у нас сегодня, увы.
Посещая ныне Русский музей – эту величайшую сокровищницу русского искусства, транслирующую русский дух в поколения наших людей, – нельзя не вспомнить, что его основу заложил Александр III, чьим учителем рисования был замечательный русский пейзажист, внук писателя Радищева, великий педагог Алексей Боголюбов. Именно правильное эстетическое воспитание заставило впоследствии царя соперничать с Третьяковым, перебивая у московского купца картины талантливых русских художников.
Не всякий окончивший школу станет коллекционером, меценатом или художником, но каждый должен получить такую возможность, воспитавшись на народной русской традиции в музыке и изобразительном искусстве. Это должно быть основой, базой, матрицей. Впоследствии, поступив, скажем, в Художественную академию или иной вуз, студент познакомится с высшими достижениями мирового искусства, научится понимать и ценить специфику других национальных искусств, еще более разовьет свой вкус. Но матрица – матрица должна быть своя, родная, русская!
Следует также понимать: государство не всемогуще, но его возможности многократно возрастут, если оно обопрется на общественные организации, на энтузиастов культуры, какими были в свое время ВООПИК или общество «Знание». В них надо вдохнуть новую жизнь, и пусть культура пойдет к людям, если люди не очень-то пока к ней тянутся сами, задавленные бытом, элементарным выживанием.
Огромную роль в национальном культурном воспитании играло в свое время и должно еще сыграть не только телевидение, но и радио, на котором должны целенаправленно работать программы пропаганды русской музыкальной традиции.
Наконец, совершенно необходимо развязать руки частной инициативе. Нам экстренно нужно законодательство о меценатстве, которое позволит богатым людям жертвовать значительные средства с выгодой для себя – почему нет? – на пополнение государственных музеев, на создание частных коллекций, на воспитание и образование новых поколений художников и т.д.
И еще. Сегодня, когда переполненный антиквариатом Запад трясет один экономический кризис за другим, вытрясая на продажу из частных и государственных запасников настоящие художественные шедевры по демпинговым ценам, богатеющая Россия должна покупать, покупать и покупать, вкладывать в культурные ценности каждую лишнюю копейку, как это делали цари. Ибо ничем себя так не прославит власть в веках, как подобными приобретениями. Между тем сегодня ни музеи сами по себе не располагают у нас такими возможностями, ни наше Министерство культуры не проводит активной закупочной политики за рубежом. А зря…
Оппозиция 5. Эстетизм и масскульт. Я – прожженный, заядлый эстет и горжусь этим. Меня тошнит от любого проявления массовой культуры, я ее непримиримый враг. Как личную величайшую трагедию я вспоминаю 1960-е годы, когда на нашу страну обрушилось нашествие всевозможных «битлов» (так я обобщенно именую адептов масскульта). Обрушилось во всех сферах изящного – в музыке, в градостроительстве, в изобразительном и прикладном искусствах, в моде.
